Затем бывает разрыв, вызванный любовной надменностью. Он слаще многих сближений, и поэтому случается он только при уверенности каждого из влюбленных в другом, когда утвердится доказательство действительности его договора. Тогда-то и делает возлюбленная вид, что порвала, желая видеть стойкость любящего, и чтобы не была его жизнь вполне ясной и опечалился бы он от этого, если чрезмерна его любовь, но не из-за того, что случилось, а боясь, что дойдет это дело до чего-нибудь более значительного и будет разрыв причиною иного, — или же опасаясь, что наступит беда от случившегося пресыщения.

Мне пришлось в юности порвать таким образом с кем-то, кого я любил, и разногласие немедленно проходило и снова возвращалось. И когда это участилось, я сказал для шутки стихотворение, сочиненное тут же, каждый стих которого я заключил полустишием из начала «Муаллаки»[37] Тарафы ибн аль-Абда, — это из той, которую мы читали с объяснениями под руководством Абу Саида аль-Фата аль-Джафари, со слов Абу Бакра аль-Мукри, ссылавшегося на Абу Джафара ан-Наххаса — да помилует их всех Аллах! — в соборной мечети Кордовы. Вот оно:

Затем бывает разрыв, вызванный недовольством за проступок, который совершил любящий, — в этом некоторое бедствие, но радость возвращения и счастье прощения уравновешивают то, что прошло. Поистине, благоволение любимой после гнева дает усладу сердцу, выше которой не будет никакое из дел мирских! И разве наблюдал наблюдающий, видели глаза и возникало в мысли что-нибудь более усладительное и желанное, чем место свиданья, откуда ушли все соглядатаи, удалились все ненавистники и скрылись все сплетники. И встретились там двое влюбленных, которые порвали между собою из-за проступка, совершенного любящим, и продлилось это немного, и началось некоторое отчуждение. И нет здесь препятствия для долгого разговора, и начинает любящий оправдания, проявляя смирение и покорность и приводя явные доказательства, — то смелеет, то унижается и бранит себя за минувшее, то доказывает свою невиновность, то хочет извинения и взывает о прощении, то признается в проступке, хотя вины за ним нет. А любимая, при всем этом, глядит в землю и украдкою, незаметно, бросает на него взгляд, а иногда и смотрит на него долго, а потом улыбается, пряча улыбку, — и это признак прощения. И затем обнаруживается в беседе их принятие извинения и внимание к словам, и прощаются грехи, созданные доносом, и исчезают следы гнева, и начинаются тут ответы: «Хорошо?» и «Твой проступок прощен, если он и был, как же иначе, если и нет проступка». И заключат они свое дело возможным сближением и прекращением упреков и согласием, и расходятся любящие на этом. Вот положение, для которого слабы прилагательные, и бессилен язык определить его?

Я попирал ногами ковры халифов и присутствовал на собраниях царей, и не видел я благоговения, равного благоговению любящего перед любимой. Я видел власть насильников над вельможами, и могущество вазиров, и увеселения правителей государства, но не видел я более счастливого и сильней радующегося своей жизни, чем любящий, убежденный, что сердце любимой с ним, и уверенный в ее склонности и действительной любви.

И бывал я при том, как стояли оправдывающиеся перед султанами, и становились люди, заподозренные в великих грехах, перед непреклонными и несправедливыми, и не видел я никого смиреннее, чем влюбленный обезумевший, когда стоит он меж рук гневной возлюбленной, которая исполнилась негодования, и одолела ее жестокость.

Я испытал и то и другое, и в первом положении был я крепче железа и пронзительней меча, не отвечая на униженность и не сутулясь в смирении, а во втором — послушнее плаща и мягче шерсти, — я спешу к отдаленнейшим пределам покорности, если есть от этого польза, и ловлю случай быть смиренным, если производит это действие. Я стараюсь смягчить любимую, путаясь в красноречии, чтобы перечесть тончайшие мысли, стараясь всячески разнообразить речь и усердствуя во всем, что вызывает благоволение.

Клевета — одно из явлений, вызывающих разрыв, и бывает она в начале любви и в конце. В начале любви — это признак истинной влюбленности, а в конце — признак ослабления любви и врата к забвению.

Я вспоминаю, рассказывая об этом, как проходил я в какой-то день в Кордове по кладбищу у ворот Амира с толпою ищущих знаний и знатоков преданий. Мы шли на собрание в ар-Русафу[38] к шейху Абу-ль-Касиму Абд ар-Рахману ибн Абу Язиду, египтянину, наставнику моему, — да будет доволен им Аллах! — и с нами был Абу Бакр Абд ар-Рахман ибн Сулейман аль-Балави, из жителей Сеуты[39] (а это был чудесный поэт). И он говорил свои стихи об одном знакомом нам клеветнике, среди которых были такие:

И в то время как произносил он первый из этих двух стихов, как раз проходил Абу-ль-Хусайн ибн Али аль-Фаси, — да помилует его Аллах! — а он тоже направлялся на собрание к Ибн Абу Язиду. И услышал он этот стих, и улыбнулся нам, — помилуй его Аллах! — и прошел мимо нас, говоря: «Нет, уж лучше заплести, чем расплести, коли будет на то угодно Аллаху!» И сказано это было с насмешкой, несмотря на степенность Абу-ль-Хусейна — помилуй его Аллах! — на его достоинства, праведность, превосходство, благочестие, постничество и знания. И я сказал об этом:

Бывают при разрыве и укоры, и, клянусь жизнью, когда их немного, — в них сладость, а если станут они значительными, то это предзнаменование непохвальное, знак из дурного источника и злая примета, А в общем, упреки — верховой конь разлуки, разведчик разрыва, плод клеветы, признак обременения, посланник расхождения, вестник ненависти и предисловие к отдалению. Они приятны, только когда невелики и если корень их — благорасположение. Я говорю об этом: