Напрасный труд! Маргарет уже поработала в этой сфере и сделала все с большой легкостью, потому что ей совершенно не свойствен был антисемитизм, отчасти присущий истеблишменту партии тори. Кстати, она воспользовалась этой историей, чтобы установить тесные отношения с представителями еврейской общины, которые впоследствии будут ее верной опорой, в особенности с раввином Якобовичем, которого она практически заставит возвысить до пэрства в 1987 году.

Результат оказался бесспорным, как говорится, «не подлежащим обжалованию». 8 октября 1959 года Маргарет Тэтчер была избрана в парламент, получив 26 697 голосов. Ее соперник-лейборист получил всего 13 437 голосов, а Айвен Спенс — 12 260. Наконец-то она заняла то место, которое будет занимать без перерыва на протяжении тридцати трех лет. В возрасте тридцати четырех лет она вошла в Вестминстер, в новый мир, к которому ей предстояло подобрать ключи.

Можно представить, сколь велика была радость Маргарет Тэтчер 20 октября 1959 года, в момент открытия заседания парламента королевой Елизаветой II. После тронной речи в палате лордов Маргарет заняла место в четвертом ряду в палате общин, на тех самых скамьях, обтянутых зеленой кожей, что были свидетелями того, как яростно спорили там Гладстоны и Дизраэли, как депутаты дважды проголосовали за вступление Англии в две мировые войны, как Черчилль изливал потоки своего красноречия и извергал водопады недовольного ворчания и даже откровенной брани. Она думала о «старом льве», которого благоговейно слушали по радио в столовой дома в Грантеме. Теперь ей предстояло следовать его путем. У нее на руках были хорошие карты. Отныне она была членом «клуба», клуба британских политических деятелей. Конечно, пока она занимала в нем очень скромное место. Пока…

Для простого посетителя проникновение в Вестминстер — уже потрясение. Это одновременно и Реймс, и Сен-Дени, Святейший престол и королевский некрополь, Пантеон, Национальное собрание и сенат. Всякий бывает поражен величественностью этого места, удивительным единством этого ансамбля, хотя строили его начиная со времен царствования Эдуарда Исповедника вплоть до эпохи великих мастеров неоготического стиля, сэра Барри и господина Пьюджина. Можно сказать, что Вестминстер — это собор, возведенный во славу Альбиона. Между Биг-Беном и башней Виктории возвышается на берегу Темзы великий символ величия Англии. Короли там сочетались браком[65], венчались на царство, а потом ложились в землю, где спят теперь вечным сном. Там же находятся могилы великих людей, поэтов и политиков, и тени Мильтона, Дизраэли, Шекспира, Гладстона, Джеймса и Байрона охраняют покой монархов, как и сотни теней их «старших» братьев, обозначающих особый «путь Британии». Здесь же заседают палата общин и палата лордов, составляющие парламент, это своеобразное обещание свободы, данное миру в дар на несколько столетий раньше Великой французской революции. Здесь обрела свою форму политическая модель, приводившая в восхищение Вольтера, превозносившаяся Монтескье, восхваляемая Токвилем, модель, которую пытались копировать повсюду, но нигде не создали равной: Вестминстерская модель.

Для человека, ставшего депутатом парламента, первое посещение этого здания производит еще более сильное впечатление, чем на случайного посетителя. Это сложнейший лабиринт залов, канцелярий, кабинетов, переходов и коридоров; в здании насчитывается более тысячи помещений. Представьте же, какой шок испытала 34-летняя женщина. Разумеется, Маргарет уже была знакома со зданием. Она довольно часто присутствовала на заседаниях палаты общин, занимая место на галерее для публики, а иногда попадала на такую же галерею и в палате лордов. Некоторые депутаты приглашали ее в центральный зал и принимали ее в своих кабинетах. Но теперь пришел ее черед заседать в парламенте и завоевывать свое достойное место среди 650 депутатов. В то время среди членов парламента насчитывалось всего 25 женщин. «Это очень мужское место», — пишет Мэгги, имея в виду, что все там в основном предназначено для мужчин. Разумеется, в парламенте предусмотрительно были оборудованы «комнаты для дам-членов парламента», то есть женские туалеты.

