Пройдя в 1948 году предварительный отбор в Центральном бюро партии консерваторов и получив одобрение, в 1949-м Маргарет впервые предстала перед исполнительным комитетом окружной партийной организации Дартфорда. Атмосфера была напряженной. Многие старые партийцы задавались вопросом: что собирается делать эта женщина в краю закопченных стен и дымящихся доменных печей? Как и четыре других претендента на вакантное место, Маргарет должна была произнести пятнадцатиминутную речь, а затем ответить на вопросы. И она впервые публично «завела свою песню», которую затем повторяла без устали: «Правительство должно сделать то, что сделала бы любая хорошая хозяйка при ограниченных средствах: просмотреть счета, поразмыслить над расходами и исправить допущенные ошибки». Маргарет вложила в свои слова такую патриотическую страсть, усиленную к тому же постоянными упоминаниями о понесенных во время войны потерях и трудах Черчилля, что произвела на собравшихся большое впечатление. Она предала порицанию налоговую политику и придирчивый контроль администрации, так как эти меры, по ее мнению, сковывали дух предпринимательства. На Маргарет обрушился шквал вопросов. Блистая познаниями, она поразила всех своей компетентностью, загодя все узнав об этом округе. Несмотря на ворчание одного из конкурентов, почему предпочтение должно быть отдано «какой-то двадцатитрехлетней девчонке», она легко его одолела в споре, как и других, хотя конкуренция была довольно острой. Среди кандидатов, к примеру, был Энтони Кершо, выпускник Итона, образец консерватора-дворянина, который также будет заседать в палате общин с 1955 по 1987 год и даже председательствовать в Комиссии по иностранным делам с 1979 по 1987 год.

Одобрение Центрального бюро было всего лишь формальностью. К тому же Маргарет со своей свеженькой девичьей мордашкой могла внести живую, омолаживающую струю в партию консерваторов, состоящую из почтенных джентльменов, облаченных в солидные костюмы в полоску из магазинов на Сэвил-роуд. Она завоевала сердца некоторых партийцев, обретя таких горячих сторонников, как Берил Кук, бывший уполномоченным лицом партии в графстве Кент.

Маргарет было 24 года, и она впервые была выдвинута партией как кандидат, вступающий в борьбу за мандат депутата. Теперь очередь была за ней: она должна была показать, что сумеет повести свою «армию» в бой, высоко держа знамя партии консерваторов. Пришло время действовать.

Маргарет пообещала избиркому блистать остроумием, показать себя во всей красе и все отдать своему округу. Сказано — сделано! Она покинула Колчестер, переехала в Дартфорд и нанялась на работу в лабораторию предприятия Дж. Лайонза в Хаммерсмите, к западу от Кенсингтона, где производили продукты питания. Теперь она ежедневно приобщалась к жизни, которую вели многие англичане, принадлежавшие к среднему классу и жившие в пригородах, а работавшие в крупных городах: вставала в шесть часов утра, садилась в автобус, доезжала на поезде до Чаринг-Кросс-Стейшн, затем снова садилась в автобус. И так каждый день, туда и обратно. Работа оказалась смертельно скучной: надо было проводить тестирование органолептических качеств мороженого, печенья или консервов. Но какое это имело значение, ведь она стала ближе к «своему» округу.

Из-за нехватки времени, а на сон оставалось всего лишь четыре часа, Маргарет вынуждена была множество дел делать одновременно, совмещая работу, встречи с уважаемыми гражданами округа, чаепития с уполномоченными лицами партии, то есть с членами семейства Миллеров, а также поквартирный обход домов. Она не пренебрегала ни одним поводом, чтобы познакомиться с избирателями, хотя даже дата выборов еще не была определена.

