По пути к Пунта Аренас я слушал рассказ Уайлда, и вновь и вновь благословил стойкость и выдержку, которые помогли продержаться партии в течение четырёх с половиной месяцев лишений. Двадцать два человека на острове Элефант находились на грани истощения, когда до них добрался Йелчо. Уайлд рачительно использовал скудный запас продовольствия и настолько, насколько это возможно, победил бесов уныния и отчаяния на небольшой песчаной косе между мрачными ледяными полями и коварным, покрытым льдом морем. Время от времени пак вскрывался, но большую часть времени путь на север оставался закрыт. Йелчо прибыл в нужный момент. Ещё два дня назад он не смог бы добраться до острова, а несколькими часами позже пак мог снова сомкнуться. Уайлд полагал, что помощь придёт в августе, и каждое утро он с довольным видом собирал свои пожитки, надеясь заразить этим остальных. Один член команды, которому я сказал: «Хорошо, что вы все были собраны.» ответил мне на это: «Видишь ли, Босс, Уайлд никогда не оставлял надежды, и всякий раз, когда море очищалось ото льда, он сворачивал свой спальный мешок и говорил всем, сверните спальники, парни, сегодня может приехать Босс.» Так и случилось, когда мы вдруг внезапно вышли из мрачной туманной дали, а через час все были в безопасности на пути домой. Еда разбавлялась тюленьим и пингвиньим мясом, моллюсками и водорослями. Тюленей было мало, но пингвинятина достаточно хорошо выручала в течение первых трёх месяцев. На момент спасения мужчины распечатали последний бовриловский сухой паёк, питались исключительно в форме горячего супа и имели едва ли четырёхдневный запас еды. Лагерь находился в постоянной опасности быть заметённым снегом, который сдувало с высокой части острова, и люди чем могли расчищали наносы. Существовала опасность того, что лагерь станет полностью невидимым со стороны моря, и что спасательная партия может их не найти.

«Почему-то считалось, что со спасательного судна, когда оно окажется рядом с островом, обязательно должен быть произведён выстрел,» — сказал Уайлд. «Много раз, когда от ледников откалывались куски, то они падали со звуком выстрела, а мы думали, что это выстрел с корабля, но через некоторое время перестали обращать на них внимание. Йелчо же мы увидели прежде, чем услышали любой звук. Это было мгновенье, которое будет непросто забыть. Мы только собирались пообедать, услышав привычное „Обед!“, а я разлить суп, который, кстати, был особенно хорош в этот день и состоял из варёного хребта тюленя, моллюсков и водорослей, когда раздался клич Марстона „Корабль!“ Некоторые подумали, что это и был „Обед!“, но когда раздался ещё один крик Марстона, обед больше никого не интересовал. Корабль был примерно в полутора милях и шёл мимо нас. Было решено подать с берега дымовой сигнал, и я схватил чью-то лежавшую робу, ударил кайлом по банке с керосином, хранившейся для этой цели, вылил керосин на робу и поджёг. Он вспыхнул вместо того, чтобы дымиться, но это уже не имело значения, ты узнал место, где вы оставили нас, и Йелчо повернул к нам».

На пути обратно в Пунта-Аренас мы столкнулись с ужасной погодой и маленькому Йелчо приходилось нелегко, но у него на борту находились окрылённые люди. Мы вошли в Магелланов пролив и 3 сентября в 8 часов утра достигли Рио Секко. Я сошёл на берег, нашёл телефон и сообщил губернатору и моим друзьям в Пунта-Аренас, что люди спасены. Через два часа мы были в Пунта-Аренас, где нас встречали так, что никому никогда не забыть. Чилийцы были восторженны не менее британцев. Полиции было поручено распространить новость о том, что в порт прибывает Йелчо со спасёнными людьми и чтобы это сообщение не прошло мимо кого бы то либо звучала пожарная сирена. На улицы высыпало всё население города. Это был великий приём, и после долгого напряжения и волнений последних месяцев, мы были в настроении, чтобы наслаждаться всем этим.

