— Он ничего не делает по сигналам! — воскликнул Лысов. — А их проверять надо немедленно...
Ларин поморщился. И в докладной Лысова и в его выступлении он чувствовал предвзятость.
— Товарищ Караев, ваше мнение? — спросил Ларин помощника.
Караев перевел взгляд на Соломцева.
— Может быть, товарищ Соломцев, как начальник отдела... Вопрос поднят не кадровиками.
— Пожалуйста! — теперь Ларин посмотрел на Соломцева.
Соломцев повел тонкими полосками губ, положил перед собою небольшие, похожие на женские, руки и начал:
— Если все то, что указано в докладной записке, соответствует действительности, мне кажется, вряд ли есть смысл надеяться, что Мамбетов...
— Может быть, мы пошлем товарища, чтобы он проверил теперь, все ли так написано в докладной? — перебил Ларин Соломцева, с досадой оттолкнув от себя докладную.
— Я не ставлю вопрос так. Но с нас спросится. Отвечать придется нам с вами. В Жаксы-Тау нужен более опытный работник...
В это время, когда решалась судьба Мамбетова, сам он сидел в приемной Ларина и ждал вызова. Время тянулось убийственно медленно. Мамбетов то и дело поглядывал на массивную дверь, обитую черным дерматином.
— А ты не нервничай, Мамбетыч! — успокаивал его дежурный в капитанских погонах, чернявый и смешливый. — Ну, доложишь... Пропесочат тебя сколько положено, и поедешь себе потихоньку на место. Только не ерепенься, признай ошибки, пообещай исправить...
Мамбетов, промолчав, косовато посмотрел на словоохотливого капитана.
— Говоришь, у тебя Лысов был? Ну, этот напишет. Он отца с матерью не пощадит... А ты все-таки держись, не вешай носа! — продолжал капитан, задорно поблескивая глазами. — Смело входи. Ныне этот кабинет не такой страшный, каким был в прежние времена. Бывало позвонят: «В приемную!» — и сразу поджилки заговорят, потому что вызов к начальству мало сулил хорошего. А теперь люди сами идут, когда надо и не надо. Вот так, Мамбетыч...
Дежурный продолжал скакать на своем коньке, пока не прозвучал звонок, тот самый звонок, который когда-то приводил в трепет всех тех, кто входил в кабинет с отчетом, с делом и просто по вызову.
Дежурный мигом согнал с лица смешливость и бросился в кабинет. Мамбетов тоже вскочил, машинально оправил на себе галстук, пиджак и устремил взгляд на дверь, за которой скрылся дежурный. Все-таки не так это просто было спокойно войти в кабинет, в котором уже обговорили твою судьбу и, может быть, приняли решение. Словом, Мамбетов волновался.
— Товарищ Мамбетов, вас просят! — торжественно и официально провозгласил капитан, показываясь в дверях и уже гладя на Мамбетова так, как можно глядеть на человека, совсем незнакомого и неведомо зачем пришедшего к начальству.
Полковник Ларин, увидев Мамбетова, поднялся, вышел из-за стола и пожал ему руку. Пригласив садиться, вернулся на свое место.
— Когда я был у вас последний раз? — спросил он, разглядывая своего смуглого, коренастого уполномоченного.
— Ранней весною, товарищ полковник, — ответил, настораживаясь, Мамбетов.
— Давно, оказывается! — словно бы удивился Ларин. — Быстро же летит время.
Он посмотрел на каждого из сидящих с виноватой улыбкой на усталом лице, будто сам он и все они были виновными в том, что время летело так быстро.
— Очень быстро! — согласился Караев. — Кажется, только вчера мы оформляли Мамбетова, а ведь, смотрите, пять лет прошло.
— Неужели пять? — удивился Ларин, хотя знал точно, что Мамбетов пять лет работает в Жаксы-Тау, из них три года уполномоченным.
— За это время он закончил нашу школу, женился, двоих сыновей нажил, — продолжал Караев.
— Смотрите-ка! — снова удивленно воскликнул Ларин, будто не знал ни жены, ни детей Мамбетова, ни того, что он уже повысил квалификацию в школе. Но это удивление не было притворным, потому что в характере Ларина было восторженно воспринимать все хорошее в жизни своих подчиненных, как и с негодованием относиться к тому, что было недостойно и чуждо чекисту.
