Возвратившись в Вязы, он залез на сеновал, но сна точно не бывало, он лежал бодрствуя, как и ночью в лодке. Под ним шуршало сено. На дворе слышался голос Марии. Говорила ли она с Эйдисом, с курами или сама с собой, было не ясно. Звуки доходили приглушенно и, в общем, не мешали. Перед закрытыми глазами немо качались колокольчики донок… Желтым клубком по зеленой траве катился щенок… Дым вился кверху, вился и рассеивался…
Его разбудила Мария, крикнув снизу, что к нему пришел гость. Рудольф вскочил, не представляя себе, долго ли он спал, но чувствуя себя бодрым и отдохнувшим. «Сейчас иду!» — отозвался он и стал быстро одеваться. Сквозь люк глядело ленивое бледное послеобеденное солнце. На сеновале было душно, как в бане. Одевшись, Рудольф посмотрел вниз, — задрав короткий нос, на него глядел Марис.
— Ты?
— Я! — радостно откликнулся мальчик. — Ты всегда там спишь? — полюбопытствовал он.
— Всегда.
— И зимой?
— Зимой нет, — ответил Рудольф, спускаясь по лестнице, — Не то в один прекрасный день я превратился бы в сосульку.
Во дворе не было ни ветерка, стоячий воздух тяжело и глухо, точно колпаком, накрыл землю. Марис был в одной майке и пестрых плавках.
— Смотри-ка, у тебя модные трусики, — сказал Рудольф, — цветастая ткань у мужчин как раз входит в моду.
— Это Зайгины трусы, — откровенно признался Марис. — Они малы ей. Рудольф!
— Да?
— Я принес тебе подарок.
— Да ну! — На сей раз привязчивое восклицание вырвалось у Рудольфа.
Мальчик кивнул, его глаза блестели от радости.
— Подожди, сейчас притащу, — весело крикнул он, забежал за угол, появился с ржавой консервной банкой, приоткрыл по дороге крышку, с любопытством заглянул вовнутрь, и Рудольф увидел, как лицо мальчика сразу погасло.
— Что там такое?
— Они… они умерли, — мрачно сообщил Марис.
Рудольф взял у него банку. Сперва показалось, что она пустая, но, когда он встряхнул ее, стали видны пять-шесть залипших песком, недвижимых червей.
— Ты, наверное, держал их на солнце, — догадался Рудольф.
— Не знаю, — растерянно сказал Марис. — Я нашел их, когда бабушка копала картошку.
— Червей надо посыпать мокрой землей или положить им кусочек дерна. Тогда они живут долго.
— Да? — проговорил мальчик. — Как же ты теперь будешь ловить рыбу?
— Накопаю новых. Вон там, в крапиве.
— Я помогу тебе, — тут же вызвался мальчуган.
— Надолго тебя ко мне отпустили? — догадался спросить Рудольф.
— Меня? К тебе? — переспросил Марис и, подумав, ответил: — Ну так… средне…
— Мама просила вернуть лодку?
— Лодку? Мама? Нет, не просила… Она завтра поедет в город автобусом. Ты знаешь конфеты «Буратино»? Ну, знаешь?
— Знаю.
— Она мне привезет «Буратино!» — с торжеством объявил мальчик, выжидая, какое впечатление произведет эта новость.
— Жалко, что я из Риги ничего тебе не привез. Но я ведь не знал, что ты есть.
Карие глаза ребенка смотрели на него удивленно, растерянно: чудно просто — Рудольф не знал, что он, Марис, есть на свете.
— Правда? — после короткого молчания недоверчиво переспросил мальчик и коснулся руки Рудольфа.
— Правда, — улыбнулся тот. — Странно, да?
Марис энергично кивнул.
— Это хорошо, что ты надумал прийти, но чем бы нам с тобой заняться? — сказал Рудольф. — Может быть, сходим искупаемся? Ах да, тебе же, дорогой, нельзя!
— Да ну! — беспечно откликнулся Марис.
— Хватит и того, что ты босиком носишься. А ну, покажи-ка ступню!
— Только ты… — как и в прошлый раз, предупредил Марис.
— Да нет, честное пионерское! Все-то ты меня подозреваешь. Давай ногу… Не дергайся ты так! Мне же ничего не видно.
Все повторилось, как в прошлый раз.
— Ой, не щекочи!
— Да я еще ничего не делаю.
— Ай-й-й… Хи-хи-хи!
Заслышав визг, прибежала испуганная Мария.
— Господи, думаю, не беда ли случилась! Не блажи так! Чего ты блажишь?
