Маргарет очень ясно объяснила, какие опасности скрывались за этим забвением даже не очень надежного контроля над денежной массой, который был предусмотрен прежней среднесрочной финансовой стратегией. Сильный фунт стерлингов благоприятствовал импорту и препятствовал экспорту. Но он не давал никаких гарантий в сфере инфляции. Действительно, даже повышенных процентов ссуды недостаточно для того, чтобы сдерживать инфляцию, ибо «то, что определяет более или менее цену домов и прочего имущества, не подлежащего экспорту, это на самом деле уровень денежной массы», а совсем не курсы обмена валюты; проценты ссуды играют в этом деле тоже второстепенную роль. «Если денежная масса увеличивается слишком быстро, цены на не подлежащее экспорту имущество поднимутся соответственно <…>, что приведет экспортирующие секторы к рецессии, а денежные средства будут сосредотачиваться в недвижимости». Кроме того, чтобы финансировать эти постоянные интервенции на рынке, Английский банк продавал кому угодно краткосрочные боны Казначейства и государственные ценные бумаги. Этот массированный «прилив» капиталов увеличивал денежную массу. Маргарет из этого резюмирует, что «либо делают выбор в пользу поддержания курса обмена валюты на заданном уровне, какова бы ни была денежная политика, либо позволяют, чтобы курс обмена валюты определяли рыночные силы; невозможно одновременно контролировать валютный курс и денежную политику». Экономисты долго еще будут спорить по поводу этой теории. Здесь не место задаваться вопросом о ее верности. Но в чем можно быть совершенно уверенным, так это в том, что данный анализ был вполне справедлив и хорош для Великобритании 1987–1989 годов и что Найджел Лоусон придерживался совсем других взглядов и хотел прежде всего сохранить паритет фунта стерлингов с немецкой маркой; известно, что нарушение этого паритета привело к активизации инфляции.
Другие неудачные решения, одобренные Маргарет, также способствовали новому росту инфляции. 19 октября 1987 года вошло в историю как «черный понедельник» на Уоллстрит. Всего за один день индекс Доу-Джонса снизился на 23 процента. Повсюду ощущалась паника. Как выяснилось впоследствии, это была всего лишь механическая коррекция переоцененных, то есть завышенных ценностей, причем эта коррекция была усугублена информационным «обвалом» по поводу возможностей биржевой игры и получения сверхприбыли; в связи с этим каждый увидел, как на горизонте замаячил призрак кризиса 1929 года. Маргарет не была исключением из правил. Она видела, что страна парализована, что она погружается в рецессию, что она раздавлена неконтролируемым ростом безработицы. Нервы ее не выдержали, и потому она согласилась на два снижения на 0,5 процента ссуды. При росте в промышленности в 5 процентов, не компенсированном равным ростом производительности, эти меры привели к «перегреву», то есть к чрезвычайной экономической напряженности, а соответственно, и к росту инфляции.
В марте 1988 года положение дел еще более ухудшилось, на сей раз в сфере курсов обмена валюты. 2 и 3 марта Английский банк должен был истратить более двух миллиардов фунтов, чтобы поддержать паритет с немецкой маркой. Но это не могло продолжаться долго. Маргарет заставила Найджела позволить фунту стерлингов нормально то понижаться, то повышаться в цене. Он согласился на то, чтобы фунт стерлингов достиг уровня 3,18 немецкой марки. Возможно, это было началом проявления мудрости. Маргарет в мемуарах задается вопросом: «Не должна ли я была тогда отправить Найджела в отставку? У меня были все основания для этого. Он проводил свою политику без моего согласия и не ставя меня в известность о своих шагах <…>. Но он пользовался поддержкой рядовых депутатов-консерваторов и большинства газет, традиционно поддерживавших Консервативную партию; все они были ярыми сторонниками вхождения Англии в Европейскую валютную систему». Другими словами, по политическим причинам Маргарет вынуждена была продолжать работать с Найджелом, тем более что в то же самое время Джеффри Хау на съезде партии в Перте как бы вскользь заметил, что «Соединенное Королевство не сможет постоянно, вечно повторять, что присоединится к Европейской валютной системе в подходящий момент». Мэгги не могла одновременно поссориться с двумя «тяжеловесами» своего кабинета министров. Она будет горько об этом сожалеть: «Мне следовало примириться с мыслью об одновременной потере министра финансов и министра иностранных дел».