— Детишек ему помогает воспитывать теща, Семен Иванович, — продолжал за Мамбетова Караев. — У него отец — чабан. Вот они отпаивают ребятишек в ауле. Лучше, чем в лагерях.
— Чудесно!
Мамбетов улыбнулся, вдруг так ярко представив себе детей, жену и вспомнив воинственный протест Алимы против того, чтобы с него, ее мужа, снимали стружку.
— С женою живете дружно? — спросил Ларин.
— Не ссоримся, — ответил Мамбетов уже с чувством нетерпения.
— Значит, нет причин, которые могли бы вам мешать в работе?
Вот оно, вот тот вопрос, который подведет Мамбетова к докладной Лысова, к делу «Незваного гостя»! Не затем же вызвали Мамбетова, чтобы справиться о его семейных делах!
— Таких причин нет, — твердо произнес Мамбетов.
— Вместе с тем у вас так много недостатков, товарищ Мамбетов, — Ларин быстро перелистал докладную.
— Правда, мы учитываем, что район у вас степной, животноводческий. Люди у вас хорошие, работают дружно... Но вот по ориентировке вы почти ничего не сделали. А ведь это та самая работа, ради которой нас с вами, собственно говоря, и держат сейчас. Мы же должны в зародыше пресекать попытки иностранных разведок проводить в нашей стране враждебную работу. ...К вам, возможно, заслали агента... Понимаете, что это значит? Ведь он может безнаказанно пробыть у вас, а потом перебраться в другое место. Его, конечно, разоблачат, узнают, что он жил в вашем районе. В каком свете мы будем выглядеть? Ну, мы — ладно. Вред государству будет нанесен благодаря нашей беспечности!
Ларин не мог говорить спокойно, хотя никогда не позволял себе обидеть слушателей. Эмоциональность его слов всегда усиливала убедительность, искренность. И сейчас, слушая Ларина, Мамбетову уже казалось, что «Незваный гость» бродит по степи за Жаксы-Тау, собирает шпионские сведения средь бела дня.
— Вы ознакомлены с докладной товарища Лысова? — спросил Ларин.
— Да, я читал ее.
— В ней говорится, что вы не обращаете взимания на целый ряд очень важных обстоятельств в связи с делом... как вы его назвали? Да, «Незваного гостя».
Мамбетов вскинул большую черную голову.
— Мы разошлись с товарищем Лысовым в оценке...
— В связи с этим мы и пригласили вас. Нужно же прийти к единому мнению и пониманию вещей! Вам сказали, что Линда Мартин разоблачена как агент-вербовщик американской разведки?
— Да, да, — подтвердил Мамбетов.
— И вот сегодня позвонили: она завязывала связи со «стилягами» и спекулянтами заграничным барахлом. Это нужно учесть.
Ларин замолчал, Мамбетову следовало начинать, но он вдруг растерял мысли. Линда Мартин — и «стиляги»! Он тут же вспомнил, что «стилягой» в экспедиции называли Виднова. Да, по внешнему виду, по пристрастию к водке, к извращенным танцам... А обращение с Валентиной Шелк?.. Но все это еще не давало никаких оснований подозревать Виднова по делу «Незваного гостя»...
— Ну, прошу объясниться, — поторопил Ларин. — Прошу.
Не так все обстояло просто, как можно было подумать, глядя со стороны. С чего начать?.. Все то, что было приготовлено заранее и отложилось в голове, теперь не годилось.
«Скажу, в чем мы разошлись с Лысовым, а потом уже, что сделано», — решил Мамбетов и, откашлявшись, начал докладывать.
— Лысов рекомендует проверить тех людей, в поведении которых я не вижу ничего подозрительного. С этим я не могу согласиться, — проговорил Мамбетов, напрягая всю свою волю.
С Лысовым можно было поспорить, а здесь... Здесь надо доказать правоту своих убеждений. Здесь нужны были факты. Он старался говорить, как можно спокойнее, но у него не выходило. Он терял свою мысль, возвращался к ней. Повторялся. Но говорил то, что думал, что чувствовал. Начистоту.
— Однако сигналы мы должны проверять! — сказал Соломцев, прерывая Мамбетова. — Вспомните, что говорил Дзержинский! Найти преступника, уже совершившего преступление, может и не чекист. Чекист — тот, кто предупредил преступление, анализируя некоторые, на первый взгляд незначительные, факты, явления. Помните?.. Это важно особенно сейчас, когда иноразведки применяют все более ухищренные методы...