Он решил заявить лейтенанту Баюку, что его оскорбил этот Баталов. «Пусть нас разведут, вместе нам не ужиться». Но к концу вахты Марков передумал. «Тогда Баталов скажет ему, что я отказался выполнить его приказание. За такое дело лейтенант по головке не погладит. Он так рявкнет, что барабанные перепонки полопаются. И чего я действительно отказался сразу встать на пост? Баталов, если разобраться, прав. Дисциплину соблюдать надо. Доведись до меня…»

Сменившись с поста, Марков молча лег и с головой закрылся шинелью, но уснуть долго не мог и все ворочался с боку на бок.

Утром, когда весеннее солнце пригрело израненную Малую землю, разведчики вылезли из землянок. Марков постелил плащ-палатку и сел в сторонке от товарищей. Рогов спросил его:

— Чего это вид у тебя такой, словно тебе на любимую мозоль наступили?

— Иди ты… — огрызнулся Марков, поворачиваясь к нему спиной.

Баталов молча поглядел на него и подсел к разведчикам.

— Кто воевал в Севастополе? — спросил он.

Два разведчика ответили, что им довелось.

— Мне запомнился на всю жизнь подвиг бойца комсомольца Александра Чекаренко, — сказал Баталов. — Было это во время третьего штурма Севастополя. Чекаренко приказали взорвать один военный объект, который окружили гитлеровцы. В громадной штольне штабелями лежала взрывчатка, слышалось равномерное тиканье часового механизма взрывателя, установленного на заранее назначенный час. Чекаренко должен был проследить за работой часового механизма и в последние минуты покинуть штольню. Но тут налетели фашисты. Взрыв запаздывал. Что оставалось делать Чекаренко? Уйти, не выполнив приказа? Это значит отдать военный объект в руки врага в целости и сохранности. Чекаренко бросился обратно в штольню. Вздрогнули прибрежные скалы. Северная бухта вспенилась от посыпавшихся в нее камней. Ради выполнения приказа моряк не пожалел жизни… Говорят, что при взрыве погибло до двухсот фашистов… Вот это геройство! Это не то, что стоять на посту возле землянки после пререкания с командиром…

Баталов вынул кисет с махоркой.

— Закуривай, пока я добрый, — улыбнулся он.

Все потянулись к кисету.

Марков повернулся и хмуро, с ехидным выражением спросил:

— А вам, товарищ сержант, не светило в Севастополе? Понаслышке рассказываете…

— Нет, не понаслышке. Правда, пробыл я там немного, ранило, — ответил Баталов.

— В штабе, наверное…

— Был и в штабе связным, а затем в триста шестьдесят пятой зенитной батарее. Может, слышали о такой?

— Разрешите и мне закурить? — почему-то сразу застеснявшись, попросил Марков.

— Закуривай! Еще спрашивает, чудак — вечером, после ужина, Баталов сказал Маркову:

— Собирайся! Пойдем в наблюдение на нейтральную полосу.

— Вдвоем?

— Втроем. Рогов пойдет.

«Теперь он затаскает меня на боевые задания. Думает этим допечь меня. Нет, Баталов, плохо ты меня знаешь!» — подумал Марков.

Ночью Баталов, Марков и Рогов находились на нейтральной полосе. Рогов заметил новую огневую точку, находившуюся впереди обороны противника. Марков предложил взять в плен гитлеровских пулеметчиков.

— Добре, — шепнул Баталов.

Разведчики поползли. Однако пулеметчики их заметили и открыли огонь. Маркова и Рогова легко ранило. Тогда Баталов швырнул в пулеметчиков гранату. Ее взрывом пулемет был испорчен, один гитлеровец убит. Два уцелевших гитлеровца бросились бежать. Баталов хотел выстрелить им по ногам, но, к несчастью, отказал пулемет. Он бросился им вдогонку, рассчитывая сбить прикладом. Но гитлеровцы так быстро улепетывали, что догнать их не удалось.

Командир взвода удивился, увидев Баталова расстроенным. Докладывая, Баталов с огорчением сказал:

— Прямо из рук выскочили. Очень обидно. Никак успокоиться не могу…

Баюк задумался: «А я, кажись, ошибся в этом парне».

Написав донесение, Баюк подозвал Маркова и поручил ему отнести его вместе с документами убитого гитлеровца к начальнику разведки.

Начальник разведки, прочитав, спросил Маркова:

— Вы убили гитлеровца?

— Нет, убил Баталов.

— А, это тот самый сержант с лицом красивой девушки…

— Он самый.