Следующие несколько недель были наполнены событиями, но я не буду здесь пытаться описать их в деталях. Я получил поздравления и наилучшие пожелания со всего мира, и моё сердце благодарно всем тем добрым людям, кто не забывал меня и моих людей под гнётом страшных событий на полях сражений. Чилийское правительство оставило Йелчо в моём распоряжении, чтобы переправить людей в Вальпараисо и Сантьяго. Мы добрались до Вальпараисо 27 сентября. Всё, что только могло плавать приветствовало нас, выстроились экипажи чилийских военных кораблей и, по крайней мере, тридцать тысяч человек толпились на улицах. На следующий день я выступил в Сантьяго для британского Красного Креста и Чилийского морского благотворительного фонда. Были вывешены вместе флаг Чили и «Юнион Джек», оркестр сыграл чилийский Национальный гимн, «Боже, храни Короля!» и «Марсельезу», с трибуны выступал министр иностранных дел Чили и вручил мне Орден. Я встретился с Президентом и поблагодарил его за оказанную Британской экспедиции помощь. Его правительство безвозмездно выделило L4000 на уголь. В ответ он напомнил мне, что британские моряки участвовали в становлении Чилийского военно-морского флота.

Министерство путей сообщения Чили предоставило специальный поезд, чтобы перевезти нас через Анды, и я отправился в Монтевидео с целью лично выразить благодарность Президенту и правительству Уругвая за щедрую помощь, оказанную в начале спасательной эпопеи. Нас по-королевски встречали в различных местах en route (по пути следования). Мы съездили также в Буэнос-Айрес на брифинг. Затем снова пересекли Анды. В это время я также занимался вопросами отправки людей в Англию. Всем не терпелось занять место в строю Королевских вооружённых сил. Моей собственной немедленной задачей было спасение партии в море Росса, до меня дошли новости от «Авроры», долго дрейфовавшей в море Росса и вернувшейся в плачевном состоянии в Новую Зеландию. Со мной отправлялся Уорсли. Мы поспешили на север через Панаму морскими и железнодорожными компаниями, предоставившими нам повсеместно радушную и щедрую помощь, и в Сан-Франциско сели на пароход, который доставил нас в конце ноября в Новую Зеландию. Я был проинформирован, что правительство Новой Зеландии принимало меры по оказанию помощи партии в море Росса, но моя информация была неполной, и мне очень хотелось самому оказаться на месте как можно быстрее.

На острове Элефант под руководством Уайлда, в котором я был абсолютно уверен, оставались двадцать два человека, и описывать их быт в течение долгих четырёх с половиной месяцев ожидания, я буду на основании их дневников, дополненных сведениями, почерпнутыми из личных бесед по пути назад к цивилизации.

Первейшей задачей, стоявшей перед ними и которая была даже ещё более важна, нежели пропитание, было сделать жильё. Полуголодное существование во время дрейфа на льдине, добавленное к испытаниям в переходе на лодках и суровостью погоды, с которой мы столкнулись после высадки на острове Элефант, оставило свой неизгладимый след на многих. Рикенсон, стойко переносивший до последнего все тяготы и лишения, рухнул от сердечного приступа. Блэкбороу и Хадсон не могли передвигаться. Все были в различной степени обморожены, а одежда, которая непрерывно носилась в течение шести месяцев, была полностью изношена. Буря, начавшаяся в день высадки на мысе Уайлд, продолжалась две недели, зачастую задувая со скоростью от семидесяти до девяноста миль в час, и достигая иногда даже более высоких значений. Палатки, проявившие себя исключительно и столько вынесшие, были порваны в лоскуты, за исключением полюсной, занимаемой Хёрли, Джеймсом (Вордье) и Хадсоном. Спальные мешки и одежда пребывали в вечно влажном состоянии и физические неудобства перерастали в психологическую депрессию. Две оставшиеся лодки перевернули вверх дном, одним бортом положив на снег, другим на два фута скал и ящиков, и под ними нашли крышу над головой матросы и некоторые учёные вместе с двумя инвалидами, Рикенсоном и Блэкбороу. Было необходимо надёжное укрытие от непогоды и тепло, чтобы просушить одежду, и Уайлд ускорил рытьё ледяной пещеры на склоне, которое было начато ещё при мне.