— Я слышал, о чем у вас речь. Мне известна вся эта печальная история. Вскоре я отправлюсь в Ленинград. Моя постоянная «резиденция» там. Вот мой адрес. Будем вместе разыскивать Леонида. Еще поборемся за него!

— Петрик, посмотри, что эта необузданная личность опять притащила? — сидя у сарая, крикнул Йоська.

— Не мину ли Славко тащит во двор? — обеспокоенно сдвинул густые светлые брови Петро и, извинившись перед геологом, пошел вслед за тощим с виду парнишкой, о котором говорят — в чем душа держится.

Ростислав, или просто Славко, длинноногий, костлявый хлопец, в числе двадцати воспитанников детского дома приехал помогать в колхозе. Студенты взяли его четвертым на постой к Гавришам, когда узнали, что это и есть тот самый Славко, о котором два года назад писала газета «Львовская правда».

Играя на улице со сверстниками в снежную войну, Славко промерз и забежал в сельсовет погреться у печки. И тут мальчик услышал, как секретарь сельсовета сказал колхозникам, что под кличкой «Кармелюк» скрывается бандеровец Гонтар.

Сердце у мальчика громко застучало, перехватило дыхание. Так это его родной дядя — брат матери — тот бандит, чья шайка наводит ужас на ближайшие села?.. Люди говорили, что «Кармелюк» своими руками вырезал тридцать шесть семейств украинцев-хлеборобов…

Так вот почему исчезает из села его дядька и вновь появляется через несколько дней… Значит, тот неизвестный ночной гость в форме старшего лейтенанта с тремя боевыми орденами был переодетый бандит!.. Вспомнил мальчик и то, как хвастались они, что совершили взрыв на железной дороге…

Славко решил выследить, где прячутся бандиты. Ему это вскоре удалось, и когда в село заехала оперативная группа по борьбе с бандеровцами, мальчик явился и сказал:

— Я знаю, где «Кармелюк».

Славко повел солдат в поле к бандеровскому подземелью.

Не спасли бандитов автоматы, гранаты, даже пулемет. Главаря банды «Кармелюка» захватили живым.

Сейчас Славко босой протопал в угол двора и поставил свою ношу за бочку с дождевой водой.

Подошел Василь.

— Откуда взял канистру? С чем она?

— Не то бензин, не то керосин, а может, солярка. В ивняке нашел.

— Где? — Василь окинул подростка недоверчивым взглядом.

— Чуть ноги не поломал об нее. Там, возле пруда нашел.

Одновременно подошли Северов и Петро.

— Давайте сюда на дегустацию. Может быть, это самогон? — озорно улыбнулся Северов.

— Канистра немецкая, — Северов осторожно открыл, понюхал, а затем плеснул немного жидкости в ладонь. — Бензин.

— Только пьяный шофер может обронить канистру бензина, — развел руками Иосиф.

— У пруда была машина? — поднял брови Петро.

— Нет, — возразил Славко.

— Да и откуда ей там взяться? Там и дороги близко нет, — переглянулись с Петром Василь.

— Просто кто-то украл и спрятал! — поставил точку Славко.

Подошла Богдана, кончиком косынки вытирая потрескавшиеся губы.

— Слава Исусу Христу, — поздоровалась с гостями.

Нет, старая Богдана не знала, что означает «геологи».

Петро объяснил попроще:

— Товарищи из Москвы.

— Очень рада, очень рада, — просветлела старушка. — Заходите в хату, свеженького молочка отведайте. Скоро дочка с фермы придет, поужинаем. Марийка, ты картошку начистила?

— Полное ведро! — отозвался звонкий голосок.

Из-за очага возле старой яблони вышла раскрасневшаяся девчурка, снимая не по росту большой, видимо материнский, передник.

— Бабцю, я пойду на ферму, к телятам, — застенчиво улыбнулась она при виде чужих людей.

— У нас гости, — шепотом возражает Богдана. — Он, чуешь, — мала плачет? Сбегай, смени пеленку.

Марийка не смеет ослушаться. Бабушка строгая: сказала — нет, как узлом завязала. И девочка бежит к дереву, разбросавшему тенистые ветви. Здесь в холодке подвешена люлька, которую с чрезмерным усердием раскачивает Михась.

— Осторожно! Мала выпадет! Ах ты дурень! — едва успевает подхватить сестричку Марийка, сердитым взглядом все еще упрекая малыша в недостойном поведении.

