Я говорил: какая же логика может быть в том, что в прошлом, в колониальную эпоху, совершались несправедливости, когда негров превращали в рабов, заковывая их в кандалы, заставляя их работать по 15 часов в день и продавая их, как скот? Та же несправедливость совершается сегодня, в обществе, которое, в отличие от прошлых времен, когда негров приравнивали к скоту или заставляли работать в нечеловеческих условиях, называет себя свободным и в то же время лишает их возможности работать. Я говорил об этом потому, что считаю такую ситуацию абсолютно абсурдной в обществе, называющем себя демократическим, справедливым и свободным. Потому что из всех форм дискриминации наиболее жестокой является та, когда человеку отказывают в праве честно обеспечивать свою жизнь собственным трудом.

К чему же их вынуждают — к воровству? Толкают их на то, чтобы они грабили других, для того чтобы выжить, или просто умирали от голода?»

Фидель говорит о том, как ему представляется будущее:

«Когда черные и белые кубинцы будут получать одинаковое образование, когда они будут вместе учиться и вместе играть, вместе проводить досуг, тогда они приучатся работать вместе и жить здесь, как братья. А именно так мы и должны жить.

Я приведу вам собственный пример. Я белый или почти белый, как и любой кубинец испанской крови, хотя я вовсе не считаю себя носителем „чистой расы“. Но, будучи белым, я не чувствую никаких преимуществ перед неграми. Меня нисколько не оскорбляет, если я сижу рядом с черными товарищами. Почему? Быть может, из-за моего чувства справедливости, из-за того, что я имел редкостную возможность понять подлинную суть этой несправедливости и абсолютную абсурдность всяких расовых предрассудков. Ибо я помню — я это никогда не изгладится из моеи памяти — самые трудные моменты в нашей жизни.

Я помню о нашем путешествии на „Гранме“, о том, как мы шли на этой яхте, готовые быть поглощенными морскими волнами, шли под единым знаменем, с одной идеей все вместе — белые и черные. Я вспоминаю о Местре, нашем товарище, во время штурма Монкады погибшем в боях за революцию. Я вспоминаю Альмейду, моего товарища, помощника, одного из лучших капитанов Повстанческой армии. Я помню те дни, когда нас было всего 12, изголодавшихся, преследуемых, загнанных, когда никто не думал, да и не мог подумать, какого цвета кожа была у того или иного из нас. И если бы те, кто сегодня находится в плену предрассудков, пережили вместе с нами те времена, то они давно бы отказались от своих глупых предубеждении. Мы видели, что этот товарищ верен нашим идеям, что он храбр, что он всегда рядом, что он готов помочь и, будучи настоящим товарищем, готов отдать жизнь за наше дело».

Фидель вспоминает один из эпизодов партизанской войны — атаку казармы Уверо:

«Когда же мы подошли к Уверо и заняли позиции, мы вдруг увидели, что ситуация прямо противоположна той, которую нам описывали. Однако теперь уже, когда мы полукольцом окружили казарму, было невозможно отдать приказ об отмене намеченного плана действий или об отступлении. Надо было захватить казарму любой ценой. И я помню, что в этот трудный момент я вызвал Хуана Альмейду, который был командиром одного из взводов, и сказал ему: „Смотри, сейчас здесь решается все. Эту казарму мы должны взять, чего бы нам это ни стоило. Наступай со своим взводом, продвигайся, насколько это возможно, а когда мы откроем огонь, иди в открытую атаку на казарму. Мы должны взять ее во что бы то ни стало“. И этот человек, этот негр, Хуан Альмейда в решающий момент боя во имя революции, во имя родины прорвался со своим взводом сквозь оборону врага, потерял несколько человек убитыми, был ранен, но продолжал наступать. И эти его действия принесли победу, которая в то время имела исключительно важное значение, потому что начиная с этой победы у нас уже было не 60 винтовок, а 100 с лишним, у нас уже было оружие для новых бойцов и боеприпасы к нему, захваченные в казарме. И как же я могу смириться с расовыми предрассудками, если я неоднократно был свидетелем подобных геройских поступков негров, если я уже давно привык судить людей по их заслугам, а не по цвету кожи, ибо критерием оценки человека должны быть его личные качества, его заслуги, его героизм, его благородство, но уж никак не цвет кожи!»

