Титов в это время, встречаясь с Варей, не мог не заметить с болью в душе, как что-то неладное прокрадывалось в их отношения: мучился и не знал, что делать. Он понимал, что за любовь надо драться, тысячами видимых и невидимых нитей соединить жизнь Вари со своей!

Иван несколько дней ходил подавленный и злой, затаенно присматриваясь, с кем и как ему предстоит драться за неё, за свою любовь. Он ревниво оберегал в душе мечту о такой любви, которая выпадает на долю человека, может быть, один раз в жизни. И вот судьба не обошла его, не обделила, сохранив ему первозданную свежесть и силу чувств. Но никогда и ни с кем он не испытывал такой странной сковывающей его робости, какую испытывал теперь с Варей. Иван чувствовал себя смешным влюбленным мальчиком, сердился, с горечью убеждаясь, что так легко рухнула перед Варей его хваленая, тренированная годами выдержка. Однако надо было как-то действовать, и Иван, принуждая себя преодолевать робость, заговаривал с Варей, подходил к её станкам ча ще, чем того требовалось по работе.

В темно-зеленом халате с туго перетянутым но талии ремешком, с подобранными под берет волосами, она походила со стороны на тонкого подростка-мальчика. Тем неожиданно красивеё было её строгое продолговатое девичье лицо с задумчивым взглядом карих глаз.

Титов жил теперь в непрерывном напряжении, давно утратив спокойное, ровное состояние духа. Как он ругал себя, что не писал Варе все эти годы, ни разу не приехал на каникулы и не попытался встретиться с ней!.. Может, совсем бы иначе повернулась его жизнь? Она бы встречала его по телеграмме, и он, соскочив со ступенек поезда, обнял бы её.

…Целый вечер Титов проходил по улице, посматривая на освещенные окна читальни, за которыми сидела она и не догадывалась, что он ходит тут и думает о ней. Наконец он не выдержал и зашел в здание, где сразу у зеркала увидел Варю и, заглянув в него, встретился глазами с испуганно-радостным взглядом девушки

С испуганно-радостным, подумать только! Она не ждала его, но рада видеть; надо быть слепым, чтобы не прочесть это!

Титов снял шляпу и неожиданно для себя молодцеватым жестом пригладил волосы. Скореё, скореё от света на улицу, где потемнеё; нельзя, чтобы. Варя видела его в таком счастливо-глупом состоянии.

И вот они шли рядом на виду у всего поселка и просто, дружески разговаривали.

«А что, взять и сказать сейчас, как я люблю её, чем мучиться? — подумал Иван, но лишь небольшую долю секунды чувствовал в себе присутствие решимости сделать это. — Нет, лучше потом, позднеё, когда она поймет и поверит, как она дорога мне и как необходима!»— снова, не в первый раз уже, откладывал Титов свое объяснение с Варей.

Лизочка Лаптева не раз слышала от знакомых девушек разговоры о том, что Коля Субботин у неё под "башмаком». Сначала это её очень возмущало, и она старалась доказать неправоту таких суждений. Потом просто перестала придавать им значение; мало ли кто что говорит?

Она-то знала, каков он. Коля мог уступить ей в споре, куда пойти: в театр или в кино, но ни на йоту не поступится своими убеждениями. И она любила Колю за это и невольно отдавала ему дань первенства, потому что, работая с ним вместе, не могла не видеть, насколько ему все легче и быстреё дается, чем ей, а в школе рабочей молодежи он шел одним из первых учеников и тянул за собой Лизочку.

Ей с ним было хорошо и спокойно, как с братом. Единственное темное пятнышко в её любви — его увлечение Тамарой — скоро прошло, как только она узнала Колю поближе. Это было ошибкой, заблуждением с его стороны, но не настоящим чувством. Не мог он с его честностью, прямолинейностью, возвышенными мыслями любить такую девушку, как Тамара? И хотя между Лизочкой и Колей никогда не было разговора о его прошлом увлечении, он знал, как Лизочка смотрит на это. Ска понимала его душу, и это было одним из бесценных её качеств. Она была истинным другом! Коля теперь не мучался, не сомневался, как бывало с Тамарой, не анализировал своих чувств. Он просто не мог не любить Лизочку и готов был с юношеской беспощадностью отстаивать это чувство, если понадобится, перед целым светом.

Первый, кто это понял, был отец.

