Достаточно с него тогда сдерживать себя в любви, не отвечая любимой тем, что ей отвратительно, и не устрашая ее этим. Когда же случается третий исход, то есть возлюбленная свободна от того, что испытывает любящий, пусть довольствуется влюбленный тем, что находит он, и пусть берет то, что легко дается, не ставя условий и не требуя невозможного. Ему принадлежит лишь то, чего достиг он своим рвением и что пришло к нему благодаря старанию.
Знай, что неприглядность поступков не видна тем, кто совершает их, и поэтому кажутся они вдвойне скверными людям, так не поступающим. Я говорю эти слова, не похваляясь, а следуя наставлению Аллаха, великого, славного: «Но о милости господа твоего, — вещай!» Наделил меня Аллах — велик он и славен! — верностью тем, кто связан со мной хотя бы одной встречей, и одарил меня бережностью к тому, кто встает под мою защиту, хотя бы разговаривал я с ним всего час, — и наделил в такой доле, что я благодарю и прославляю его, прося подкрепить меня и усилить во мне это свойство. Ничто так не тяготит меня, как измена, и, клянусь жизнью, никогда не позволяла мне душа и в мыслях повредить кому-нибудь, с кем была у меня малейшая связь, хотя бы и был велик грех его предо мною и многочисленны были его проступки. Меня поразило из-за этого немало бедствий, но не воздавал я за злое иначе, нежели добром, — да будет за это великая слава Аллаху!
Верностью похваляюсь я и в длинной поэме, где упомянул о превратностях, нас поразивших, и об остановках, отъездах и разъездах по странам, постигших нас. Она начинается так:
Она ушла, удалилась, она вернется едва ли,
И сразу выдали слезы все то, что ребра скрывали.
Как сердце в груди устало, и как измучено тело!
Тебе не спастись, не скрыться от вездесущей печали.
И в доме гостеприимном ты ложа не согреваешь;
Покоя ты не находишь, куда бы тебя ни звали.
Как будто облако в небе, ты мчишься неудержимо,
Гонимый ветром жестоким в чужие грозные дали.
Как будто ты вера в Бога, которую нечестивец
Отверг, потому что бредни в душе восторжествовали.
Что, если звездой во мраке к беззвучному окоему
Ты мчишься, дабы другие в покое век вековали?
На милость и на жестокость ответишь судьбе слезами,
Которые проливаться с тех пор не переставали.
Верностью также похваляюсь я в длинной моей поэме, которую я приведу целиком[47], хотя большая часть ее не относится к предмету книги. И было причиной произнесения ее то, что некоторые мои противники подавились из-за меня и злобно упрекали меня в лицо, забрасывая меня камнями за то, что я поддерживаю своими доказательствами ложное, — они были бессильны возразить на то, что я сказал, поддерживая истину и людей ее, и завидовали мне. И я сказал свою поэму, обращаясь в ней к одному из друзей моих, человеку с умом. Вот стих из нее:
Попробуй возьми ты меня, как взял бы ты жезл Моисея
[48],
И можешь без страха потом ловить ядовитого змея.
Кричат они о чудесах, со мною расставшись надолго;
Зовут кровожадного льва, со львом повстречаться не смея.
Иные в безумье своем надеются так на имама,
Что ждут своего торжества, успеха ни в чем не имея.
Когда бы проникла в сердца моя непреклонная стойкость,
Кумиров не стали бы чтить, от благоговенья немея.
Частице иной никогда с глаголами не сочетаться;
Так низость со мной сочетать — пустая, поверьте, затея.
Идет он по мысли моей, как жила по бренному телу;
И, значит, вольно простаку считать меня за чародея.
Находят порой без труда следы муравьев беспокойных,
Потом великана-слона в лесах разыскать не умея.
ГЛАВА ОБ ИЗМЕНЕ
Как верность — одно из благородных качеств и достойных свойств, так измена принадлежит к качествам скверным и порицаемым. Изменником называется лишь тот, кто изменил первый, а тот, что платит изменой за подобное же, хоть и равен ему по сущности дела, — не изменник и не достоин за это порицания. Аллах — велик и славен! — говорит: «Воздается за дурное дело делом дурным, подобным ему», — и мы знаем, что второй поступок не есть дурное дело, но так как он однороден с первым по сходству, дал ему Аллах такое же название. Это встретится и будет разъяснено в главе о забвении, если захочет того Аллах.
Так как измена часто исходит от любимых, верность их считается делом необычайным, а то малое чувство, что проявляют они, равно самой великой любви, исходящей от любящих. Я говорю об этом:
Верность неоцененная, если верна любимая,
А у тебя, возлюбленный, верность, поверь мне, мнимая;
Выше врожденной смелости редкая храбрость робкого,
И понапрасну хвалится доблесть неколебимая.
Подлый вид измены, когда у любящего есть посланец к любимой, которому он доверяет свои тайны, и посланец этот старается расположить любимую к себе, чтобы та предпочла его любящему.
О таком человеке я говорю:
Я думал, что будет мне верен внимательный вестник,
Как верен владыке ретивый и строгий наместник,
А он разрывал наши прежние нежные узы,
Мою госпожу обольщал, как лукавый кудесник.
Хозяином был я, теперь я лишь гость и свидетель,
А в сердце любимой моей воцарился прелестник.
Рассказ
Рассказывал мне кади Юнус ибн Абдаллах и говорил он: «Помню, видел я в юности невольницу в одной из опочивален, и любил ее юноша из людей образованных, сын вельможи. И она также любила его, и они посылали друг другу послания, а посредником между ними и посланцем с их письмами был юноша, сверстник влюбленного, имевший к девушке доступ. И когда предложили невольницу для продажи, захотел тот, кто любил ее, ее купить, но поспешил опередить его посланец и купил ее. И однажды вошел он к ней и увидел, что открыла она ларец и ищет там какие-то свои вещи. И подошел он и стал рыться в ларце и нашел там письмо от того юноши, который любил ее, надушенное галией, хранимое с почтением. И рассердился он и спросил: «Откуда это, развратница?» — и отвечала она: «Ты сам принес его ко мне». — «Может быть, оно новое, после того времени?» — спросил юноша, и она сказала: «Нет, оно из тех старых, которые ты знаешь». И как будто вложила она ему в рот камень, — говорил кади, — и раскаялся он и умолк».