Расовые предрассудки были столь глубоко укоренены в сознании определенных кругов буржуазии, что вскоре после этого выступления Фиделя владелец и главный редактор журнала «Боэмия» Мигель Анхель Кеведо, который до тех пор лицемерно выступал в защиту революционных принципов, решил высказать лично Фиделю свое несогласие с его взглядами на равноправие негров и белых:

— Дело не в том, что будет плохо, если покончат с расовой дискриминацией. Дело в том ущербе, который может быть нанесен революции твоими высказываниями. Большое количество кубинцев, которые до сих пор скрепя сердце соглашались с аграрной реформой, с городской реформой, никогда не согласятся с тобой в вопросе о равенстве рас.

Фидель затронул вопрос о еще одной несправедливости — о той монополии, которую установила католическая церковь на захоронение умерших на центральном гаванском кладбище имени Колумба.

В ответ на вопрос, касающийся этой темы, Фидель говорит:

«Я не могу детально ответить вам, потому что не знаю материальной стороны этого дела, стоимость захоронепия и т. д. Об этом у меня нет данных. Но будьте уверены в том, что, где бы ни совершались несправедливости, революция покончит с ними. Так что не беспокойтесь: каждый человек имеет полное право рассчитывать на кусок земли, куда положат его тело после смерти.

Ведь это уже переходит всякие границы! Дельцы дошли до того, что делают бизнес на четырех квадратных метрах земли, необходимых любому человеку после смерти. Это еще раз доказывает, была ли необходима на Кубе революция».

Нет необходимости говорить, что впоследствии революция уничтожила эту частную монополию и, кроме того, приняла закон о бесплатных похоронах и погребении на всей территории республики.

На той же пресс-конференции Фидель впервые коснулся вопроса о необходимости строительства на Кубе небольших искусственных водохранилищ, которые теперь мы называем микроплотинами.

Глава XI

ФИДЕЛЬ В ЦЕНТРАЛЬНОМ УНИВЕРСИТЕТЕ И В СЬЕНАГА-ДЕ-САПАТА

Победившая революция открывает путь для прогресса страны. Более чем четырехсотлетняя безжалостная эксплуатация природных ресурсов страны привела их на грань уничтожения. Народ бессильно взирал на уничтожение наших лесных богатств, начавшееся еще в годы колониальной зависимости и не сопровождавшееся никакими работами по восстановлению лесов. Это безрассудство привело к эрозии полей, из-за чего были утрачены самые плодородные земли. Вместе с продвижением топора, вырубавшего старые прекрасные леса, изменялся в худшую сторону климат острова.

С другой стороны, полезные ископаемые безжалостно разграблялись иностранными компаниями с разрешения антинародных правительств, равнодушно отдававших в их руки залежи никеля в Майари, кобальта в Моа, вольфрама на острове Пинос, меди в Пинар-дель-Рио. Причем страна, владевшая этими богатствами, не получала от их добычи никаких благ, в то время как население увеличивалось каждые 10 лет на миллион человек.

Полуфеодальная и латифундистская система землепользования в ее самых отсталых формах породила не только безземельное крестьянство, но и режим безжалостной эксплуатации. Система использования сезонных рабочих только в период сафры и выселение крестьян с земли вели к увеличению армии безработных в крупных городах и поселках. По мере того как «пожирание земель» распространялось по всей стране, крестьяне из плодородных долин вынуждены были уходить на болотистые земли Сапаты или Морана, в горные районы Сьерра-Маэстры или Эскамбрая, где позже часть из них присоединилась к бойцам Повстанческой армии.

Фидель Кастро, хорошо знакомый с эксплуатацией и нищетой, навязанной народу Кубы, начинает добиваться, чтобы революция протянула руку помощи крестьянам болотистых и горных районов, которые принадлежали к самым бедным слоям населения. Поэтому закон № 3, принятый партизанским командованием в Сьерра-Маэстре, передавал крестьянам-арендаторам, имевшим не более двух кабальерий, право на владение этой землей. Первый крупный план победившей революции по преобразованию природы Кубы был направлен на то, чтобы улучшить условия жизни тысяч крестьян-бедняков, которые жили на болотистых землях Сапаты.