Опустевшее место гнездования пингвинов было, безусловно, выше максимального уровня воды в любое время, и мы поднялись на этот скалистый выступ в поисках места для установки наших палаток. Пингвины знали лучше, где им отдыхать, там, где море не сможет достать их даже в сильнейший шторм во время самого высокого прилива. Но недостатки лагеря на месте гнездовья были очевидны. Мягко говоря, сильно воняло, и было не похоже, что запах станет менее сильным, когда мы теплом своих тел подтопим смёрзшуюся поверхность. Но выбор места был невелик, и после обеда мы расчистили среди помёта места для двух палаток, выравнив их, убрав снег и камни. Моя палатка № 1 расположилась ближе к основанию утёса и там во время моего пребывания на Элефанте я жил. Палатка Крина была рядом, три другие палатки, установленные на достаточно чистом снегу, находились в нескольких ярдах поодаль. Пятая палатка была совсем ветхой. Тент разорванной восьмиместной палатки натянули на грубый каркас из вёсел, и люди ютились в этом подобие укрытия.

Установка лагеря, ревизия вещей, добыча и разделка тюленей и морских слонов заняла весь день и мы рано залезли в наши спальники. Мне и моим товарищам по палатке № 1 не суждено было провести приятную ночь. Теплом наших тел вскоре под нами подтопило снег и днище палатки стало невыносимо вонять от пропитавшей его жёлтой грязи. Снег, сметаемый с утёса над нами, сильно давил на бока палатки, а ночью штормовые порывы ветра буквально клали на нас крышу нашего маленького дома. Мы оставались под тяжестью снега до утра, было совершенно безнадёжным делом даже думать о переустановке палатки во время бури, которая неистовала в ночной тьме.

Утром 19 апреля погода оставалась по-прежнему плохой. У некоторых из людей наблюдались признаки деморализации. Они не хотели покидать палаток когда настал час подъёма, и было видно, что больше думали о неудобстве момента, нежели об удаче, которая привела нас на твёрдую землю к относительной безопасности. Состояние рукавиц и головных уборов некоторых особо потерянных наглядно иллюстрировало пресловутую поговорку о разгильдяйстве моряков. Ночью вещи смёрзлись, оказалось, что их хозяева считали, что такое положение дел даёт им право жаловаться, или, во всяком случае, право ворчать. Они сказали, что хотят сухой одежды и что их здоровье не позволяет им выполнять какую-либо работу. Только довольно жёсткими методами их удалось взбодрить. Замёрзшие рукавицы и шапки были, безусловно, очень неудобны, а следовательно, ночью эти вещи необходимо держать под одной из поддёвок.

Южный шторм, принёсший так много снега, был настолько силён, что когда я пошёл вдоль берега убить тюленя, то был сбит с ног его порывом. В тот же момент от палатки номер два в сторону моря покатились, подлетая на камнях, котелки. Крышка ящика, которой они были придавлены, чтобы держать их вместе, была опрокинута порывом ветра. Эти котелки, к счастью, не были столь необходимыми с тех пор, как почти всё наше приготовление пищи осуществлялось на жировой плите. Камбуз был установлен у скал довольно близко к моей палатке, в нише, которую мы сделали среди помёта пингвиньего грачовника. Упаковки с провизией обеспечивали некоторую защиту от ветра, а растянутый парус защищал кока от падающего снега во время работы. У него почти не было свободного времени. Количество мяса и сала тюленей и морских слонов, потребляемых нашей голодной командой, было почти невероятным. Он не испытывал недостатка в помощи, постоять рядом с жировой плитой было привлекательным для каждого члена партии, но заслужил всеобщую благодарность за свою неослабевающую энергию в приготовлении еды, которая была сытной и вкусной. Положа руку на сердце, мы действительно нуждались в тепле, которое давала нам горячая пища. Ледяные щупальца бури выискивали каждую щель меж камней нашего пляжа и безжалостно проникали сквозь нашу изношенную одежду и лохмотья палаток. Снег, несомый с ледника и падавший с небес, покрывал нас и наши вещи, образуя коварные ловушки для наших заплетающихся ног. Волнующееся море, бьющееся о скалы и камни, выбросило обломки плавучих льдов в нескольких футах от наших лодок. Однажды утром солнечные лучи проникли сквозь мчащиеся тучи, и мы увидели проблеск голубого неба, но хорошая погода, увы, не наступала. Утешением ситуации служило лишь то, что наш лагерь был в безопасности. Мы могли стерпеть неудобства, и я чувствовал, что всем будет польза от возможности отдохнуть и восстановить силы.

