Он почувствовал, как стало покалывать в затылке. Положение было уязвимым. Придется торчать на открытом месте черт знает сколько. Они не разработали плана на тот случай, если один из них попадет в беду. Он провел в банке минут десять, не больше. Что же могло стрястись? Значит, возникла какая–то проблема. А он стоит здесь даже без пистолета. В банк с пистолетом не пойдешь.

Вдруг он увидел вынырнувшую из–за угла свою машину и почувствовал, как расслабились напряженные мышцы. Он уже видел лицо Маурин, ехавшей навстречу. Все в порядке. Если она заходила в магазин купить пару новых трусиков или еще какую ерунду, то очень скоро он заставит ее сильно пожалеть об этом. Машина приближалась, и он шагнул к краю тротуара.

Машина не остановилась. Маурин даже не посмотрела в его сторону, миновала его и поехала дальше. Отработанный рефлекс позволил ему не замедлить шаг и пройти вперед. Он постарался смотреть в дальний конец улицы, лихорадочно соображая, что теперь делать. Маурин что–то заметила и приехала его предупредить.

Преследовали ее. Именно так, иначе она не посчитала бы более безопасным оставить его здесь, а не посадить в машину. Маурин предположила, что преследователи ждут, пока они оба окажутся в машине. Значит, те тоже на колесах. Краули все–таки работал не один, и кто–то вторично засек их. Теперь Маурин придется ездить, уводя их за собой, пока она не сможет отделаться от «хвоста» или они поймут, что засветились. А это означает, что они бросятся разыскивать его или сцапают Маурин, чтобы вытрясти из нее все, что она знает. Он не стал даже думать об этом. Она все расскажет. Сорок тысяч не идут ни в какое сравнение с тем, что они с ней сделают. Ни сорок тысяч, ни что бы то ни было другое.

Итак, в его распоряжении — сколько? Минут пять? Или пятнадцать, если Маурин постарается. Он взглянул на часы и двинулся по тротуару. Сейчас важно как можно быстрее убраться с этого места. Жаль, что в Пеории нет метро. Такси тоже пригодилось бы, но ему не попалось ни одно. Автобус? Нет, городской автобус слишком опасен. Достаточно заметить номер, и они будут знать твой маршрут. Он шел бодрым шагом, приноравливаясь к темпу людей вокруг него. Он почувствовал холод. Не хватало еще, чтобы пошел снег. Бизнесмену не пристало мотаться по улицам так долго и мерзнуть, как он.

Впереди, на противоположной стороне, показался универмаг. Он выглядел вполне обнадеживающе. Но остановившись у светофора, он вдруг увидел этого человека. Тот самый коротышка с портфелем в сером костюме. Его преследователь прошел квартал по другой стороне улицы и теперь остановился на углу. Он оглянулся в поисках второго. Может, это тот, что разглядывал витрину? Пока он не видел ни одного знакомого лица, но коротышка смотрел прямо на него.

Он продолжал идти дальше. Человек в сером следовал параллельно по противоположной стороне улицы. Вот значит как получается. Коротышка намеренно дал себя заметить и гнал его куда–то. Наверное, туда, где его ждет засада.

Итак, положение не из приятных. Впереди ловушка. И не оглядываясь, он понимал, что сзади обязательно идет тот, кто не позволит ему улизнуть, даже если он разгадает их тактику. Войди он в магазин — им же будет легче. Они сумеют подготовиться, пока он будет искать подходящий момент, который никогда не наступит. Но в их замысле есть слабое место. Он рассчитан на естественное желание жертвы тянуть время и терять, таким образом, свои шансы. Преследователи окружают его, загоняя в тупик. Потом будет уже поздно что–либо предпринимать, поскольку они подойдут достаточно близко, чтобы убить его. Значит, действовать нужно немедленно.

Он посмотрел на проезжающие мимо машины. Такси по–прежнему не попадалось — счастье ему изменило. И все–таки нужно что–то делать, нужно выскочить из смыкавшегося вокруг него кольца. Только тогда появится шанс скрыться. Он снова остановился у светофора. Зажегся зеленый, толпа хлынула через улицу, но он остался стоять. Коротышка в сером остановился напротив, а сзади, наверное, подходил кто–то еще.

