Теперь мы находились на куске ровного льда около 200 футов длиной и 100 футов шириной. Той ночью больше никто не спал. Косатки фыркали в каналах и в ожидании рассвета мы наблюдали за тем, не появится ли ещё трещина. Часы проходили в неторопливом перетаптывании на месте, пока мы стояли прижавшись друг к другу, или же ходили взад и вперёд, чтобы сохранить хоть какое-то тепло в своих телах. В 3 утра мы запалили жировую плиту и после порции горячего молока определили некоторые позитивные моменты нашего положения. В любом случае мы были в движении, и если опасности и трудности ждут нас впереди, то мы сможем их преодолеть. Мы больше не дрейфовали по милости ветров и течений.
Первые проблески зари показались в 6 часов утра, и я с тревогой ждал, когда полностью рассветёт. Волнение моря усиливалось, периодически нашу льдину плотно окружали подобные ей обломки льда. В 6.30 утра у нас был горячий хуш, а затем мы ждали вскрытия пака. Время для активных действий настало в 8 утра, когда мы спустили лодки, загрузили их и начали пробираться через каналы в северном направлении. Джеймс Кэрд шёл первым, следом Стэнкомб Уиллс, замыкал Дадли Докер. Для того, чтобы немного разгрузить лодки и сделать их более мореходными, мы оставили на льдине некоторые вещи, то как лопаты, кирки и сушёные овощи, и ещё долгое время могли видеть оставленное снаряжение, образовавшее на льду тёмное пятно. Тем не менее, лодки всё ещё оставались слишком тяжёлыми. Мы вышли из каналов и вошли в участок открытой воды в 11 часов. Дул сильный восточный бриз, но выступ края пакового льда защищал нас от полной силы волнения, словно коралловый риф тропический остров от влияния Тихого океана. Наш путь лежал через открытое море, и вскоре после полудня мы обогнули северную оконечность пака и взяли курс на запад, Джеймс Кэрд по-прежнему шёл первым. Сразу же наши сильно загруженные лодки ощутили всю тяжесть погоды. Вздымаемые лодками брызги, которые замерзали как только падали, покрывали мужчин и вещи льдом, и вскоре стало ясным, что мы не сможем безопасно продолжать наше дальнейшее плавание. Я вновь развернул Джеймс Кэрд под прикрытие пака, остальные лодки последовали за нами. Но возврат к внешней линии льда не принёс облегчения. Было 3 часа дня, все устали и замёрзли. Мой взгляд остановился на большом, мирно лежащим обломке айсберга, и полчаса спустя мы вытащили на него лодки и расположились лагерем на ночь. Это был прекрасный, большой, крепкий голубой айсберг, с которого из нашего лагеря мы могли получить прекрасный обзор на окружающее море и льды. Его самая высокая точка возвышалась почти на 15 футов выше уровня моря. После горячего обеда все, кроме дежурного, легли спать. Каждый нуждался в отдыхе после предыдущей бессонной ночи и непривычного напряжения последних тридцати шести часов на вёслах. Этот айсберг был в состоянии противостоять волнению моря, он был слишком массивен и глубоко погружён, чтобы серьёзно пострадать от него, но не был таким уж и безопасным, как казался. Около полуночи сторож позвал меня и показал мне, что сильное северо-западное волнение вызвало раскол льда. Большой его кусок оторвался в восьми футах от моей палатки. Мы провели инспекцию настолько, насколько это было возможно в темноте, и обнаружили, что покрывающий западную сторону айсберга толстый снег быстро размывается морем. Под поверхностью воды образовалось что-то подобное подошве припая. Я решил, что непосредственной опасности нет и будить людей незачем. Ночью северо-западный ветер усилился.