Там, где многие консерваторы побоялись бы испачкать свои холеные руки, пожимая руки слишком уж плебейские, там, где многие женщины побоялись бы грубой мужской фамильярности, Маргарет легко и просто шла на контакт — на заводах, среди холмов, на кухнях, в пабах или в грязных, мрачных дворах социальных домов. Когда лейбористы преграждали ей проход, она приглашала их на собрания Союза консерваторов, и они признавали себя побежденными. Она производила фурор своими упоминаниями о «корзине домохозяйки» и тем, что вместо общих рассуждений, столь дорогих политикам, говорила о фунте ростбифа, килограмме муки и стоимости жизни. Ее колкости в адрес лейбористов били в цель, попадая в самую точку, тем более что мясо и хлеб пока еще выдавались по карточкам и на память приходили длинные очереди безработных 1930-х годов. К тому же Маргарет атаковала лейбористов на их же собственном поле. Как-то в 1948 году Анейрин Бивен, принадлежавший к крайне левому крылу партии лейбористов, забыл про правила честной игры, которой так славились английские политические деятели, и обозвал консерваторов «грызунами-паразитами». Маргарет с блеском этим воспользовалась. Вместе с другими молодыми тори она прикрепила к бутоньерке маленькую синюю крыску, а синий цвет — традиционный цвет партии консерваторов, и объявила конкурс среди членов партии, входивших в Союз консерваторов Дартфорда: кто приводил десять новых членов, получал звание «отвратительных грызунов-паразитов», кто приводил 20 — «мерзких грызунов-паразитов», а те, что приводили более тридцати новых членов, именовались «королями крыс». Успех был обеспечен. Менее чем за полтора года число вновь вступивших в партию выросло на 40 процентов!

Маргарет к тому времени уже сумела обзавестись новыми друзьями и верными сторонниками. Тогда как большинство политиков доверяли своим секретарям благодарить рядовых членов партии за повседневную работу — расклейку плакатов, раздачу листовок, участие в благотворительных базарах, она благодарила их лично, отправляя каждому благодарственное письмо. Только в мае 1949 года она разослала более семисот таких писем.

Маргарет не забывала также использовать свою женственность, хотя и не отличалась особой красотой. Надо признать, что она со своим острым носом, серо-голубыми глазами с металлическим отблеском, застывшей улыбкой, иногда напоминавшей оскал, со своим несколько старообразным лицом и старомодным видом не принадлежала к числу тех, кто заставляет чаще биться сердца. Она казалась слишком суровой, чопорной, жесткой. Но постепенно она постигала науку публичного поведения и сумела заставить людей оценивать ее по достоинству. С плохо скроенными платьями и костюмами, коими она столь невыгодно отличалась от других студенток в Оксфорде, было покончено. Теперь она всегда была элегантно одета, превосходно пострижена, носила шляпку. Казалось, она интересовалась каждым, с кем приходилось общаться, и люди поддавались ее очарованию, в том числе и представители прессы. В 24-летнем возрасте ее уже представляли как «самую гламурную из кандидаток в депутаты», как хрупкую юную девушку, оказавшуюся в политическом болоте среди крокодилов от политики. «Лайф» и «Иллюстрейтед Лондон ньюс» посвящали ей статьи, а следом за ними и некоторые немецкие газеты и журналы. Короче говоря, она была «запущена на политическую орбиту», становилась известной и не собиралась останавливаться.

Вместе с тем она понимала, сколь важна для нее поддержка национальных лидеров. Ей удалось заманить Энтони Идена, наследника Черчилля, на большой митинг консерваторов, проходивший на городском стадионе Дартфорда. И на других соискателей депутатского мандата от графства Кент она производила очень сильное впечатление, а ведь среди них находился и Эдвард Хит, будущий премьер-министр, который остановит на ней свой выбор, назначив на должность министра образования.

Наконец в 1950 году настал «час истины». Выборы были назначены на 28 февраля. В качестве соперника Маргарет выступал Норман Додд, лейборист «старой школы», уважавший своих противников в зависимости от твердости их убеждений. В лице Маргарет он получил, что хотел. Он согласился на публичные дебаты с ней и даже танцы в общественном месте, а когда в какой-то газете было замечено, что он больше ценит ее женское очарование, нежели ум, вынужден был позаботиться о том, чтобы газета напечатала опровержение.