— Хороший разведчик?

— Да ничего, — неопределенно ответил Марков.

— Тихий, говорят, по характеру.

— Гм, — смутился Марков под пристальным взглядом начальника. — Я бы не сказал.

Угостив разведчика папиросой, начальник сказал:

— Идите отдыхать. Передайте лейтенанту, что сведения ценные.

Марков дошел до порога просторной землянки, потом повернулся.

— Разрешите вас спросить?

— Пожалуйста. В чем дело?

— Верно ли, что у вас есть альбом с вырезками из газет о боях за Севастополь?

— Есть. А что?

— А нет ли у вас там о триста шестьдесят пятой зенитной батарее?

Начальник усмехнулся.

— Есть, конечно! Об этой батарее столько написано!.. А почему вас это заинтересовало?

— Да просто так, — замялся Марков.

Начальник открыл чемодан, и Марков увидел, что весь он набит журналами и книгами. Достав толстую бухгалтерскую книгу, начальник сказал:

— Вот этот самый альбом. Сейчас найдем об этой батарее. Вот одна заметка. Садитесь и читайте.

Марков сел на ящик и стал читать. В заметке было написано:

«Во время третьего наступления немцев на Севастополь в июне 1942 года триста шестьдесят пятая зенитная батарея несколько суток дралась против в десять раз превосходящего противника. Когда кончились боеприпасы, а оставшиеся в живых несколько человек были тяжело ранены, батарейцы по радио вызвали на себя огонь нашей артиллерии. 13 июня с батареи поступили три радиограммы. В первой радиограмме, переданной в 12.03, сообщалось: «Танки противника расстреливают нас в упор. Пехота забрасывает гранатами. Прощайте, товарищи. За Родину, вперед!» В 13.07 радиограмма сообщала: «Ведем борьбу за дзоты, только драться некому, все поранены». Последняя радиограмма, переданная в 16.10: «Отбиваться нечем. Личный состав почти весь выбыл из строя. Открывайте массированный огонь по нашей позиции и КП. Тут много немцев». По приказу командования в течение нескольких часов четыре соседние батареи 12-дюймовой морской артиллерии вели огонь по КП батареи, разрывая в клочья фашистов, поджигая их танки, сметая все живое. Враг скатился с высоты. Из наших полуразрушенных дзотов было спасено несколько раненых краснофлотцев…»

Закрыв альбом, Марков несколько минут сидел неподвижно, а затем молча подал альбом начальнику, козырнул и молча вышел.

В конце дня он отозвал в сторону Баталова и, опустив глаза, сказал хрипловатым голосом:

— Сержант, ты на меня не сердись… Я горячий парень, закипел — и влип… Не думай, что я такой, что подведу в бою. Мне обидно было слышать такие слова… Что я, в самом деле, не могу быть примером?… Пусть найдется такой человек, который скажет, что я изменяю своему слову… Ты верь мне…

На лице Баталова появилась стеснительная улыбка,

— А я знаю… Чудак ты, право…

Прошел месяц.

— Кто бы мог подумать, — удивлялся лейтенант Баюк, придя однажды к начальнику разведки. — Вот тебе и девичья наружность! Здорово я ошибся тогда… Ни за что из своего взвода не отпущу этого парня. Удивительное дело — Марков, этот отпетый парень, перестал матерщинничать и не нахвалится своим сержантом. Даже Марков!.. Вот загвоздка!..

Начальник посмеивался:

— Эх, лейтенант, плохой же ты знаток человеческих душ. Мне думается, что Баталов способен на высокий подвиг.

— Но внешность…

— А что внешность? Красавец парень. От таких девушки с ума сходят… Докладывай свой план…

Командование приказало разведчикам добыть «языка». Для ночной разведки Баюк выбрал один дзот, который выдавался вперед от вражеских траншей, стоял на возвышенности и имел хороший сектор обстрела. По всей обороне гитлеровцев были проволочные заграждения и минные поля. Но этот дзот не был огорожен проволокой. Видимо, гитлеровцы не успели сделать заграждения. Правда, к дзоту трудно было подобраться и в случае неудачи почти невозможно отойти без потерь. Разведчики рассчитывали на внезапность. Они решили ночью бесшумно подползти к дзоту, забросать его гранатами, схватить уцелевшего гитлеровца и быстро отойти. Быстро отойти надо потому, что площадь перед дзотом была пристреляна гитлеровскими минометчиками, в случае задержки разведчики рисковали попасть под минометный огонь.