Да, Мамбетов помнил эти слова железного Феликса. Но разве когда-нибудь Дзержинский не вставал на защиту честных людей?

— Дзержинский имел в виду сигналы в отношении действительно подозрительных людей, врагов, — произнес Мамбетов. — А Луговой — кандидат в члены партии. Товарищ Лысов почему-то не указал этого в докладной. Он забыл написать, что Малинина комсомолка, что ее отряд борется за звание отряда коммунистического труда...

— Это в самом деле так? — спросил, багровея, Ларин. Он уже обращался не к Лысову, а к Соломцеву.

— У меня таких данных не было, — теряясь, ответил Лысов.

— Как же так, товарищи? — Ларин развел руками. — Продолжайте, Ермен Сабирович.

Волнение прошло. Мамбетов теперь докладывал обстоятельно и самокритично. Конечно, он не сделал всего того, что мог и нужно сделать. Приезд Лысова помог ему увидеть свои промахи. Но работать нужно не в том направлении, на которое указывал Лысов.

— Это формальный путь. И я на него не встану, — закончил Мамбетов.

Он сел, вытирая вспотевшее лицо. Нет, не так просто отстаивать свои позиции даже тогда, когда чувствуешь себя правым.

Ларин поднял голову, посмотрев на часы, встал.

— Я должен идти на бюро, товарищи... — Он взял докладную, пододвинул ее Соломцеву. — Я попрошу вас, товарищ Соломцев, совместно с Мамбетовым, продумать, что ему нужно сделать для активизации розыска «Незваного гостя», какая ему нужна в этом помощь... Вечером мне доложите... С Мамбетовым я согласен, что нельзя без разбора и без основания подозревать людей, честных советских людей, — Ларин сделал ударение на последних словах.

Караев всегда выходил из кабинета начальника последним. Почти всегда случалось, что после подобных совещаний возникали кадровые вопросы. И на этот раз Караев не торопился выйти из кабинета. Но Ларин молчал. И когда Караев взялся за ручку двери, Ларин вдруг спросил:

— Вы не помните, сколько Лысову до пенсии?

— Около года, товарищ полковник.

Ларин еще раз бросил сердитый взгляд на Караева, будто виноватого в том, что Лысову еще так долго служить.

— Подумайте о перемещении на второстепенный участок.

— Есть.

— Тогда посоветуемся.

Караев был исполнительным и аккуратным. Раскрыв блокнот, тут же сделал пометку, чтоб не забыть приказание Ларина, и подумал, что он и на этот раз поступил правильно, не вылезая со своим мнением. Не случайно же Караев сидел на кадрах!

Уже неделя прошла, как Мамбетов вернулся домой. Вроде бы все вопросы были улажены, и даже Алима успокоилась, а вместе с тем тревога не проходила.

День был очень жарким. Плыло в безветрии марево, тяжелое и плотное. Оно искажало, уродовало предметы. Саманная могилка с острыми углами вырастала в зыбкую башню до самого неба, а гора Жаксы-Тау, на которую то и дело оглядывался Мамбетов, поднялась, оторвалась от земли и повисла над озером грозовой тучей. Призраки бродили по всей степи. Вот и впереди, на дороге, замаячило что-то — не разберешь. Мамбетов долго вглядывался, пока его зоркие глаза не различили смутные очертания скачущих навстречу лошадей. А вскоре вырисовался и тарантас. И в нем двое. Один в малахае, правил парой, другой, в войлочной шляпе, сидел позади. Кто же это мог быть?

Гремя подвязанными ведрами, тарантас подкатил к Мамбетову. В нем сидел помощник Кузина, инженер Санкевич, с подводчиком Умаргали.

«Как же ты кстати, дорогой товарищ! — воскликнул мысленно Мамбетов. — Я ведь давно ищу с тобой встречи».

Он поднял руку и прокричал:

— Селям алейкум, Валерьян Иванович! Селям алейкум, Умаргали Бекселяевич!

Лошади остановились. Санкевич, прихрамывая на затекших от долгого сидения ногах, заковылял к Мамбетову.

— Алейкум селям, товарищ КГБ.

Мамбетов спешился, пожал руку обоим.

— Откуда скачете?

— Из отрядов. У меня одна дорога, хотя и в разных концах...

— Значит, побывали в отрядах? — Мамбетов прищурился, вглядываясь в бронзовое, сухощавое лицо Санкевича. — Довольны?

