Льюис повертел предмет в руке.

– Из чего сделано? – спросил он, явно заинтересованный.

Я покачал головой:

– Не знаю ни что это, ни из чего сделано. Я его просто нашел.

– Никогда ничего подобного не видел. – Тут Люьис разглядел углубление, и я понял: он у меня на крючке. – А давай-ка я заберу его в лабораторию. Посмотрим, что можно узнать.

Я-то понял, куда он метит. Если речь идет о новом изобретении… Да мне без разницы. Вряд ли он так уж много накопает.

Мы выпили еще по паре пива, и я пошел домой. Отыскал старые очки и положил их на кружок на столешнице.

Когда пришла Хелен, я слушал новости. Как хорошо, сказала она, что я провел вечер с Льюисом; мне нужно постараться и узнать его получше, а когда я узнаю его получше, он мне и понравится. Дескать, коли они с Марж такие хорошие подруги, то вовсе не дело, что мы с Льюисом не соответствуем.

– Может, и понравится, – согласился я.

На том разговор и кончился.

На следующее утро Льюис позвонил мне на работу.

– Где ты взял эту штуку?

– Нашел.

– Хоть примерно представляешь, что оно такое?

– Совершенно не представляю, – беззаботно ответил я. – Потому и принес тебе.

– Оно работает на какой-то энергии и предназначено для измерений. Углубление в грани, по-видимому, шкала. Свечение используется в качестве индикатора. Так или иначе, светящаяся полоска все время меняется. Не очень сильно, но вполне заметно.

– Осталось только выяснить, что именно оно измеряет.

– Джо, ты не знаешь, где можно раздобыть другие такие?

– Не знаю.

– Тут такое дело, – сказал он. – Мы хотим разобрать эту штуку, чтобы понять, как она работает, но у нас никак не получается. Наверное, можно ее просто взломать, но мы боимся. Вдруг испортим. Или она взорвется. Будь у нас другая в запасе…

– Извини, Льюис, я не знаю, где взять другую.

На том он и отстал.

На обратном пути я думал о Льюисе и посмеивался про себя. Теперь-то он завяз накрепко. Спать не будет, пока не разберется с кубиком. На недельку-другую я от него точно избавился.

Я вошел в кабинет. Очки по-прежнему лежали на столе, вот только стекла почему-то приобрели розоватый оттенок. Взяв их в руки, я понял, что их заменили другими, такими же, как в треугольных очках, которые я нашел вчера.

Именно тут в дверях появилась Хелен. Она и заговорить не успела, а я сразу понял: она меня дожидалась.

– Джо Адамс! Что ты затеял?

– И в мыслях не было, – сказал я.

– Марж говорит, Льюис из-за тебя сам не свой.

– Для него это не редкость.

– Что-то происходит, – не сдавалась Хелен, – и я хочу быть в курсе.

Да, приперли меня к стенке.

– Я совершил обмен.

– Обмен? После того, что я рассказала про Билла?

– Тут совсем другое дело!

– Обмен всегда обмен, – отрезала Хелен.

Билл как раз вошел в прихожую с улицы, однако, услыхав слово «обмен», подался обратно. Я заорал, чтобы он вернулся.

– Мне нужно, чтобы вы оба сели и выслушали, – заявил я. – А вот когда я закончу, тогда пожалуйста – и вопросы, и предложения, хоть до посинения!

И мы, все трое, уселись и устроили семейный совет.

Хелен не сразу поверила моей истории, но я показал кружок на столе, и треугольные очки, и те очки, в которых заменили стекла на розовые. Теперь она готова была признать, что происходит нечто непонятное. И все равно здорово на меня взъелась – за метки вокруг ножек стола.

Авторучку, она же удилище, я не показал ни ей, ни Биллу. Побоялся. Махни только такой удочкой – и неизвестно чего ждать.

Билл, конечно, разволновался. Речь шла про обмен – его территория!

Я велел обоим держать язык за зубами. Билл-то не проболтался бы, он помешан на всяких тайнах и секретных кодах. А вот Хелен запросто с утра пораньше возьмет с Марж клятву молчать и все ей выложит. И помешать этому я не в силах.

Билл захотел примерить очки с розовыми стеклами, посмотреть, отличаются ли они от обычных, но я не позволил. Собрался сам их надеть, да, по правде говоря, струсил.