Коля, провожая однажды Лизочку, пришел домой слишком поздно, в третьем часу. Отец, отперев ему дверь, ничего не сказал, а лишь взглянул на сына, как тот спокойно, будто ничего не случилось, снимал пальто.

— Извини, отец, что разбудил тебя, — сказал он на молчаливый вопрос отца. — Я провожал Лизочку Лаптеву из театра и немного задержался.

— Пелагея, мать, смотри-ка, кавалер провожал барышню и задержался… — чуть не крикнул, вспылив, Алексей Иванович, но, взглянув в лицо Коли, вовремя остановился.

Сын вырос и больше не нуждается в его попечительстве, я главное — он прочитал на его лице такое неоспоримое право этой Лизы Лаптевой быть провожаемой им, что в первые минуты почти растерялся.

— В другой раз соизволь брать ключ с собой, — не понимая, почему он так сразу уступает сыну, как бы против своей воли, проговорил отец, силясь вспомнить, кто же такая Лиза Лаптева.

Но вот она пришла к ним в дом, не к Фросе, а к сыну, сразу, хотя и краснея, сказав об этом, и Алексей Иванович, превыше всего уважающий в человеке прямоту характера, оценил это в девушке.

— А, старые знакомые! — сказал он несколько насмешливо, но эта насмешливость относилась отнюдь не к самой Лизочке, а всего-навсего к её по-детски маленькой руке, так энергично тряхнувшей его руку.

По взглядам, которым обменялись сын и Лизочка, отец понял, что этот её приход обусловлен ими, а Коля ничего не сказал дома.

«Самостоятельным хочет быть», — подумал Алексей Иванович со смешанным чувством обиды и уважения. Впрочем, уважения было больше: не сам ли он с малых лет старался развивать эту черту в характере сына?

Да, они договорились о её приходе, потому что Коле казалось слишком оскорбительным скрывать свое увлечение Лизой, так много значащей в его жизни.

Лизочка не сразу согласилась прийти в дом к Коле, но он настаивал, и она по его взволнованному лицу поняла, что это очень важно для него, и согласилась. Она всегда уступала ему в таких случаях.

Коля помог Лизочке снять пыльник и подал неловко стул, от усердия зацепив его ногою за дорожку на полу. Фрося, все замечавшая, прыснула было в кулак, но мать вызвала её в соседнюю комнату.

Беги-ка в магазин, — сказала она ей там. — Угостить ведь надо гостью. Ай да Коленька, наш тихоня!.. До чего же хороша, просто птичка-невеличка!

— Кто, мама?

— Да Лизочка эта!

— Подожди, мама, подожди. Так ты её что же, Кольке в невесты прочишь? — воскликнула Фрося, хлопая себя по лбу.

— Хорошая девушка так просто не придет в дом к молодому человеку, — отвечала мать. — То-то он все: Лизочка да Лизочка!..

— Да, Лизочка… А мне ни гу-гу, молчок, — обидчиво протянула Фрося, надув губы. — Не знаю, куда папка смотрит, женихаться ему разрешает…

— Что ты, что ты, да он уже не маленький! И от родителей не скрывается, это хорошо!

— Мама, а ты знаешь, Лизочка — подруга Симы Кулаковой, — вдруг просияв глазами, вне себя от восторга, сразу позабыв про обиду на брата, сообщила Фрося. — Моей Симы! — говорила она, наскакивая с объятиями на мать.

— Ну, подруга так подруга, а теперь живо в магазин!

— Не бегу, а скачу в таком случае: одна нога здесь, другая там! — весело отвечала Фрося и, выйдя в столовую, совершенно не беспокоясь о том, как Лизочка истолкует её поцелуй, звонко, с видимым удовольствием, расцеловала её в румяные щеки.

— Ефросинья, ты что это? — засмеялся отец и, обращаясь к Лизочке, путая «ты и вы», сказал ей.

— Чем-то вы ей очень понравились. Ты Фросю давно знаешь?

Лизочка ловила на себе взгляды Коли и видела в них привычное ей восторженное сияние.

Когда-то— Лизочке казалось давно — она, находя поручение комитета очень странным: взять шефство над Колей, — впервые заговорила с ним. Ей было жалко Колю, она видела, как он расстроен и пристыжен, и было вместе с тем немного смешно, что такой взрослый, долговязый парень не может постоять за себя. Да и зачем ему, некрасивому и застенчивому, понадобилась любовь кокетливой и бойкой Тамары?