— Работой-то?

— Да.

— План выполняем, товарищ Мамбетов.

— Это хорошо. И происшествий нет?

Санкевич насторожился.

— Какие происшествия? Все спокойно. Пирамиды на месте, не сбежали с барханов.

«Хитрый старик, — подумал Мамбетов. — Так, пожалуй, с ним не разговоришься».

Лошади не стояли, дергали тарантас. Умаргали поругивался и сдерживал их вожжами.

— Знаете что, Валерьян Иванович. Я подсяду к вам в тарантас. Мы поговорим дорогой, чтобы не задерживать вас. А свою лошадь я отдам Умаргали.

— Ну, если хотите... — Жестом радушного хозяина Санкевич пригласил Мамбетова рядом с собой.

Тарантас катился по заглаженной ветрами дороге мягко, без толчков. Мамбетов похвалил тарантас, на котором ныне ездят, пожалуй, только вот такие люди, как Санкевич — полевики, затем — лошадей, шляпу Санкевича. В словах Мамбетова не было лести, потому что тарантас был вместительный и на хороших рессорах, и лошади бежали резво, несмотря на жару, и шляпа надежно защищала голову от солнечных лучей.

— При такой экипировке, — Мамбетов не без улыбки показал рукой на подвешенные к тарантасу ведра и чайники, — можно путешествовать долго.

— Месяц езжу...

— И все в отрядах? — удивился Мамбетов.

— Да-а.

— Наверное, всех объехали?

— Почти.

— Значит, чепе нет?

Санкевич покачал головой:

— Нет!

— Это хорошо! Главное, чтоб чепе не было. — Мамбетов повернулся к Санкевичу и теперь уже смелее заглянул в его прячущиеся под брови глаза. Они глядели дружелюбно.

— Конечно. — Санкевич вздохнул. — Подозревать, некого и не в чем.

В голосе Санкевича послышался холодок.

— А отводить подозрения? — спросил Мамбетов, наступая.

— Но для этого нужно подозревать.

— Вовсе нет! — воскликнул Мамбетов. — Мне вот говорят: Малинина плохой человек.

— Вам этого никто оказать не мог. И почему вы вспомнили ее?

Санкевич повернулся к Мамбетову, принимая петушиный вид.

— Она мне нравится, Валерьян Иванович. Как все брюнетки. Вот и вспомнил.

— Не шутите, товарищ Мамбетов. Вы ее с кем-то путаете.... Но не в этом дело. Малинина — хорошая работница. Я только что поставил ее на самостоятельную работу. Вместо Шелк.

— А куда дели Шелк?

— Ах, вы не знаете?.. — И Санкевич рассказал печальную историю, в какую попала девушка.

— Вот видите, а вы говорите в экспедиции чепе нет, — протянул Мамбетов с укором в голосе.

— Да ведь такие чепе вас не интересуют, Мамбетов. Я знаю, что вам нужно...

— Боюсь, что вы ошибаетесь, Валерьян Иванович. Но не будем спорить. Значит, одно чепе мы все-таки установили. Может быть, и еще есть?

— Как сказать, чепе не чепе, а неприятность наклевывается. Но это еще нужно проверить. Пока у меня — только предположение.

— Что же подозреваете вы?

— Кое-что с технической стороны. У Виднова.

— Брак?

— Хуже, Мамбетов. Но если я окажусь прав, все равно вам некого будет арестовывать. Это не вашей статьи.

Помолчали. Мамбетов будто про себя проговорил:

— Я шестой год работаю в районе, Валериан Иванович, и за все это время не арестовал ни одного человека.

— Что же вы делаете тогда? — Санкевич поглядел на Мамбетова недоверчиво.

— Могу вам сказать: делаю все для того, чтобы не арестовывать.

— Не понимаю. — Санкевич замотал головою.

— Ну-у... предупреждаю аресты. Вы знаете, лекции вот читаю о бдительности. Словом, профилактикой занимаюсь.

— Может быть, это слово имеет у вас какое-то особое значение? — недоверчиво спросил Санкевич.

— Да нет! Как врач делает прививку, чтоб человек не заболел, так и я оберегаю людей, только от других бед... Вот и вас хочу предупредить, Валериан Иванович. Нам с вами нужно быть бдительными. Видите ли, вы работаете... я имею в виду вашу экспедицию для оросительной сети, но кое-кому почудилось другое. Одна из разведок заинтересовалась работами экспедиции.