1. Все перечисленные симптомы душевного расстройства встречаются также и в нормальном сне. Однако сон не есть, душевная болезнь.
2. Симптомы, вызванные у загипнотизированных, не обнаруживают никакой тенденции самопроизвольно повторяться наяву. Льебо, Бернгейм, Веттерстранд, Ян ван Эмден Из Лейдена, ван Рентергем, де Лонг, О. Фогт и я сам и другие ученики Нансийской школы, основываясь на наблюдениях за многими тысячами загипнотизированных, заявляем категорически: у лиц, находившихся в нашем пользовании, мы не видели под влиянием гипноза ни одного случая расстройства душевного или физического здоровья, а, наоборот, констатировали очень много случаев излечения и улучшения здоровья» (Форель, 1911).
Сравнивая гипносомнамбулизм с душевными расстройствами, обыкновенно упускают из виду, что спецификой сомнамбулизма является восприимчивость к внушению, тогда как при душевных болезнях такой восприимчивости нет. Иначе мы могли бы исцелять внушением психические расстройства, а это невозможно. На этот счет Форель говорил: «Как общее правило следует признать, что всякая душевная болезнь в значительной мере ослабляет, если не вовсе разрушает внушаемость». В гипносомнамбулизме достаточно приказать: «Проснитесь» — и состояние меняется, но нет такой психической болезни, которую можно было бы так быстро обуздать. Иначе говоря, «помешательство», вызываемое в сомнамбулизме, можно тотчас уничтожить, тогда как бредовые идеи, обусловленные другими причинами, недоступны вербальной коррекции.
Галлюцинации душевнобольных имеют органическое происхождение и посему являются процессами роковыми и неустранимыми. Их нельзя устранить ни с помощью логики, ни при помощи внушения. В случаях галлюцинаций, явившихся вследствие внушения или самовнушения, последние происходят не из-за болезненных процессов, неизвестных еще нам, как это бывает при психозах, а психологическим путем. И поэтому могут быть устранены с помощью внушения. Эти два случая (патологический и сомнамбулический) легко смешать, они же кардинально отличаются друг от друга по своей сути.
Приведенные рассуждения позволяют сделать вывод о том, что внушенные галлюцинации в гипносомнамбулизме являются художественным созданием психики. Другими словами, процесс создания галлюцинаций повторяет процесс восприятия и является примером творческих возможностей нашей психики. Это особенно заметно в творчестве больших писателей, которые в буквальном смысле слышат и видят то, что происходит с их героями.
Нашлись ученые, пытавшиеся доказать, что не только сомнамбулы, но и гениальные люди — это те же сумасшедшие. Французский психиатр Моро де Тур в. своем исследовании «О патологической психологии в ее отношении к философии и истории» ((1859) выдвигает точку зрения, что «гений — это невроз», что «душевный склад гения и безумца одинаков».
С ним согласился Кабанис, сказав, что «гений — человек нездоровый». Наполеон I Высказал знаменитому психиатру Эскиролю свое соображение на предмет общности между безумным и гениальным человеком. «Одна и та же способность к фантазии, — говорил Наполеон, — уносит к славе и ввергает в дом умалишенных». По его мнению, фантазия создает и видения сумасшедшего, и образы художника.
Кстати, эта точка зрения послужила впоследствии исходным пунктом для Ломброзо в его идеях о гениальности и помешательстве. Ломброзо больше всех приложил усилий, пытаясь доказать родство гениальности и помешательства, посвятив десятки страниц в своей известной книге описанию «безумств» гениальных личностей, общности их поведения и поведения душевнобольных. Ломброзо в конце книги, как бы стараясь смягчить сказанное, оговаривается, что он не делает крайний вывод: гений — это невроз, умопомешательство (Ломброзо, 1892). Макс Нордау в своей книге «Вырождение» говорит, что не всякий безумец — гений, но всякий гений — безумец (Нордау, 1896, 1898). Сюда же можно присовокупить аналогичное высказывание Джемса Сёлли (1843–1923), английского психолога (Сёлли, 1895). Количество подобных сочинений, делающих заключения по недостаточному количеству признаков, велико.