Когда Хелен пошла готовить ужин, мы с Биллом провели совещание. Для десятилетнего мальчишки голова у него отличная. Мы с ним согласились, что нужно разработать правильную схему, ведь, как заметил Билл, сделки вслепую – бизнес ненадежный. Нужен способ сообщить, что хочешь в обмен. Однако для достижения взаимопонимания с нашим неведомым партнером следовало еще придумать какую-то систему общения. А как прикажете общаться с тем, о ком только то и знаешь, что у него, возможно, три глаза?

И тут Билл выдал отличную мысль. Нам необходим, заявил он, каталог. Если ты намерен совершить с кем-то обмен, то, по логике, первым делом нужно сообщить, что у тебя есть для обмена.

В таких обстоятельствах, как у нас, каталог должен быть с картинками. И даже такой может оказаться бесполезным: откуда нам знать, что наш партнер на той стороне способен понимать картинки? Возможно, он никогда не видел картинок. Или он видит иначе – не в физическом плане, хотя и такое возможно, – но с другой точки зрения, и понятия у него совершенно иные.

Однако больше ничего нам не оставалось, и мы стали обдумывать каталог. Билл предложил нарисовать, но художники из нас никакие. Я предложил вырезать картинки из журналов. Тоже мимо, потому что рекламные картинки в журналах не столько точные, сколько красивые, сделаны так, чтобы в глаза бросались.

И тут Билл опять выдал классную идею.

– Помнишь детский словарик с картинками, который подарила тетя Этель? Почему бы его не передать? Там картинок полно, а слов мало. И хорошо, слова их только запутают.

Мы пошли к Биллу в комнату и стали рыться в его свалке в поисках словарика. Наткнувшись на старенький букварь, который он читал совсем малышом, мы решили, что это даже лучше. Картинки там хорошие, четкие, а текста почти нет. Ну, знаете такие книжки: – А – арбуз, Б – барабан…

Мы унесли букварь в кабинет, положили на стол, серединой на кружок, и пошли ужинать.

К утру книга исчезла, и это было немножко странно. До сих пор все предметы исчезали со стола ближе к вечеру.

На следующий день вскоре после полудня мне позвонил Льюис.

– Приеду поговорить. Найдется поблизости бар, где можно посидеть без лишних ушей?

Через квартал от меня как раз есть бар, и мы договорились там с ним встретиться.

Я доделал кое-какие дела и ушел с работы, прикинув, что успею перехватить стаканчик, пока дожидаюсь Льюиса.

Не знаю, как ему удалось, но он меня опередил и уже сидел в дальней кабинке. Видать, несся, нарушая все правила дорожного движения.

Льюис уже заказал нам выпивку и весь аж сгорбился – изображал заговорщика.

– Марж мне рассказала! – выпалил он.

– Я так и думал.

– Это же золотые горы, Джо!

– Я того же мнения. И потому согласен дать тебе десять процентов…

– Послушай, – закудахтал он, – так дела не делают! Меньше чем за пятьдесят процентов я и пальцем не шевельну.

– Я вообще тебя беру только потому, что мы соседи. В технических делах я ни черта не смыслю. У меня есть вещица, с которой я никак не разберусь, и мне нужна помощь, но я ведь могу обратиться к кому угодно.

Пропустив по три стаканчика, мы договорились: тридцать пять процентов ему, шестьдесят пять мне.

– С этим разобрались, – сказал я. – Теперь выкладывай, что ты выяснил.

– Выяснил?

– Кубик, который я тебе дал. Если бы ты ничего не узнал, ты бы сюда не пришел и не ждал бы меня, заготовив выпивку.

– Ну в общем-то…

– Минуточку, – прервал я. – Нужно внести в контракт: любая неспособность произвести полный и окончательный анализ…

– Какой еще контракт?

– Мы подпишем контракт, и за его нарушение каждый из нас сможет затаскать другого по судам.

Не дело, черт побери, начинать эдаким манером совместное предприятие, однако с таким скользким хорьком, как Льюис, иначе нельзя.

И тогда он рассказал, что выяснил.

– Это измеритель эмоций. Название, конечно, корявое, но лучше я не придумал.