Маргарет выделили кабинет, и ее секретарь, Пэдди Виктор Смит, всегда находился при ней, в соседней комнате, где устроились еще и множество помощниц-ассистенток. Словом, условия для работы были созданы превосходные! Но было еще кое-что… Был клуб, как поговаривали, самый приятный, самый комфортный клуб Англии, с курительной, с чайной гостиной и библиотекой, заставленными глубокими диванами в стиле «Честерфилд», где можно было подготовиться к выступлению, сжимая в руке стаканчик с бренди и уютно устроившись на одном из них. Это было некое убежище, даже логово блестящих дилетантов, этих политиканов «старой породы»; эти люди, не обладавшие стойкими убеждениями, заполняли нутро этой «берлоги». Это было место, где можно было откровенно повеселиться. В баре нередко можно было увидеть, как лейбористы и консерваторы пожимали друг другу руки и дружески похлопывали друг друга по плечу после того, как на заседании буквально рвали друг друга в клочья. Хорошо отрепетированные небрежность и легкомыслие производят здесь наилучшее впечатление. Случалось и так, что премьер-министр и лидер оппозиции садились и клали ноги на стол, почти упираясь друг в друга каблуками ботинок. И никто не видел в том ничего дурного, никому и в голову не приходило осудить такое поведение. Конечно, эта среда была чужда Маргарет. Она ничего не понимала в той атмосфере детской беззаботности, что царила в клубе, ибо считала ее почти святотатством. Как сказал о Маргарет будущий министр Джеймс Прайор: «Мы принимали жизнь с хорошей стороны, а она… она была не из нашей стаи», а Питер Ролисон, один из депутатов-консерваторов, уточнил: «Она редко улыбалась и никогда не шутила».

Маргарет приходилось с нуля изучать парламентские обычаи. Она сама говорит, что «должна была пропитаться, проникнуться атмосферой палаты общин до такой степени, чтобы эта атмосфера стала второй натурой, а также в полной мере освоить общепринятый стиль ведения дебатов, чтобы стать типичным политическим английским деятелем, причем относящимся к числу уважаемых, то есть к числу членов палаты общин».

Само заседание палаты общин является настоящим спектаклем, что верно, то верно. Открывается заседание шествием процессии, во главе которой торжественно и чинно выступает парламентский пристав, несущий позолоченную булаву, символ независимости парламента, его суверенитета. Следом за ним выступает спикер палаты общин, то есть ее председатель; голова его увенчана белым париком, он облачен в темную мантию, на груди — пышное кружевное жабо. Далее следуют капеллан, главные организаторы парламентских фракций, парламентские партийные организаторы и члены парламента. Сам зал заседаний палаты общин не производит особого впечатления, его и сравнить нельзя с залом заседаний палаты лордов, где скамьи обтянуты красной кожей, повсюду позолота, а под роскошным пурпурным навесом возвышается королевский трон. Зал заседаний палаты общин — это просторный зал в неоготическом стиле, вытянутый в длину, стены его покрыты простыми деревянными панелями; вдоль стен зала идет нависающая над ним галерея для посетителей. На том месте, где в палате лордов установлен королевский трон, в палате общин, в глубине зала, — место спикера. Депутаты размешаются на скамьях, стоящих слева и справа от центра зала, в зависимости от принадлежности к большинству или к оппозиции. Зал разделен на две части линией, прочерченной по полу, которую парламентарий никогда не должен пересекать в ходе дебатов, кроме случая, когда он решил «перейти в другой лагерь». В первом ряду восседают переднескамеечники, то есть министры, а на стороне оппозиции — члены теневого кабинета[66]. На задних скамьях располагаются заднескамеечники, другими словами, простые депутаты, не имеющие министерских постов.