Шло время, и положение дел только ухудшалось. В конце 1988 года инфляция достигла 7,9 процента в год. Найджел Лоусон пошел тогда по самому «классическому» пути, избираемому в случае резкого роста инфляции: увеличение процента ссуды. В октябре 1989 года этот показатель достиг 15 процентов. Инфляция, повышенный процент ссуды, нулевой рост производства… Найджелу Лоусону всё удалось… Еще вчера он был «канцлером-чудотворцем», а сегодня «Дейли мейл» называет его «канцлером-банкротом». Кроме того, политическая цена для консерваторов была очень велика, ибо именно их электорат платил самый тяжелый налог при увеличении процента ссуды, — эти представители среднего класса, влезшие в долги ради того, чтобы купить дома, и подписавшие долговые обязательства с изменяемыми процентными ставками.
Чем дальше, тем больше Найджел Лоусон ощущал, что ситуация ускользает из его рук. Стрелки всех индикаторов уже заходили за красную черту. Поднятие процента ссуды уже было недостаточно, а Маргарет не шла на уступки по поводу присоединения Англии к Европейской валютной системе. Найджел Лоусон искал способ уйти раньше, чем неудачи превратятся в поражение, в разгром. В октябре 1989 года Алан Уолтерс, советник Маргарет Тэтчер по экономическим вопросам, уехавший преподавать в США, вернулся в дом 10. Первое, что он сделал по прибытии, — подверг резкой критике политику завышенного процента ссуды, проводимую Найджелом Лоусоном. Он опасался, что начнется рецессия, и полагал, что не следует опасаться девальвации фунта стерлингов по отношению к немецкой марке. То, что он предлагал, было полной противоположностью политике канцлера Казначейства. Найджел решил воспользоваться удобным случаем. Он заявил, что не согласен иметь у себя за спиной второго министра финансов в канцелярии премьер-министра. Возможно, это была всего лишь уловка, ибо Маргарет в октябре разрешила ему еще раз поднять процент ссуды вопреки мнению Алана.
В любом случае Найджел Лоусон искал огласки, шума, скандала. Статья, опубликованная в «Файнэншл таймс» 8 октября, предоставила ему повод поднять шум. В этой статье Алан Уолтерс остро критиковал его политику. Правда, поднимая шум, Найджел Лоусон забыл упомянуть, что статья была написана в 1988 году и перепечатана из американского научного журнала, так что в октябре 1989 года она никак не могла расцениваться как камень, неожиданно брошенный в его огород. Он сделал вид, что жестоко оскорблен. Нейл Киннок бросился ему на помощь, задав вопрос: как же функционирует правительство, имея двух канцлеров Казначейства? Маргарет ответила, что «советники советуют, а министры принимают решения». Но Найджел уже принял решение. В четверг, 26 октября, он прибыл в девять часов утра в дом 10 по Даунинг-стрит без предварительного согласования и поставил Маргарет перед выбором: либо Алан Уолтерс, либо он. Похоже, сначала Мэгги не оценила его решимость: «Я не приняла его заявление всерьез. Я посоветовала ему не выглядеть смешным. Он занимал высокий пост в государстве, и он унижал себя такими заявлениями. Что касается Алана, то я сказала, что это преданный и верный член моей команды. Он всегда давал мне честные и взвешенные советы, но он всегда держался в рамках тех ожиданий, что возлагались на него <…>. Не могло быть и речи о том, чтобы я отправила его в отставку». Но ничто не помогло: в 17 часов 30 минут новость об уходе Лоусона была обнародована. Это стало настоящим шоком для британского истеблишмента и для Маргарет, оценившей только теперь, сколь велика волна политического шторма. Кроме того, Алан Уолтерс тотчас же тоже подал в отставку, считая свое положение недопустимым. Итак, Маргарет потеряла всё: и враждебно настроенного к ней министра, и верного советника.
