Это ничуть не огорчило ее, и она ласково сказала:

— Стасик, не можешь ли ты выписать мне чек на тридцать рублей... Такие хорошенькие туфельки... Это ведь совсем не дорого, и у нас останется еще двести семьдесят рублей.

Конечно, муж не смог отказать ей и выписал чек на фамилию Дыроколова.

Ниночка пришла в сберкассу. Контролерша попросила у нее паспорт и сказала:

— Извините, но на счете всего пятьдесят копеек.

— Вы ошиблись, — дрожащим голосом сказала Ниночка, — там триста рублей. Я знаю, я его жена.

— Ах, милая, — сочувственно сказала контролерша. — Мы, жены, всегда узнаем последними.

Второе объяснение Ниночки с Дыроколовым было трудным.

— Боже мой, — рыдала Ниночка, — неужели ты обманываешь меня и потратил все деньги на... на женщин?

— Не плачь, — утешал Дыроколов, — я люблю тебя одну. Я все объясню... Но ты не понимаешь, как отвратительно чувствовать себя миллионером.

Утром в субботу я проснулся, услышав, как возится Катя на кухне. Почему-то она любила мыть полы по субботам. Женская логика! Я бы на ее месте занялся таким делом в будний день вечером, после работы. Известно, что физический труд — лучший вид отдыха после умственной нагрузки.

Я оделся и вышел на кухню.

— Ты уже встал, — сказала Катя без всякого энтузиазма. — Хочешь есть?

«Смешно, — подумал я, — разве люди пробуждаются для того, чтобы есть? Мы ведь не животные. Вернее, мы тоже животные, но все-таки...»

— Нет, — гордо ответил я, — не хочу.

— Тогда умойся и пойди погуляй, — посоветовала Катя. —Тебе необходимо двигаться. Ты толстеешь.

Удивительно наблюдательны наши жены. От их бдительного взгляда не ускользнет, если человек набрал за неделю какие-нибудь полтора килограмма.

Вступать в дискуссию я не стал, умылся и вышел на улицу.

Терпеть не могу гулять просто так. Нужна цель. Она нашлась. Я увидел очередь у газетного киоска. Это обрадовало меня. Действительно, мы самая читающая страна в мире.

Очередь ждала, когда привезут газеты. Молчаливая, культурная очередь. Здесь были старушки, парни в расклешенных брюках, девушки в юбках различной длины, женщины, как писали раньше, цветущего возраста. Между представителями разных поколений не наблюдалось конфликта.

— Вы последний? — спросил я у мужчины в нейлоновом ватнике.

— Я — крайний, — резко ответил он. — Последним человеком себя не считаю.

— Извиняюсь, — почему-то сказал я, прекрасно зная, что нужно говорить «извините».

Очередь ждала. Ждал и киоскер, мужчина с седым бобриком волос и университетским значком в лацкане пиджака.

Подъехала маленькая машина с надписью на кузове «Связь». Женщина, сидевшая рядом с шофером, вышла из машины и начала передавать киоскеру пачки газет. Киоскер принимал их. Машина уехала. Киоскер стал неторопливо пересчитывать газеты, будто это были крупные денежные купюры.

Началась продажа газет. Очередь пришла в движение. Каждый брал то, что ему требовалось. Наибольшим спросом пользовался «Спорт». Мне он тоже был нужен, не для себя, а для нашего Витьки, который в это время мирно спал, зная, что я самоотверженно выполню отцовский долг.

Когда передо мной осталось человек пять, к киоску подошел какой-то парень, ростом метр восемьдесят, не меньше, и с волевым затылком.

Легко и небрежно отодвинув всех стоявших в очереди, он бросил на прилавок пятак и сказал:

— «Спорт».

Старушки зашуршали, маленький человек осуждающе посмотрел на парня с волевым затылком, но промолчал.

Во мне пробудилось гражданское сознание.

— Черт знает что такое! — закричал я неожиданно тонким и противным голосом.

Парень с волевым затылком повернулся ко мне, и я увидел перебитый нос и чистые детские глаза.

— Не шумите, папаша, — сказал он.

Я обиделся на слово «папаша» и поглупел.

— Хамство! — закричал я еще громче. — Хамство!

Он снисходительно посмотрел на меня сверху вниз, плюнул и ушел.

