Едва рассвело, в ущелье въехали фаланги тяжеловооруженных гетайров. Пропустив их на полверсты вперед, за ними тронулся сам царь в сопровождении агемы и идущих плотной цепью по обе стороны дороги аргираспидов — «среброщитных». И в арьергарде войска двинулись, построившись в фаланги, пехотные отряды гоплитов с тяжелым вооружением и гипаспистов — щитоносцев. Тут было холодно и сыро, как в подземелье. По обе стороны возвышались отвесные, покрытые лишайником скалы. И высоко-высоко вверху виднелась голубая полоска неба. Дорога была усыпана обломками скал, кони спотыкались, храпели, звякало оружие, все эти звуки усиливались, отдаваясь многократным эхом; воинам казалось, что они едут внутри чугунного котла. Те, что впереди, поторапливали коней, чтобы поскорее выбраться на свет из этого гиблого места, а задние ускоряли шаг, боясь от них отстать.

Наконец навстречу пахнул свежий ветер. Скалы по краям ущелья стали меньше ростом и словно расступились, взору победителей открылась широкая зеленая долина с серебристой речкой и весело убегающей вдаль дорогой…

Однако раньше времени возликовали юноны, сочтя себя победителями. Не успели они полной грудью вдохнуть свежего воздуха, как он завибрировал от пронзительных криков. Со склонов, и слева, и справа, обрушилась лавина людей, как прорвавший плотину вал воды. В руках у всех вилы, косы, дубины, серпы. Шарахнулся конь Александра, присел на задние ноги, вскинулся на дыбы. Царь выхватил меч. И растерявшиеся было македоняне услышали его зычный голос:

— С нами наш Бог!.. Да поможет нам Отец!..

И в этот момент ему ожгло шею. В глазах потемнело, будто на землю упала ночь. И царь свалился бы под копыта сбившихся в кучу хрипящих коней, не подхвати его трое или четверо из агемы. Стрела, лишь задев, улетела. Кровь окрасила одежду царя. Аргираспиды, поддерживая его в седле, обступили со всех сторон, сомкнув серебряные щиты, и понеслись что было духу обратно в ущелье.

Под нависающей скалой было сумеречно и сыро, зато тихо. Лишь издалека доносились крики сражающихся воинов. Царя положили на войлок и стали перевязывать. О, благодаренье тебе, Зевс! Сын твой, придя в себя, открыл глаза. Они у него стали черные, столько в них было гнева. Обескровленные губы прошелестели:

— Всех до одного!.. Никого в живых!..

…А горцы, конечно же, знали, что неминуемая гибель ждет того, кто во время сражения оступится или выронит оружие, или, устав, разожмет пальцы на шее врага, или, утратив мужество, предпочтет плен, и это удесятеряло их силы, придавало отваги, и они дрались, как барсы. Много Искандаровых воинов, заговоренных, как считалось, от стрел и меча, пало, а еще больше было ранено. Но слишком невелико было число усрушанцев и поспешивших к ним на помощь мужчин окрестных кишлаков. И они, уступая напору отборных воинов Искандара, гетейров и гипаспистов, подались обратно, в гору. Юноны приметили невысокого коренастого усрушанца с седоватой гривой волос и небольшой бородкой, который руководил боем, пытались окружить его, но всякий раз он ускользал, даже когда почти смыкались вокруг него клещи. Варвары оберегали своего предводителя. Тут каждый уступ, каждая выемка были им хорошо знакомы, и они быстро оторвались от тяжеловооруженных преследователей, скрылись за ровной грядой огромных скал, будто специально тут поставленных. А юноны, опьяненные победой, спешили настигнуть их, рассыпались по склону, карабкаясь вверх. И вдруг скалы зашатались, как при землетрясении, стали медленно валиться, и, пока юноны сообразили, что происходит, рухнули и покатились вниз прямо на них, с грохотом, раскалываясь, дробясь на куски, разлетаясь на части. Загудела, задрожала земля. Негде было юнонам укрыться. Только тот, к кому был особенно милостив Бог, остался в живых…

Когда Александр с повязкой на шее вернулся к месту сражения, глазам его предстала страшная картина: груды раздавленных людей и лошадей были завалены камнями. И если бы в эту минуту он мог мыслить здраво, то должен был возблагодарить неизвестного варвара, пустившего в него стрелу. Не будь он ранен, может, и ему лежать бы здесь.