Светофор переключился, и машины пришли в движение. Рядом с ним был «фольксваген», он пропустил его, а когда приблизился фургон, сделал рывок и запрыгнул на его длинную ровную крышу. Водитель что–то почувствовал и нажал на тормоз, но сзади начали сигналить, и ему пришлось увеличить скорость. Но гудки становились все громче: другие водители, не поняв толком, что произошло, встревожились. Потом шоферу фургона пришло в голову, что он все–таки кого–то задел. Подъехав к тротуару, он остановился и вылез. Он увидел, как от его машины убегал человек, держа что–то в руках, похожее на портфель, но не придал этому никакого значения. По крайней мере, это его обеспокоило гораздо меньше, чем мысль о том, что он кого–то сбил. Он решил пойти к светофору. Господи Иисусе, охнул он, увидев, как двое мужчин мчатся в его сторону со всех ног. Дело плохо. Шофер молил Бога, чтобы жертвой не оказался ребенок или врач — ведь в таком случае не расплатишься до конца жизни. Когда эти двое пронеслись мимо него, не снижая скорости, шофер почувствовал, как от облегчения закружилась голова. И еще он подумал: не дай Бог это беременная женщина. Даже врач лучше, чем это.

День был изматывающим. Прежде всего, они довольно много узнали. Пожалуй, даже слишком много информации поступило из разных источников, И она была слишком сложной, чтобы суметь связать ее воедино. Брэйер верно сказал:

— Мы наблюдаем не драку каких–то гангстеров, а раскол в одной из крупнейших американских промышленных сфер. Мы даже не знаем толком, что там, черт побери, происходит. Ферраро убили в магазине сувениров. Кастильоне — в его же доме. Парень по имени Краули получил три пули в «Холидей–Инн» под Чикаго. Господи, мы не знаем даже, кем он был и на кого работал. Но в номере, где его убили, в душе была подстроена ловушка: кто–то собирался организовать там нечто вроде электрического стула. Убийства — вот что мы видим. Но нам неизвестно — может, все это происходит из–за того, что на бейсбольный матч в Кливленде не привезли мороженое или сеть обувных магазинов в Массачусетсе стоит на грани банкротства, потому что банки отказали компании в займе.

Брэйер прав. Это смешно. Отдел по борьбе с организованной преступностью министерства юстиции, в котором работают — сколько? — сотни три человек, не в состоянии осмыслить поступающую информацию от агентств, которые обязаны следить за всеми мафиозными божками. Потому что мафия вездесуща.

Элизабет прошла через казино к коридору с лифтами. Когда она открыла дверь своего номера, ей большого труда стоило удержаться от крика, но от волнения кровь запульсировала в висках.

— Что вы здесь делаете?

Гроув, который ждал ее в комнате, спокойно сказал:

— Пожалуйста, войдите и закройте дверь.

Элизабет вошла, но осталась стоять с сумочкой в руках.

— Что вы делаете в моем номере? Это обыск?

Теперь ей ответил Дэйли:

— О нет, мисс Уэринг. Вы абсолютно вне подозрений. Полностью. Мы здесь по другому поводу. Дело в том, что ваш телефон прослушивается. Наши люди полдня ищут жучки, но пока нам удалось только установить сам факт подслушивания на линии.

Элизабет опустилась на стул.

— Итак, вы обнаружили проблему. — Это был не вопрос, а утверждение. Ей стало легче. Они пришли, чтобы снять с ее души камень. На какое–то мгновение она испытала нечто вроде благодарности, но тут же решила, что подобное чувство в данном случае неуместно. — Вас это серьезно беспокоит?

— Да, конечно, — ответил Дэйли. — Мы обнаружили, что ваш телефон прослушивается, но устранить это не можем. Мы не знаем, где отвод, и не можем ничего предпринять из опасения нарушить… — он помедлил, подыскивая нужное слово, — из опасения затронуть другие секретные моменты в нашем расследовании.

— Так что же мне делать?

— Ничего такого, что вы не делали бы в обычной обстановке, — ответил Гроув и, взглянув на часы, произнес, обращаясь к Дэйли: — Почти четверть седьмого.