Утро 11 апреля выдалось пасмурным и туманным. С рассветом выяснилось, что пак сомкнулся вокруг нашего айсберга, сделав невозможным при сильном волнении моря спустить лодки. Никаких признаков воды не наблюдалось. Многочисленные киты и косатки шныряли между льдин, а вокруг нашего айсберга кружили капские голуби, чайки и глупыши. Картина, открывавшаяся из нашего лагеря с усилением света, была великолепна для описания, хотя я должен признать, что мы рассматривали её с тревогой. Вздымающиеся возвышенности пака и льдин накатывали на нас длинными волнами, образуя здесь и там тёмные линии открытой воды. Каждая волна, поднимающаяся около нас, быстро размывала айсберг, надвигая льдины на подошву припая, дробя верхний край снежного покрова и уменьшая размер нашего лагеря. Когда льдины отступали перед следующей атакой, вода бурлила у кромки припая, быстро увеличиваясь в ширину. Спустить лодки в таких условиях было бы сложно. Время от времени, так часто, что даже появилась тропинка, Уорсли, Уайлд и я поднимались на самую высокую точку айсберга и смотрели на горизонт в поисках разрывов в паке. После медленно тянущихся часов ожидания, наконец, далеко вдали посреди ледяной мешанины появился тёмный разрыв. Казалось, прошла целая вечность, пока он медленно приблизился. Я с завистью наблюдал за двумя невозмутимыми тюленями, которые лениво развалились на покачивающейся льдине. Они были дома, у них не было причин ни для беспокойства, ни для страха. Если бы они думали о том же, что и я, то сочли бы этот день идеальным для весёлого путешествия по кувыркающимся льдинам. Для нас же это был день, показавшийся вечностью. Я думаю, что никогда прежде ещё не испытывал такого беспокойства. Когда я посмотрел вниз на лагерь, чтобы отдохнули глаза от напряжённого наблюдения за широким белым простором, нарушаемым лишь одной чёрной лентой открытой воды, то увидел, что мои спутники ждали с более чем обычным интересом узнать, что я обо всём этом думаю. После одного особенно сильного удара кто-то отчаянно крикнул: «Он треснул поперёк». Я спрыгнул со смотровой площадки и побежал к месту, которое осматривали мужчины. Там действительно была трещина, но обследование показало, это был просто разлом в снегу без видимых признаков раскола самого айсберга. Плотник отметился своей невозмутимостью, когда чуть ранее в этот день реально чуть не уплыл на обломке льда. Он стоял рядом с краем нашего лагеря, когда лёд под его ногами отделился от основной массы. Быстрый прыжок через увеличивающийся разрыв спас его.
Тянулись часы. Одним из моих опасений, была возможность, что течением нас может пронести сквозь восьмидесятимильный створ между островами Кларенса и Принц-Джордж в открытую Атлантику, но постепенно открытая вода приблизилась и в полдень почти добралась до нас. Длинный канал, узкий, но судоходный, простирался к юго-западному горизонту. Наш шанс выпал немного позже. Мы сбросили наши лодки с края раскачивающегося айсберга и отвели их подальше от подошвы припая, пока она поднималась под ними. Джеймс Кэрд почти перевернуло ударом снизу, когда айсберг возвращался в верхнее положение, но он успел выйти в глубокую воду. Мы побросали припасы и вещи на борт и через пару минут были уже далеко. Джеймс Кэрд и Дадли Докер имели хорошие паруса и с попутным ветром могли довольно быстро идти вдоль канала мимо ходящих ходуном ледяных полей по обе его стороны. Волнение было сильным и над льдинами летели брызги. Попытка установить небольшой парус на Стэнкомб Уиллс привела к серьёзной задержке. Площадь его паруса была слишком мала, чтобы оказать заметную помощь гребцам, но за то время, что люди были заняты этой работой, лодка отдрейфовала обратно к ледовому полю, где её положение стало довольно опасным. Видя это, я отправил Дадли Докер за ней, а сам пришвартовал Джеймс Кэрд к куску льда. Дадли Докеру пришлось взять на буксир Стэнкомб Уиллс, и эта задержка стоила нам двух ценных часов светового дня. Когда все три лодки были снова вместе, мы продолжили путь вдоль канала и вскоре увидели ширь протяжённой воды на западе, её появление означало, что мы вырвались из плена пакового льда. В окончании ледяного языка, который практически закрывал проход, через которые мы могли выйти в открытое море, находился, словно какой-то любопытный ископаемый монстр, ледяной Цербер, охранявший путь, изъеденный волнами айсберг. У него была голова и глаза, он так тяжело оседал, что почти опрокидывался. Его бока были погружены глубоко в море, и когда он вновь поднимался, то вода, словно слёзы плача струилась из его глаз по поводу нашего избавления из ледяных тисков. Для читателя это может показаться фантастикой, но для нас в то время такое впечатление было реальным. Люди, живущие в цивилизованных условиях, окружённые разнообразными формами жизни и знакомыми творениями своих рук, вряд ли смогут понять, насколько быстро ум под влиянием глаз реагирует на всё необычное и проводит любопытные ассоциации, подобные полёту фантазии дней нашего детства. Мы долго жили среди вечных льдов, и почти бессознательно стремились увидеть сходство с человеческими лицами и иными живыми формами в причудливых очертаниях и массивных неуклюжих формах айсбергов и льдин.
