Когда я услышала крик Ниам из каменного пруда позади себя, должна признать к своему стыду, что я была в замешательстве.

Я, конечно, вернулась и спасла моего ребенка. Я успокоила ее на счет ожога медузы и отнесла назад в гостиницу, искупала в соленой воде, вытерла и закутала. Но в безумном ритме мое сознание искало способа снова взглянуть на Майкла. В течение нескольких оставшихся до конца отпуска дней я была раздражительна, ко я знаю, что Джеймса успокаивало то, что моя глубинная грусть, как он видел, растаяла.

Море забрало одну мечту и унесло ее, посылая мне взамен другую, более знакомую. В течение последующих недель я мечтала о Майкле. О том, что могло бы случиться, если бы мы встретились. Что мы могли бы сказать друг другу. Как наши взгляды искали бы в лицах друг друга открытых воспоминаний, как в наших глазах заново родилась бы любовь. Как мы могли бы прикоснуться к щекам друг друга на прощание.

Мы всегда расставались.

Майкл по-прежнему был для меня всем. Я пылаю страстью к нему, даже будучи старой каргой. Джеймс был моим мужем; я ненавидела его за это, часто делала подлости, чтобы отомстить ему. Но прошло двенадцать лет, и ребенок соединил нас. Против моей воли время и природа привязали меня к Джеймсу, вопреки тому, чего я желала, что я чувствовала. Хотя мне часто хотелось сбежать, я знала, что никогда не смогу этого сделать.

Жена. Мать. Эти слова впечатались мне в душу.

Много лет спустя, когда Ниам уехала в колледж, я поняла, что второй ребенок не был спасением. Я радовалась бы вдвойне, но и боль расставания была бы вдвое сильнее.

Я была хорошей матерью, но я не была беззаветной. Да, я отдавала, но, хотя я никогда не просила, мне всегда хотелось получить что-то в ответ. Я жаждала моментов уверенности, которую дает любовь ребенка, и я всегда была готова к восхищению со стороны Ниам и всегда была разочарована, когда она этого не проявляла.

Сейчас я понимаю, что мне было предначертано иметь не больше одного ребенка. Сейчас я это знаю. Я думаю, что мое желание родить еще одного ребенка было обыкновенной жадностью до простой радости, которую я испытала с Джеймсом, когда на свет появилась Ниам.

Радость никогда не доставалась мне естественным путем, я всегда вцеплялась в нее настолько сильно, что ломала ее. Я изучала ее, пока не обнаруживала изъян; или пыталась получить больше, чем мне могли дать. Радость всегда слишком быстро оборачивалась для меня разочарованием. Я обнаружила, что, когда была счастлива, я задерживала дыхание и ждала, когда радость покинет меня.

Всю свою жизнь я ждала радости, которая захватит меня всю целиком, как это было, когда я встретила Майкла.

Единственное место, в котором я не удосужилась поискать радости, было моей душой.

Все пошло наперекосяк в четверг вечером, когда Анжело позвонил Дэну и спросил, не хочет ли он, чтобы за нами прислали водителя.

Дэн пришел в ярость. Он подумал, будто Анжело считает, что у нас нет машины. Я попыталась объяснить, что, когда ты так невероятно богат, как Орландо, ты нанимаешь водителя на полный рабочий день и мы бы только оказали им услугу, если бы заняли водителя. Я уверяла Дэна, что сама часто пользовалась услугами водителя, когда работала, и что в этом нет ничего обидного. Разумеется, Анжело не собирался никого оскорблять, а просто старался быть полезным.

Дэна это не подкупило. Я действительно не знала, что делать с этим внезапным выбросом тестостерона, но я тут же поняла, что поступила неправильно, защищая Анжело. Остаток дня Дэн провел, намывая и полируя машину, и я подслушала, как Джерри подговаривал его одолжить винтажный «харлей дэвидсон» у одного из их общих знакомых-байкеров. Этот план, к счастью, провалился на стадии задумки.

Дорога была напряженной. Несмотря на то что по общим меркам дом Орланди в Ирвингтоне впечатлял, он был уютным. Менее величественный, чем особняк на ферме в Калифорнии, по сравнению с которым и Хианнис-Порт[5] выглядел, как сарай. Мне было легче оттого, что это будут «выходные в кругу друзей», только мы и они, потому что я действительно хотела, чтобы они познакомились с Дэном.