— Ай! Ай-й-й…
— Ничего, хорошо, на тебе заживает, как на собаке, — сказал Рудольф, отпуская его ногу. Мальчик сразу затих, он даже вспотел от визга и смеха.
Пока Рудольф ходил за висевшим в саду полотенцем и плавками, Мария спросила:
— Как вы живете-то там? Сестричка еще не поправилась?
— Спит и ест.
— Слава богу, — обрадовалась Мария, — раз ест, значит, скоро встанет на ноги. Может, и ты закусить хочешь?
— А что у тебя есть? — деловито осведомился Марис.
— Хлеба дам с медом.
— У тебя есть, мед?
— Пойдем, намажу.
Но уже сделав за Марией несколько шагов, мальчик оглянулся на Рудольфа и вдруг замялся.
— Ну иди! — позвала Мария.
— Знаешь… — с сомнением проговорил Марис и героически отказался: — Не пойду я. Некогда. Я должен… сторожить часы Рудольфа.
— Чего сторожить?
— Ча-сы.
— Господи прости, на что их сторожить?
— А мало что может случиться! — внушительно заметил Марис.
— Вот умная голова! — удивилась Мария.
— Все так говорят. Дядя Залит… и Вия, и Эгил. А бабушка говорит: «Увидим, увидим, что из него вырастет!» — с достоинством отвечал Марис.
— А у тебя, дорогой, нет склонности к хвастовству? — возвращаясь, сказал Рудольф, который часть разговора слышал.
— Что это — склонности?
— …и к расспросам тоже, а?
— Дай я понесу твое полотенце. — Марис ловко переменил тему разговора. Рудольф громко засмеялся; мальчик, видимо, задетый, искоса взглянул на него и сказал: — Думаешь, Зайга не расспрашивает?
— Пока, откровенно говоря, не замечал.
Марис шел рядом молча. Полотенце, которое он нес в руке, опускалось все ниже, пока не стало подметать тропку.
— До того доспрашивается, что мама плачет, — опять заговорил мальчик.
Рудольф уже успел забыть, о чем они спорили, и рассеянно переспросил:
— Кто?
— Ну, Зайга…
На сей раз поспешил переменить тему Рудольф:
— Смотри, Марис, какая большая птица! Ястреб это, по-твоему, или…
— Рудольф…
— А?
— Что такое у-бий-ца?
Рудольф молчал.
— Ну скажи — что это такое?
— Убийца… это человек, который убил кого-то…
Марис оживился.
— А! Тогда я знаю. Эгил — убийца, он зарезал нашу белую курицу.
— Кто такой Эгил?
— Ты не знаешь? — удивился Марис. — Виин жених, ну!
Рудольф решил, что больше расспрашивать не следует, иначе и его могут обвинить в чрезмерном любопытстве, однако мальчик, не дожидаясь вопросов, с откровенностью продолжал:
— Бабушке он не нравится. «Что-о Эгил — ма-аль-чишка, носится с ребятами вокруг школы, как жеребец. Вот рижскому доктору наша бы Вия приглянулась! Не старый еще и…» Чего ты смеешься, Рудольф?
Они пришли, и Марис стянул через голову майку.
— Договоримся так, — сказал Рудольф, — вместе будем купаться… скажем, послезавтра, а сегодня…
— Я посторожу твои часы, ладно? — воскликнул мальчик и нетерпеливо потянулся к «Сигналу».
— Только с условием — ничего не крутить. Договорились?
— Хм, — буркнул Марис несколько разочарованно. — Прицепи мне!
— Дай другую руку. Часы носят на левой. Вот так.
— Идут! — приложив «Сигнал» к уху и послушав немножко, объявил мальчик, как будто раньше он в этом сомневался. — А скоро звонить будут?
— Нет, сейчас не будут, — раздеваясь, ответил Рудольф.
— Рудольф!
— Что?
— Можно посидеть на твоей рубашке?
— Попробуй и узнаешь.
— Видишь — можно! — Марис устроился поудобней. — Рудольф!
— Да?
— Я могу постеречь и твои очки, — великодушно предложил мальчик. — Надень мне!
Пока Рудольф надевал ему очки на короткий нос и заправлял за уши оглобельки, тот все время тихонько хихикал от удовольствия.
— Ну что, я красивый? — поинтересовался Марис, часто мигая.
— Очень.
— Но я ничего не вижу… Ай-й, как чудно! Все кружится. Ты тоже в них ничего не видишь?
— Как раз наоборот, вижу гораздо лучше.
— Ну да! — искренне удивился Марис и пожаловался: — Вия мне никогда не дает примерить…