Настало утро отъезда, и Нефедов спустился к озеру, чтобы попрощаться. Оказывается, он страстно любил воду. Оставалось пожалеть, что в их городе не было ни моря, ни озера, ни даже реки. Зачем же он жил там? Что его удерживало?

Озеро лежало уже одетое солнцем. Он стоял на берегу и думал, когда подошла Вера.

— Смотри-ка, — сказала она, протягивая конверт. — Тебе письмо от Охрименко... Только что принесли.

Не было там ни моря, ни озера, ни реки, но был Завод. Это был его город, суженый город его жизни. Он разорвал конверт, прочел письмо и поморщился, как от зубной боли.

— Что такое?

— Все равно мне ехать в совхоз.

— Что он пишет?

— То и пишет. Машину нельзя задерживать. Но ведь если такую сдать, то как раз и задержится рождение настоящей машины! А-а, да что слова тратить!

— Вот именно. Плюнь ты на нее! Поезжай и сдай.

Нефедов распахнул глаза и долго соображал, глядя на жену.

— Потому что квартира?

— Не вкладывай в нее столько сердца, Юра, в эту свеклосажалку! Машина Охрименко, в конце концов, пусть он и старается.

— Какая разница, чья машина?

— Для тебя, конечно, никакой. А другие себя не забывают. Время такое.

— Вера! — крикнул Нефедов и вдруг сдался. — Я поеду.

Вечером, еще похожим на день, Нефедов уверенно, как старожил, «шлепал» через совхозную усадьбу. Был он несколько припаражен: серый пиджак в звездочку, скособоченный галстук, полотняная кепка, обтертые от пыли полуботинки. Сизые брюки, правда, заметно мятые, но этого по-скорому не поправишь, утюга в крохотной совхозной гостинице не нашлось, когда-то, сказали, был, да перегорел...

Заканчивался последний день командировки. Шел Юрий Евгеньевич подписать бумаги и попрощаться с директором совхоза, оттого и побрился под вечер. Не к кому-нибудь «шлепал», а к заказчику все же!

Машина, разумеется, делалась по плану, но уж так повелось, что хозяйства, в которые посылали новые изделия на испытания и которые были в этих изделиях кровно заинтересованы, на заводе назывались заказчиками.

Несколько дней несусветных мук с машиной — душевных и физических — протянулись без толку. Несмотря на то. что машину пытались подладить с местными механиками, пробовали и то, и это, она не пошла...

А теперь?

Вдруг Нефедов повернул и «пошлепал» в сторону...

Угол хозяйственного двора усадьбы, к которому он приближался, был забит машинами разного назначения, вернее, их бездыханными останками. Стояли, верней, лежали они в беспорядке, краска с них послазила, уступила место ржавым пятнам, рядом валялись рычаги, болты, шестеренки, канистры и жестяные банки, в которых поблескивало вечернее солнце. У мертвого культиватора, позвякивая молотком, возился кудрявый парень в замасленном комбинезоне, и Нефедов спросил его:

— И давно у вас тут эта самая?

— Что?

— Свалка.

Улыбнувшись, парень оглянулся на него:

— Это техстоянка.

— Прибавили бы: образцово-показательная.

— Скажут — прибавим, — спокойно ответил парень и так звякнул молотком, что Нефедов поморщился от неожиданности и поковырялся пальцем в ухе.

— Чините?

— Не... Запчасть снимаю... Запчастей не хватает, а работать надо!

Нефедов покрутил головой и сначала побрел, а потом впритруску побежал к длинному одноэтажному дому в глубине усадьбы, на беленой стене которого лучилась стеклянная табличка, извещая, что здесь и находится дирекция совхоза.

Утречком новую машину испытывали вместе с самим директором, он сел и попытался управлять, а когда слез, к удивлению всех окружающих, знавших своего директора человеком бурным, сказал тихо, вежливо:

— Вечерком побеседуем.

Вот и вечерок настал...

Кабинет у директора был вполне современный, с селектором под рукой, и сам директор возвышался за столом крепкий, с бычьей шеей, все в нем дышало молодостью и силой — вот, правда, черные волосы, развалившиеся на голове, перепутались с сединой. Словно бы с чужой, слишком уж ранней. Он сидел, положив огромные кулаки на стекло, и они отражались в нем, поэтому кулаков было не два, а сразу четыре.