— Так кто он, этот парень? Итальянец?

— Его родители итальянцы.

— Отлично — богатый итальянец. Он что, из мафии?

— Нет, он один из наиболее успешных производителей продуктов органического происхождения…

— Если эти люди — такие хороши друзья, как так вышло, что они не смогли быть на свадьбе?

Дэн ясно давал понять, что ему не хочется ехать, и его отношение начинало меня раздражать. Орланди фантастически гостеприимны. Любой захотел бы поехать и провести с ними выходные.

— Они невероятно занятые люди.

— Мы, черт побери, тоже!

— Я имею в виду важные…

Как только я это сказала, я поняла, что делать этого не стоило.

— Так мы, что ли, не важны?

— Это не то, что я имела и виду.

— Наша свадьба была недостаточно важным событием для этих важных, невероятно занятых людей?

С одной стороны, мне хотелось разбить что-нибудь Дэну об голову. Но с другой — я думала: «Ух ты! Мы ссоримся, совсем как нормальная пара».

Это было неприятно, но это уже был прогресс. Как будто мы были достаточно уверены друг в друге, чтобы спорить.

— Они, по крайней мере, не стали бы кормить нас замороженными собачьими ребрами.

О Господи. Я знала, что зашла слишком далеко. Лицо Дэна застыло, а руки сжали руль. Я немедленно извинилась.

— Извини, Дэн. Это было чересчур.

Он помедлил, прежде чем ответить. Я только что смешала его с грязью, и он думал, что теперь делать.

— То другое дело, Тресса. То семья. А эти люди чужие.

— Джэн и Анжело — мои очень близкие друзья…

— Ты повторяешься.

Я хотела сказать Дэну, что никто на земле не был мне более чужим, чем его родные, и что Орланди были более близкими мне людьми — образованными, стильными, эрудированными — чем любой из твердолобых уродов-байкеров, которым он меня представлял.

Но я подумала, что лучше оставить эту мысль при себе. У нас впереди были целые выходные, и я могла отложить ее до следующей ссоры.

Для собственного успокоения я попыталась поставить себя на место Дэна и решила, что он просто чувствовал себя неуверенно. Эти люди были богаты, они меня знали и считали меня леди. Его это, должно быть, пугало, и поэтому он вел себя ревниво и агрессивно.

Чего Дэн не знал, так это того, что у меня с Анжело была интрижка еще до Джэн и до того, как они поженились. На своей первой работе я была ассистенткой Джэн. Хотя она была всего на пять лет старше меня, она была редактором раздела кулинарии, и я ею восхищалась. Думаю, я была слегка помешана на ней. Когда после пяти лет, проведенных вместе, они с Анжело расстались, она не выглядела особенно расстроенной. Она сказала: «Романы с однокурсниками редко бывают серьезными — мы оба изменились». Казалось, что она вышвырнула его так же легко, как ты сбрасываешь подростковую джинсовую куртку, которая тебе по-прежнему нравится, но ты знаешь, что уже выросла из таких вещей.

Хотя я встречала Анжело только с Джэн, расстановка сил на арене Нью-Йоркской кулинарной индустрии была такова, что мне потребовалось всего несколько недель, чтобы пристать к бывшему своей начальницы на открытии нового бара. С моей стороны выглядело вежливым выпить с ним.

Между нами моментально проскочила искра. Как будто только наше знакомство с Джэн служило препятствием всегда существовавшей связи. Мы смеялись над одним и тем же, нам нравились одни и те же рестораны, кухня, люди. Мы переспали в тот же вечер, и секс был спонтанным, легким и ярким одновременно.

Инстинкт побуждал меня тут же, на следующий же день все рассказать Джэн. Она, должно быть, удивилась бы, но я убедила себя в том, что она быстро пережила бы это, осознав, насколько мы с Анжело подходим друг другу. Я представляла себе, как спустя годы мы, по-прежнему оставаясь друзьями, оглядывались бы назад и смеялись над этой ситуацией.