— По–моему, эти двое погибли вовсе не в автомобильной катастрофе и вообще не в Палм–Спрингс. Думаю, их убили. Видимо, это дело рук ЦРУ, раз они скрывают факт убийства. Почему это сделали — для нас не важно, а важно то, что теперь решения принимают новые люди, знающие, что директор убит.

— Ну и?..

— Ну и даже если никто не собирается использовать бумаги Донахью, все равно они заинтересованы в том, чтобы эти сведения держались в секрете. Так что они забеспокоятся.

— Думаю, все верно.

— Думаешь, верно? — подхватил Иммельман, открывая дверь.

Заслышав его голос, собака подскочила к Кеплеру, выхватила изжеванную газету и подбежала с ней к Иммельману.

— Спасибо, дружище, у меня есть своя. Слушай, Маргарет, ты отлично ее воспитываешь.

— Она ее учит собирать макулатуру, — проворчал Кеплер.

— Так что вы решили? — поинтересовался Кеплер. — Мы их подловим на этом деле?

— На чем подловим? — не понял Гордон.

— А, теперь я понял, почему вы просили принести газету. Вы ее не читали! Они сделали нам новое предложение.

«Сообщение из Вашингтона. Бенджамин Портерфилд, недавно оставивший пост в продовольственной корпорации, чтобы стать президентом фонда Сейелла в Вашингтоне, доложил попечителям о результатах санкционированной им независимой ревизии финансов фонда. Ревизия, проведенная экспертами из фирмы «Крабтри энд Бэкон“, Мэриленд, обнаружила в отчетах фонда недостачу в пять миллионов долларов. «Скорее всего, — пояснил эксперт мистер Дэвид Уэлби, — это результат серии бухгалтерских ошибок, совершенных от десяти до двадцати лет назад и затем постоянно повторявшихся“. Он заверил, что подобные ошибки часто встречаются в бухгалтерии подобного рода организаций, и он не намерен обвинять в мошенничестве руководителей фонда. «При ежегодной проверке деятельности освобожденных от налогов организаций ревизию в основном интересует, не проводят ли они противозаконных операций, а на завышенные активы редко обращают внимание“, — сообщил мистер Уэлби. В качестве примера он привел сумму в 619,352 доллара, внесенную городом за дом — собственность Теофилуса Сейелла. Дом был демонтирован и перевезен в город в 1954 году, а сумма, внесенная за землю, фигурировала в двух отчетах как приходной актив. «К нашей досаде, — сказал мистер Уэлби, — в отчетах дважды были учтены деньги, которых никогда не существовало“».

Сидя за огромным столом в офисе фонда Сейелла, Портерфилд рассматривал портрет легендарного основателя, висевший на стене. Наш Просто Тед. Он сразу решил, что портрет нужно убрать. В те дни, когда Просто Тед занимал это помещение, на стене висел портрет его отца, созданный каким–то бездарным художником по описанию. Это было еще перед тем, как дом Сейелла демонтировали и перевезли в Вашингтон. К тому времени Просто Тед разбогател достаточно, чтобы позволить себе благородных предков. Следуя простому здравому смыслу, он нанял самого дешевого рисовальщика — разбитного мужичка, который зарабатывал на жизнь, рисуя лихие карикатуры в Кони–Айленд по воскресеньям по четверть доллара за штуку. Впервые в жизни рисовальщик получил возможность поработать маслом на холсте, и в итоге получилось нечто, похожее на полицейский фоторобот престарелого разбойника, у которого за плечами всевозможные преступления, включая пиратство в открытых морях и изнасилование невинных девушек. Просто Тед был удовлетворен и заплатил художнику тринадцать долларов, чем тот остался весьма доволен, как гласит история. Потом он велел одному из вице–президентов: «Повесьте сукина сына туда, где я мог бы им всегда любоваться». Во время инвентаризации старое полотно нашлось в подвале, и Портерфилд решил, что сейчас самое время вернуть его на прежнее место.

В кабинет вошел Кирнс и уселся напротив Портерфилда.

— Спасибо, что пришел. Передай Голдшмидту, что статьи я видел. Они великолепны.

— Перемещения проходят нормально, — кивнул Кирнс. — Если предположить, что люди, которые исчезли из нашего поля зрения, сами о себе позаботятся, то, считайте, что мы сможем защитить всех.

— Надеюсь, со времени нашей последней беседы не произошло ничего из ряда вон выходящего?

— Вы сами знаете. — Кирнс уставился на ковер. Ведь все эти люди работали на Джорджа Грихалву. За ним не стоит никаких политических сил. Это был обыкновенный старорежимный гангстер: торговал в Лос–Анджелесе наркотиками, платил разным темным личностям, но отследить все его связи нет возможности. Мы проверили каждый лоскут бумаги у него и у его дружков, но ничего не нашли. Наши трофеи — оружие, деньги, конечно, наркота.