— Не волнуйтесь, — успокаивала меня самая древняя из старушек. — Берегите сердце, пожалуйста, займите мою очередь.

— Спасибо, — сказал я, продолжая стоять на прежнем месте, и еще глупее обиделся, подумав: «Дожил, вот уже и старушки уступают мне очередь».

К счастью, мне достался и «Спорт», и «Молодежная газета», которую любит читать Катя.

Домой я вернулся в отвратительном настроении.

Катя и Витька сидели за столом и ждали меня. Собственно, ждала только Катя, а Витька жизнерадостно уплетал омлет.

— Принес? — спросил он с набитым ртом.

— На! — кинул я газету. — В следующий раз отправляйся сам.

— Толик, что с тобой? — тревожно спросила Катя.

Я рассказал о случившемся. Катя огорчилась, а Витька сказал:

— Нормально! Какой-нибудь шоферюга. Начальничек кемарит в машине, а этот хлопочет.

После завтрака Витька сразу же исчез. Мы с Катей остались вдвоем.

Поразительная сила воли у моей жены. Сначала она вымыла посуду, а потом стала читать свою любимую газету.

Скверное состояние духа не покидало меня. Катя, казалось, не замечала ничего.

— Послушай, Толик, — вдруг сказала она. — Вот здесь пишут: «Мужчина не должен подавать руку женщине первым, а ждать, когда это сделает она... Умейте выслушать своего собеседника, не перебивая его... Случайно наступив кому-нибудь на ногу, скажите: «Виноват» или «Извините».

— Что это? — удивился я.

— Новая рубрика «Правила хорошего тона».

— Странно, — сказал я. — По-моему, то, о чем здесь пишется, знали уже в каменном веке.

— Ты думаешь? — спросила Катя. — Но ведь каменный век был так давно... Люди могли забыть... Вспомни этого парня у киоска.

— Ну, этому ничего не поможет.

— Нехорошо, — покачала головой Катя, — нельзя быть таким пессимистом.

Вечером мы сидели у телевизора. В пятый раз показывали какой-то новый детектив.

В середине фильма появился Витька.

— Братья и сестры, — сказал он, — чем это вы занимаетесь?

— Не мешай, — попросила Катя, — сейчас он вынет пистолет и выстрелит.

Витька не обратил внимания на ее слова и переключил телевизор на другой канал.

— Что ты делаешь? — рассердился я.

— Не бушуй, папуля, — миролюбиво сказал Витька. — В эту минуту все просвещенное человечество смотрит «Круглый стол».

Я взглянул на экран телевизора и увидел, что за круглым столом сидели какие-то молодые люди, а в центре — хорошо причесанная дама-диктор.

— А сейчас мы попросим вас, Сережа, — сказала дама-диктор, обращаясь к одному из участников круглого стола. Его дали крупным планом, и я увидел, что это был тот самый парень с волевым затылком.

— В общем, так, — неуверенно начал парень. — Я считаю, мы все считаем, вся наша команда... Хотя современный хоккей построен на силовых приемах... Вежливость в этом виде спорта нужна, как везде... — Он посмотрел на круглый стол, как будто на нем было что-то написано, и закончил: — Вежливость... И, я бы даже сказал, рыцарство.

— Рыцарь! — вскочил я. — А лезть через головы старушечьего пола — это тоже вежливость?

— Ты чего? — спросил Витька, не отрываясь от экрана.

— Так это же он! — закричал я. — Тот самый, который сегодня втерся без очереди.

— Ну и подумаешь, — сказал Витька. — Вы могли подождать, а ему некогда.

— Некогда! — изумился я. — Рыцарь!.. Вежливость. .. Он чуть не плюнул мне на голову.

— Это он случайно, — разъяснил мне спортивно образованный сын. — Понимаешь, у него такая привычка — сплевывать на лед во время игры, чтобы стабилизировать дыхание. Очень интересная манера, об этом даже в зарубежных газетах пишут.

— Плевал я на эти зарубежные!.. — разозлился я. — Там, говорят, еще не такое пишут.

— Ну-ну, папахен, ты полегче! — осадил меня Витька. — Я не про клеветников, а про демократические.

— Людей толкает, людям плюет на головы, а с экрана болтает о вежливости!.. Хорошо, что я отбрил его.

— Ты?! — вытаращил глаза Витька. — Что ты ему брякнул?