Усилившееся волнение моря вынудило нас перетащить лодки повыше. Это была задача для всех, и после ударной работы мы вытащили лодки в безопасное место среди скал и фалинями занайтовили их за большие валуны. Затем я обсудил с Уайлдом и Уорсли шансы достигнуть Южной Джорджии, прежде чем зима скуёт окружающее нас море. Для спасения экспедиции нужно было что-то предпринимать. Выпавшие лишения и внешняя среда оставили свой неизгладимый след на партии, здоровье и душевное состояние нескольких человек вызывали моё серьёзное беспокойство. Ноги Блэкбороу, которые были обморожены в переходе на лодке, находились в плохом состоянии и оба доктора опасались, что будет необходима операция. Они сказали мне, что если в обозримом будущем не наступит улучшения, то пальцы придётся ампутировать. Также жизненно важным был вопрос продовольствия. У нас осталось десять упаковок сухпайков в расщелине скалы на нашей первой стоянке на острове. Ревизия оставшихся припасов показала, что их хватит на пять недель. Эти пайки можно было растянуть на три месяца, сократив при этом суточную норму и частично восполняя их тюленями и морскими слонами. Но я не мог с полной уверенностью рассчитывать на мясо и жир животных, пляж опустел, на носу была зима. Сейчас эти наши припасы состояли из трёх тюленей и двух шкур (с жиром). Мы главным образом завесили от жира для топлива и, после предварительного обзора ситуации, я решил, что партия должна быть ограничена одним горячем питанием в сутки.

Я пришёл к выводу, что с целью спасения экспедиции было необходимо путешествие на лодке и оно не могло быть отложено на долго. Ближайшим портом, где можно было найти гарантированную помощь, был Порт Стэнли на Фолклендских островах, в 540 милях отсюда, но мы не могли даже надеяться идти против преобладающего северо-западного ветра на маленькой лодке с небольшим парусом. Южная Джорджия была более чем в 800-ах милях, но лежала по пути западных ветров, а я мог рассчитывать найти китобоев в любой китобойной станции на восточном побережье. Небольшая команда сможет пройти этот путь и вернуться со спасением в течение месяца, при условии, что море будет свободным ото льда и лодка выживет в бушующем море. Было совсем не трудно определить, что нашей конечной целью должна стать Южная Джорджия, и я продолжил планирование маршрута и необходимых для этого средств. Опасности 800 мильного путешествия на лодке через штормовой антарктический океан были очевидны, но я считал, что от этого рискованного мероприятия те, кто останутся на острове, совершенно ничего не потеряют. Зимой будет меньше ртов, лодка возьмёт максимум месячный запас еды на шесть человек, ибо, если мы не достигнем Южной Джорджии за это время, то не достигнем её никогда. Ещё одним веским доводом для меня было то, не было ни единого шанса, что хоть кто-то будет нас искать на острове Элефант.

Данные соображения требовалось обсудить в деталях, поскольку все знали, что опасность предполагаемого путешествия была исключительной. Этот риск был оправдан только нашей крайней необходимостью в помощи. В середине мая океан к югу от мыса Горн, как известно, является самым бушующим в мире. Постоянно плохая погода, унылое и пасмурное небо, практически непрерывные шторма. Нам придётся столкнуться с этими условиями в маленькой тщедушной лодке, основательно потрёпанной за прошедший месяц. Уорсли и Уайлд понимали, что такая попытка должна быть сделана, и оба вызвались сопровождать меня в этом путешествии. Я сказал Уайлду, что на этот раз он должен остаться. Я полагался на него, как на человека, который способен сохранить партию вместе, пока меня не будет, а также он был лучшим из тех, кто сможет довести людей весной до острова Обмана в случае нашей неудачи привести помощь. Уорсли я хотел взять с собой, так как был очень высокого мнения о его способностях в навигации, особенно в тяжёлых условиях, это мнение лишь усилилось во время последнего перехода. Требовалось ещё четверо человек, и я решил вызвать добровольцев, хотя, по сути, очень хорошо знал, кого выберу. Тому Крину я предложил остаться на острове в качестве правой руки Уайлда, но он так сильно просил взять его с собой, что после консультации с Уайлдом, я ему это пообещал. Я собрал людей вместе, объяснил свой план и вызвал добровольцев. Многие сразу же вышли вперёд. Некоторые просто не подходили для этого дела, других нельзя было брать, так как они не были закалёнными моряками, хотя опыт последних месяцев давал им некоторое право называться таковыми. Оба врача, Маклрой и Маклин, хотели идти с нами, но понимали, что их обязанность состояла в том, чтобы остаться на острове с больными людьми. Они предложили нам взять с собой Блэкбороу, мотивируя это тем, что он сможет получить тепло и кров, настолько быстро, насколько это возможно, но у меня было вето на эту идею. Жить в лодке будет достаточно трудно и здоровым людям. Я реально не представлял себе, как больной человек, беспомощно лежащий на дне лодки, сможет выжить в суровую погоду, во встрече с которой я был уверен. В итоге я выбрал Макниша, Маккарти и Винсента. Экипаж выглядел сильным и я, глядя на этих людей, чувствовал растущую уверенность в успехе.