— Именно то, что нужно.

— Да уж. Никаких признаков наличия бумаг Донахью и фургона с авиационной пушкой. Мы надеялись разыскать у него хотя бы запасные детали и боеприпасы.

— Меня очень удивляет, что Грихалва нам не подходит, — задумчиво произнес Портерфилд.

— Возможно, он с кем–то законтачил на почве торговли дурманом. Это могла быть достаточно крупная фигура — человек, который смог нанять Грихалву для выполнения самой грязной части этого дела. Возможно, какие–то международные гангстеры.

— Все время они требуют денег, а не политических уступок, и вдруг допускают, что деньги попадут в руки такого типа, как Грихалва.

— Если они так сильны, что смогли нанять его, значит, у них была уверенность, что он их не облапошит. Не забывайте, что они способны перекрыть весь Лос–Анджелес, когда им заблагорассудится.

— Представьте себе — они послали Грихалву в Палм–Спрингс без бумаг, в лучшем случае с фотокопиями. Если бы они подозревали, что мы все–таки заплатим, следовало бы ему отстегнуть долю, ведь так? Союз укрепил бы их позиции.

— Союз с нами, а не с ним.

— Да.

— Он был просто сосунком.

Портерфилд откинулся на стуле Теофилуса Сейелла и уставился в сводчатый потолок.

— Бог с ним, он мертв.

Зазвонил телефон, и Портерфилд поднял трубку. Раздался голосок миссис Гуде:

— Похоже, это звонок, которого вы ждали, сэр. Он представился как капитан Грид и попросил позвать Портерфилда.

— Спасибо, я соединяюсь.

Портерфилд нажал кнопку на телефоне:

— Добрый день, капитан. Это Бен Портерфилд.

Зазвучал молодой голос с выговором, характерным для Среднего Запада или Калифорнии:

— Оставим любезности до лучших времен. У вас есть пять миллионов наличными?

— Да.

— Привезите в местный аэропорт Вашингтона. Жду вас через полчаса в вестибюле, одного.

— До встречи, — вежливо ответил Портерфилд, вешая трубку.

— Кто это был? — поинтересовался Кирнс.

— Думаю, ничего серьезного. Мне предложено встретиться с этими дурацкими профессорами или кем там они являются, в общем, с людьми, которые жаждут узнать, является ли фонд Сейелла тем, чем он является. Встречаемся в аэропорту через полчаса.

— Человек назвался капитаном? — спросил Кирнс, вставая.

— Если это его самая большая слабость, то он практически нормален, вяло усмехнулся Портерфилд. — Ладно, встретимся через денек–другой.

Как только Кирнс исчез, Портерфилд вызвал миссис Гуде:

— Пожалуйста, закажите такси и ничего никому не сообщайте о последнем телефонном звонке до двадцати четырех часов. Если до этого времени Я не появлюсь, свяжитесь с Голдшмидтом. Кстати, позвоните Элис и скажите, что я уехал в Лондон и позвоню ей.

Он надел пиджак и повязал галстук, затем зашел в гардеробную Теофилуса Сейелла и вытащил оттуда два огромных чемодана на колесиках. Они были страшно тяжелыми, но он надеялся, что довезет. Конечно, с помощником было бы легче, но придется справляться самому. Нельзя допустить, чтобы кто–то из Компании помешал его планам и заставил пойти другим путем. На этот раз все должно быть закончено. Конечно, он охотно доверился бы старой гвардии — Кирнсу и Голдшмидту, но оба слишком долго пробыли в Лэнгли. Трудно сказать, как они отреагируют, если дело дойдет до полного фиаско.

Отойдя в сторону, Портерфилд пропустил вперед шофера, выволакивающего тяжелые чемоданы, и махнул ожидающему носильщику с тележкой, чтобы тот отошел. Так он и повез самостоятельно свой тяжеленный груз, оставив носильщика недоуменно качать головой. Зашипев, пневматические двери пропустили его в вестибюль. Он подошел к сиденьям вдоль окон и устроился, зажав оба чемодана между коленей. От напряжения он весь вспотел. Взглянув на наручные часы, Портерфилд понял, что есть еще две минуты — вполне достаточное время, чтобы дойти до телефона и позвонить в Лэнгли. Этой мысли он позволил просуществовать лишь мгновение. Нет, ничто не изменилось, кроме того, что ему пятьдесят девять и тело ежедневно напоминает об этом. Быстрота реакции, легкость и гибкость безвозвратно утрачены, поэтому теперь единственный способ остаться в живых — это просчитывать ходы наперед.