Не секрет, что в конце XVIII и начале XIX века множество врачей и психиатров считали гипносомнамбулизм надувательством или чем-то еще худшим. Обвинения по этому поводу были частыми и достаточно резкими. В этой связи Фрейд говорил: «Мясо нимало не становится хуже оттого, что вегетарианцы в своей ярости говорят о нем как о падали; почему психическое влияние, каким является гипносомнамбулизм, должно терять в своем достоинстве или значении оттого, что кому-то вздумалось назвать его душевным расстройством» (Джонс, 1997, с. 128).
Теодор Мейнерт, знаменитый психиатр, писал в 1889 году, что гипнотизм «низводит человека до состояния животного без воли и рассудка и лишь ускоряет его нервное и психическое расстройство… Он вызывает искусственную форму отчуждения». И что было бы большим несчастьем, если бы эта «психическая эпидемия среди врачей» получила распространение. Фрейд выступил в защиту гипносомнамбулизма и дал отпор нападкам Мейнерта: «Большинство людей вряд ли предполагают, что Мейнерт, который в некоторых областях невропатологии достиг значительного опыта и проявил острое понимание, по некоторым другим проблемам проявляет полнейшее непонимание. Конечно, уважение к величию, в особенности к интеллектуальному величию, принадлежит лучшим свойствам человеческой натуры, но оно должно отходить на второй план, когда речь заходит об уважении к фактам. И не следует стыдиться признать это, когда приходится отбрасывать в сторону всякую надежду на поддержку такого авторитетного ученого в защиту собственного суждения, основанного на изучении фактов» (там же, с. 135).
Гиперестезия[119]
Гиперестезия обычно наблюдается в начальной стадии остро возникающего психоза и предшествует диффузному нарушению сознания. Гиперестезия характеризуется резко выраженным усилением восприимчивости при воздействии обычных внешних раздражителей: привычный свет, звуки, запахи, прикосновения к телу и пр. ощущаются столь интенсивно и остро, что становятся трудновыносимыми для больного.
При гипестезии[120] отмечается значительное понижение восприимчивости к окружающим раздражениям: внешний мир в глазах больного теряет свою чувственную яркость, красочность и определенность. Звуки становятся глухими, неотчетливыми, голоса слышатся как бы издалека, теряют индивидуальные особенности, нивелируются; окружающее становится блеклым, бесформенным и застывшим.
В гипносомнамбулизме можно вызвать гиперестезию и гипестезию, впрочем, как любые другие феномены. Так, путем внушения можно вызвать снижение или увеличение остроты зрения, полную слепоту или слепоту на один глаз, сужение поля зрения, цветовую слепоту (полную или на отдельные цвета), глухоту на одно или оба уха или, напротив, обострение слуха. Подобно зрению, слуху, осязанию можно понизить или обострить обоняние, вкус.
Гипносомнамбулическая гиперестезия — это повышение тактильной, температурной, болевой чувствительности к раздражителям, воздействующим на органы чувств. Она возникает у некоторого числа сомнамбул спонтанно, но чаще вызывается внушением. В результате происходит усиление способности ощущать физические раздражения, благодаря которым самое легкое прикосновение, звук, запах, вкус и т. п. кажутся невыносимыми, самый ничтожный шум слышится на расстоянии гораздо большем или с гораздо большей отчетливостью, чем обычно его можно уловить.
Например, если к спине бодрствующего человека приставить циркуль с минимальным раствором, то трудно рассчитывать, что он почувствует обе точки прикосновения. Сомнамбула различит прикосновение каждой ножки циркуля при сколь угодно малом его растворе. Профессор А. Бергер из Бреславля (Вроцлов), сотрудник известного Рудольфа Гейденгайна (1834–1897), констатировал, что сомнамбулы дифференцируют ощущения, когда расстояние между ножками циркуля 3 мм, тогда как у бодрствующих субъектов ощущения обычно возникают при растворе циркуля 18 мм.