И снова долина наполнилась гулом, будто со склонов катилась лавина. Опять понеслись со всех сторон варвары, увидев царя с малым числом гетайров. Но с ним были те из агемы, что побеждали не числом, а умением. В считанные секунды они выстроились в боевые порядки и, выставив длинные копья, двинулись навстречу лавине. Варвары видели нацеленные на них «драконьи зубы», но уже не могли остановиться и стремительно неслись под уклон. Лишь задним удалось остановиться…

С десяток варваров наткнулось на копья, как на вертел. Но те из гетайров, кто оказался не настолько проворен, чтобы успеть выдернуть острие копья из тела поверженного врага и вновь пустить его в ход, тут же пали под ударами топоров следующей волны наступающих.

После краткой, но ожесточенной схватки атака варваров была отбита. Повстанцы отступили вверх, спеша скрыться за горбатой вершиной горы, утыканной скалами и похожей на спину чудовища. И Александр сразу смекнул, что задумали варвары.

— Не отставать от них!.. — крикнул он гетайрам. — Долой панцири!.. Каждому, кто достигнет вершины, — по пятьдесят талантов!..

И верные его гетайры, понимающие царя с полуслова, устремились за варварами, сбрасывая на ходу панцири, полезные при обороне и мешающие при преследовании врага, отстегивая пояса с тяжелыми ножнами, а настигнув, разили их в спину.

Отступающие видели своих товарищей, уже приготовившихся вышибить из-под каменных глыб опоры, их искаженные от напряжения лица. Но юноны преследовали их, как бешеные собаки, чуть ли не вцепившись в полы одежды, не отставали ни на шаг. И тогда те из усрушанцев, кто был оставлен, чтобы столкнуть вниз глыбы, схватили оружие и бросились на подмогу. И это было их роковой ошибкой. Исполни они то, что было велено Камаком, — град камней смел бы с горы врагов и заодно, конечно, отставших от своих усрушанцев. Зато теперь они праздновали бы победу, а не враги. Горсточка людей, бросившаяся с топорами и самодельными пиками на помощь своим, не смогла изменить ход сражения. Они все пали, как один…

Александр, чувствуя слабость после ранения, но не желая, чтобы это заметили воины, медленно поднялся на вершину горы, с которой открывался вид на долину. Он высоко поднял над головой меч, затем вытянул руку в южном направлении, где была Индия, а потом — в восточном, северном, западном, словно грозя своим оружием всему миру. Вокруг, усыпав склоны горы, толпились его воины, и тысячи глоток одновременно исторгали восторженные крики. Воины славили своего царя, Александра Великого.

Сотни пар глаз следили из-за каменных осыпей, из зарослей тамариска и арчи, которыми были покрыты дальние склоны, за длинной змеей Искандарова войска, что медленно ползла по извилистой серой дороге, переползала через успевшие обмелеть после паводков саи. Неужели и вправду нет на земле силы, способной размозжить этой змее голову?.. А небольшие змейки — отряды из десяти-пятнадцати аконтистов, вооруженных дротиками, — словно ее жадные детеныши, расползлись по сторонам и двигались по бездорожью, по склонам гор, осматривая каждую расщелину, каждую скалу. Несколько отрядов пробиралось по гребням ближайших к дороге гор. Не затаился ли там враг, от которого можно ждать любой неожиданности?

— Здесь пещера!.. — крикнул один из молодых македонян и, выставив перед собой дротик, заглянул в щель, куда можно было протиснуться только боком, да и то, если у тебя не слишком велик живот.

— Это же змеиный лаз, а не пещера!.. — сказал его товарищ, подойдя сзади; грубовато его отпихнув, сам заглянул в расщелину, из которой несло запахом плесени и сыростью; долго всматривался в темноту, пока не стали видны каменные своды и ступени, уходящие куда-то вглубь. Вдруг он отпрянул, чуть не сбив с ног товарища.

— Ты что?.. — удивился тот.

— Там кто-то есть.

— А ну-ка?..

Молодой македонянин зажег факел и наполовину протиснулся в щель, держа наготове дротик.