Михась отступает к кустам смородины возле колодца, обиженный в самых лучших своих намерениях.

— Прошу вас сказать, бабцю, — учтиво пытается Славко заступиться за Марийку, — чего вы всегда против, если Марийка на ферму хочет?

— А, бигме[7], что против, — ворчит Богдана. — Радости мало — весь век вставать, когда первый луч еще не сверкнет. Нехай Марийка лучше на доктора учится.

— Специальность надо избирать, чтобы была по душе, — солидно уточняет Славко. — Марийка хочет быть дояркой.

— Так, так, — неожиданно смущает подростка Богдана. — Видно, ты еще, Славко, не слыхал, как плачутся мужики, что нет на свете человека, несчастнее мужа доярки. С первыми петухами — и след жены простыл! Сам детей корми, нянчи, так что ты не очень-то заступайся, хлопче.

За лесом потух закат. Во дворе у соседей напротив, в густой зелени высокой березы, шумно собирались на ночлег грачи.

— Йой, а Михайлины все нет! — в недобром предчувствии вздыхает старая Богдана.

Петро по-сыновьи ласково ее успокаивает.

— Не тревожьтесь, мамо, должно быть, на ферме собрание, вот Михайлина и задержалась.

— Сказала бы с вечера.

— Чтоб я так был здоров, — принялся уверять Иосиф, — она скорее всего поехала в больницу, к мужу. Да, подвернулась машина — и Михайлина поехала.

— Йой, да что же вы, гости дорогие, не садитесь за стол? — спохватилась Богдана. — Прошу, прошу, вот сюда садитесь.

— Гость не вольный человек — где посадят, там и сядет, — весело отозвался Северов.

— Просим и хозяйку к столу, — любезно проговорил Скобелев.

— Голубь мой, не идет на ум еда. Схожу на ферму, погляжу, а то надвигается темнота.

— Ей-богу, мамо, — улыбнулся Петро, — мы вас не пустим. Вот наскоро поедим и махнем с хлопцами на ферму.

Малоразговорчивый геолог в ковбойке, сидящий за столом около Петра, только плечами пожал: как это светловолосому студенту удастся «наскоро поесть», когда на одном колене примостился Михасик, а на другом — только-только переставший реветь его младший братишка.

За ужином студенты не шутили как обычно, ели молча и торопливо.

Во дворе хлопнула калитка.

— Михайлина! — заколотилось радостно сердце матери.

Михайлина вошла, как слепец, схватившись рукой за дверной косяк. Матери показалось, что дочка испугалась неизвестных за столом, и поспешила сказать:

— Не бойся, то люди из Москвы.

Прошла минута, может быть, больше, прежде чем Михайлина вполголоса сдавленно промолвила:

— Мамо, Гондий… с этими прибыл в село…

— Свят, свят, свят! — побледнев, перекрестилась Богдана. — Откуда тебе известно?

— На ферме я увидела… — слова будто застревают в горле Михайлины. — Спряталась… Слышала, как Гондий хвалился своим: «Этой ночью… я здесь буду единым богом…» — Дрожащей рукой спрятала Михайлина под косынку выбившиеся волосы с преждевременной сединой.

— Кого женщины так испугались? — насторожился Северов.

— Сокирников, недобитков Гитлера, — сумрачно ответил Иосиф.

— Бандеров?

— Да.

— Стой! — едва успевает Петро схватить за плечо Василя, рванувшегося к двери.

— Христина! — жарко продышал Василь в лицо другу. — Бандиты могут ее изувечить…

— Успокойтесь, — тяжело перевела дух Михайлина. — Я огородами бежала, успела Христю предупредить. Они с матерью к брату… в соседнее село ушли. Оттуда до райцентра десять километров. Может, «ястребки» подоспеют к нам на помощь.

Михайлина уголком косынки смахнула со щеки слезу.

— Сколько бандитов заходило на ферму? — спросил Петро.

— Гондий… и еще двое. Все с автоматами… Пришли по наши души… Тут без Лозы не обошлось… Он знает, что Павла нет…

— Вы не беззащитны, — сказал Петро, — сейчас мы все решим.

— Господи святой! Матинко божа! — тихо молилась в углу Богдана, вокруг которой сбились испуганные дети. Она призывала бога в свидетели, припоминая все ужасные злодеяния, совершенные Гондием, изо всех сил просила у Исуса Христа защиты и уповала, что бог обрушит на племя нечестивое самую страшную кару в эту самую минуту, пока она стоит тут на коленях.