— Что, черт побери, все это значит? Разве нас подслушивали?

— Не знаю. Я проверила все как следует и ничего не нашла. Но нам нельзя допускать ошибки в таких местах, где могут просто из любопытства прослушивать разговоры, чтобы потом шантажировать бизнесменов, гуляющих на стороне. Чаще всего это происходит через телефон или телевизор, особенно если он подключен к кабелю. Это трудно проверить. Видеокамеру спрятать еще труднее. Не думаю, что она здесь установлена, но кто знает…

— Если ты думала, что нас могут подслушать, зачем ты разговаривала в комнате?

— Надо же было проверить, как ты справляешься с ролью. Тем более что они не услышали ничего особенного и могут спокойно переключиться на кого–нибудь другого. — Маурин рассмеялась.

— Ты неплохо в этом разбираешься. Тогда расскажи мне о Прентиссе. Сколько я зарабатываю, торгуя недвижимостью? Что я могу позволить заказать в ресторане?

— Ну, дела твои обстоят неплохо. Ты, конечно, не очень крупная шишка. Я бы сказала, что ты получаешь от двадцати до тридцати тысяч в год, поэтому можешь позволить заказать все, что есть в меню, если этот ресторан не обманет моих ожиданий. Но не будь слишком изобретателен. Ты не захочешь взять эскарго, потому что не ешь такие вещи. Пока ты остаешься на уровне стейков и картошки, ты в безопасности. Закажи вино, но ничего экстраординарного, даже если ты и в самом деле склонен к такому выбору. Пей независимо от того, хорошее оно или не очень. Но не старайся неправильно произносить названия. Ты — обычный парень, но не тупица. Работай головой. И поправь галстук.

Они подъехали к ресторану. На стоянке было полно машин.

Маурин с удовлетворением это отметила, добавив:

— Может, и еда здесь окажется неплохой.

Он кивнул. Место выглядело вполне спокойным.

— Еще одно. — Она продолжала его наставлять. — Если нам придется ждать столика, мы пройдем в бар. Я пью мартини, а ты можешь взять бурбон с водой или шотландское виски, что хочешь. Сможешь ты поговорить о наших детях или придется что–нибудь придумывать? По–моему, ты не очень силен в вопросах продажи недвижимости?

— Думаю, мне по силам разговор о том и другом. Как зовут детей?

— У нас их двое. Тому четыре, Джоанне — два. Так что никаких фантазий о сыне — капитане футбольной команды и прочем. А теперь пошли. Я действительно умираю с голоду.

Поужинали они без приключений. Разговаривали время от времени, придерживаясь условленных тем. Когда официант принес чек, он уже вполне освоился в шкуре Уильяма Прентисса. Это самое важное. Эдди всегда говорил: «Ты должен быть тем, кем себя изображаешь». Но он привык работать один, а сейчас ситуация была иной. Тем более с женщиной. Он тревожился.

Сев в машину, он повторил:

— Ладно, командуешь ты. Возвращаемся в мотель?

— Думаю, да. Но будь внимателен. Когда мы войдем, я проверю, не заходил ли кто в комнату. Если заходили, значит, она скорее всего прослушивается. Если я буду держать расческу в левой руке, значит, все в порядке. Если в правой — осторожно. Потом я начну искать микрофоны. Следи за мной и делай то, что я скажу. В любом случае не выходи из роли.

— Как ты узнаешь, что в комнате кто–то был?

— Ну, это просто. Ты сел на кровать, когда мы вошли туда. Значит, на покрывале осталась вмятина. На ручке двери в ванной, с внутренней стороны, я положила волос. Задернув занавески, я оставила щель шириной в мой палец. Любой шантажист, занимаясь своим делом, тут же задернет их. Может, уходя, он и вспомнит, что надо восстановить все, как было, но расстояние он не сохранит. Я включала телевизор и посадила несколько пятен. Если в него лазили, вставляя микрофон, пятна либо будут смазаны, либо стерты вообще.

— О чем мне еще надо помнить?

— Руководствуйся здравым смыслом. У меня в сумочке пистолет. Возьмешь его, если потребуется. — Она улыбнулась. — Я, конечно, слишком осторожничаю, на самом деле у нас один шанс на миллион, что может случиться беда. Но ты и сам знаешь, это не напрасно потраченные усилия.

— Да, я знаю.