Нефедов ссутулился у приставного столика с набором пепельниц, а директор сказал:

— Ну, давайте я сначала вас послушаю!

— Да нет, давайте уж вы...

— Почему? Вы — гость. Пожалуйста.

Помяв под столиком свои руки, Нефедов мучительно глянул на директора исподлобья:

— Я вам что хотел сказать? Только одно...

— Что?

— Технику надо беречь...

— Это техника? — взревел директор, против воли нажимая на свой без того неслабый голос. — Гроб с музыкой! Да это...

— Согласен, — перебил Нефедов. — Но я вам не про новую машину говорю... С ней ясно. А вот... Хоть бы навес построили!

И Нефедов принялся корить директора за эту свалку, которая побольше небрежности и похуже, чем бесхозяйственность, а скорее — нелюбовь, тогда уж и небрежность, и бесхозяйственность не случайны. Директор плохо слушал его, а присматривался к странному собеседнику умными орлиными глазами: ну-ну, дескать, небольшой ты хитрец, неглубоко прячешься, ты меня за техстоянку распекаешь, а сам приехал выручать свою новую машину, которая негодная! Тут я сразу и схвачу тебя за шкирку, как щенка! Чего ты на меня навалился? Ишь!

Он-то, директор, ждал баталии, готовился к схватке, к тому, что его начнут уламывать, умолять, а то и угрожать... Для того, конечно, и начал этот тип со свалки! Мелко взял, несолидно.

— Вы приехали отстаивать интересы завода, — сощурившись, мягко сказал директор.

— Да. А что, разве сделать нормальную техстоянку не в интересах завода?

— Для хорошей техники?

— Само собой.

— А новая ваша машина никуда не годится! — крикнул директор и так саданул кулачищем по стеклу на столе, что оно треснуло.

— Я и не спорю, — пожав плечом, сказал Нефедов. — Зря стекло разбили.

— Как?

— Я же сказал: согласен, что машина пока плохая.

Орлиные глаза растерянно заморгали.

— Когда это вы сказали?

— Сразу.

Директор задумался, вспомнил и удивился, что пропустил это слово или не придал ему никакого значения. Тут была какая-то новая хитрость. Какая? Орлиные глаза перестали моргать и сощурились, как самые заурядные, испуганно и смущенно.

— И сейчас подпишем дефектный акт? — вкрадчиво спросил директор, прячась за несерьезный тон.

— Подпишем.

— Мгх! — кашлянул директор, который не мог покуда разгадать, в чем тут подвох. — Так о чем мы толкуем? Вот ручка! Прошу.

Он выхватил из чернильного прибора ручку с острым хвостиком, подал Нефедову и положил перед ним приготовленную бумагу, перегнувшись через весь свой стол.

Нефедов долго читал и перечитывал, а директор все щурился и ждал: «Сейчас-сейчас раскроется, в чем тут гвоздь!» Но Нефедов хлюпнул носом и сказал:

— Всё точно.

— Может быть, смягчить чуток?

— Да ладно... — сказал Нефедов. — Чего мелочиться? И — подписал акт.

Тогда директор быстро спрятал свой экземпляр в стол, запер на ключ и подергал ящик. Заперлось хорошо.

— Чу-де-са-а!

— Какие?

— Я думал — ты, а ты... Занятный тип! Что говоришь, то и есть. Ты не подписал себе смертного приговора?

Нефедов пожал плечами:

— Зато машина будет... У меня здесь родились кой-какие мысли. Приеду — попробую.

— Я к чему спрашиваю — если надо, зови меня на защиту.

— Ты навес сделай для техники!

— Сделаю! — приподнял кулаки директор. — Клянусь тебе!

И потер трещину на стекле.

— Машину требуешь, а сам к машинам как варвар! — проворчал Нефедов.

— Согласен, — сказал теперь директор, — но это не я. Это наследие. Дурацкое оправдание, уж скоро год, как я здесь... Сейчас выдвигают молодежь. Тебе сколько лет? Мне тридцать четыре...

— Я моложе.

— А я думал, старше, — засмеялся директор. — Чего недостает в первую очередь? Времени! Ты где его берешь?