Такие вещи никогда не бывают лишними. Ему придется работать с Маурин, и пусть она делает все по–своему. В конце концов, это ее работа — обеспечивать прикрытие.

У дверей номера Маурин начала рыться в сумочке, цепко оглядываясь по сторонам. Он опустил чемоданы и достал ключи. Проследив направление ее взгляда, он отметил слегка раздвинутые занавески у окна в коридоре. Она кивнула, он повернул ключ и впустил ее первой. Продолжая держать открытую сумочку в руке, Маурин быстро прошла в комнату. Поставив со вздохом облегчения чемоданы и запирая дверь, он пожалел, что здесь нет цепочки. Между тем Маурин начала свои поиски. С расческой в руках она присела перед телевизором и включила его. Потом прошла в ванную, все еще не выпуская сумочки из рук и продолжая словно бы прерванный разговор:

— А этот официант! Я так и ждала, что он опрокинет твой кофе и станет вытирать лужу твоим галстуком. И как можно перепутать заказы, когда за столом всего два человека!

Дверь в ванную закрылась. Он выдавил из себя смешок и уставился на экран, где детектив завершал свое расследование (он это делал каждую неделю), предъявляя обвинение в преступлении какому–то хмырю. У преступника, как всегда, откуда ни возьмись появился пистолет, и он, невзирая на полное признание своей вины, скорчил презрительную ухмылку. Через мгновение он даст деру, время от времени постреливая в сторону преследователя, потом обязательно окажется у какого–нибудь выхода или у пожарной лестницы, станет подниматься все выше, пока не попадет в ловушку. На самом верху у него, конечно, кончатся патроны, преступник швырнет пистолет в голову детектива и в последующей драке потерпит поражение. Во всяком случае, к началу рекламы он уже будет валяться на тротуаре.

Бросив взгляд на кровать, он снял пиджак и расслабил галстук. На покрывале были складки. Те же или другие?

Дверь ванной распахнулась, и появилась Маурин.

— И все–таки мне хотелось бы знать, что они положили в спаржу.

Почувствовав на себе его взгляд, она тряхнула волосами и начала причесываться левой рукой. Он с трудом заставил себя не озираться вокруг. Что искать? Микрофон? Видеокамеру? Что? Надо смотреть, что делает Маурин. Он решил ждать.

Маурин продолжала оставаться в дверях, водя расческой по волосам и размышляя о чем–то.

— Попытаюсь приготовить такую спаржу сама, и тебе придется ее попробовать. Надеюсь, у меня получится с первого раза. — Она улыбнулась слишком широкой улыбкой, похожей на гримасу, и добавила:

— Господи, учитывая, как подскочили цены, мы не можем позволить себе один раз оплошать.

Она до сих пор продолжала стоять у двери ванной. Значит, там. Наверное, там. Он заметил, что на блузке под мышками у нее проступили пятна пота. Но она продолжала улыбаться, болтая и не выпуская расчески из руки. Он решил поддержать разговор.

— Ну я–то вообще не умею готовить, ты же знаешь.

— Знаю. Но неплохо было бы научиться. Это поможет, если твои дела с продажей недвижимости прогорят и ты не сможешь ходить по ресторанам.

Хочет ли она сказать этим, что их легенда оказалась не слишком надежной? Наверное, да. Но тут уже ничего не поделаешь.

— Ладно, пусти–ка меня в ванную.

Он достал свою зубную щетку и пасту. Она продолжала стоять у него на пути, опустив руку с расческой и кокетливо глядя на него из–под ресниц. Но в глазах у нее прятался страх, а опущенная рука чуть заметно дрожала. Другой рукой она игриво провела у него в промежности, произнеся странную фразу:

— Не надо принимать душ.

Но он даже не посмотрел вниз, по инерции продолжая кулинарную тему.

— Господи, да я попробую приготовить по этому рецепту и еще угощу девочек в конторе, — проговорил он, улыбаясь, но внезапно охрипшим голосом.

Маурин шагнула в сторону и бросила расческу на стол.

Он чистил зубы, как бы ненароком оглядываясь по сторонам. Оправданием ему могло послужить то, что в ванной не было туалетной полочки. Зеркало крепилось прямо к стене. Есть ли здесь что–нибудь? Лучше не искать. Все равно без толку. И что она сказала про душ? Если и существуют микрофон или видеокамера, они направлены на кровать. А они с Маурин через пару минут именно там и окажутся.