История, аналогичная той, что произошла с певицей врача И. В. Вяземского, случилась и в моей практике. Директор Московской областной филармонии И. В. Гераус по случаю юбилея коллектива предложил в 1989 году использовать в Театре гипноза музыкантов и певцов филармонии. Одной из певиц было внушено, что она знаменитая итальянская примадонна и находится на сцене Ла Скала. Девушка запела, да так, что в зале раздались возгласы удивления. Вдруг к сцене буквально подскочил какой-то человек и знаками подозвал меня к себе. «Послушайте, — взволнованно зашептал он мне на ухо, — я ее аккомпаниатор. Вы понимаете, что делаете? Она ведь берет си третьей октавы, чего никогда до сих пор не делала. Прекратите немедленно! Она сорвет голос!» Зная определенно, что в гипносомнамбулизме ничего «сорвать» нельзя, я позволил ей допеть до конца. Поскольку в зале находились профессиональные певцы и музыканты, то комментировать происшедшее надобности не было. Триумф гипносомнамбулизма был полный.

Приведу еще пример из собственной практики. 28 мая 1989 года на сцене ДК Института народного хозяйства им. Плеханова я демонстрировал гипнотические опыты. Среди разношерстной публики находилась молоденькая девушка. Я вывожу ее на авансцену и, желая проиллюстрировать известное положение (в гипнозе расширяются границы памяти за счет бессознательной сферы и активируются языковые возможности при изучении иностранного языка) без всякого заранее продуманного плана, внушаю первое, что приходит в голову: «Вы англичанка, дочь ныне здравствующей королевы Елизаветы. По моему сигналу откроете глаза и будете вести себя в соответствии со своим положением». И вот на глазах у зрителей разворачивается занимательный сюжет, к которому я совершенно не был готов. Необходимо сказать, что передача на бумаге подобных сцен крайне бесцветна в сравнении с непосредственным зрелищем.

Как только она открыла глаза, с ее уст сорвался удивленный возглас: «Who am I!? Where am I?!»[147]

Подозрительно посмотрев на меня, она, топнув ногой, спросила у видимой только ей охраны: «Who is this man?»[148]

He дожидаясь ответа, решительно подошла и бесцеремонно распахнула мой фрак. Затем сосредоточенно стала рыться в моих карманах, бормоча: «You are a very suspicious man! Show me your identification!»[149]

Я, признаться, оторопел и не знал, как на это реагировать. Меня мучил вопрос: куда направить так драматично и главным образом неожиданно развивающийся сюжет? На самом деле, кто я в данной ситуации? Кем предстать, гипнотизером или сотрудником ее аппарата, а может, прекратить спонтанно разыгравшееся действие? Ведь я не говорю по-английски, а она в образе не понимает по-русски. Повисла многозначительная пауза, в течение которой я терзал свою фантазию, а она металась по сцене и кричала: «Where is my consul? It'll be a great international conflict! It'll be a nuclear war!»[150]

Чтобы как-то избежать «международного конфликта», я обратился к зрителям с просьбой делегировать на сцену кого-нибудь англоговорящего. Вышел молодой человек. Я тут же объявил, что приехал консул. Она засыпала его вопросами, он переадресовывал их мне. Пришлось на ходу сочинять историю, которую он старательно переводил. Она внимательно слушала, чинно кивала головой: мол, да, понимаю, буду снисходительной, недаром же я принцесса. Когда конфликт был исчерпан и она успокоилась, я решил от греха подальше вывести ее из гипноза.

Сказано — сделано. Внушаю: «Все закончилось. Вы такая, какой были сегодня утром. Все прошло». Чтобы было понятно, почему «принцесса» реагировала на русские слова, следует напомнить, что в гипнозе наблюдается эффект диссоциации, или расщепления сознания. То есть она бессознательно слышала мои внушения и так же бессознательно их исполняла. В одной части психики у нее сохранялось представление о себе как о русской девушке Оксане.

Все, что произошло после последнего внушения, было еще более неожиданным. Она повернулась ко мне и, расплываясь в ослепительной улыбке, сказала: «Oh, Daddy! How I glad to see you!»[151]

Молодой человек, предусмотрительно мною оставленный на сцене, шепчет мне перевод. И тут я понял свою ошибку. Вместо того чтобы внушить «Будешь такой, как обычно или всегда», я сказал «Как сегодня утром» и получил новый сюжетный поворот. Надо было сообразить, что будет означать для принцессы команда «Быть такой, как утром». Мне ничего не оставалось делать, как заключить ее в свои «отеческие» объятия. Она доверчиво уткнулась носом в мою щеку. Потершись своей теплой щечкой о мою и поцеловав меня, блаженно заворковала. (Смех в зале.) Затем, как бы приходя в себя от долгожданной встречи, выдохнула:

— Wow! How I'm tired![152]

— Where have you been, my child?[153] — спрашиваю ее через переводчика.

— I don't know. Maybe, in Vietnam, maybe, in Laos…[154]

Я еще какое-то время поговорил с возвратившейся из дальних странствий «дочерью» и, поскольку на очереди стояло большое число испытуемых, дегипнотизировал ее. Как только она возвратилась в свою собственную личность, ничего, конечно, не помня о случившемся, я стал с ней прощаться. Что тут началось в зале! Когда шум улегся, стало ясно, чего хочет почтенная публика. Зрители хотели знать, всегда ли Оксана говорит так блестяще, с оксфордским произношением, или этому способствовал гипносомнамбулизм? Я спросил Оксану, говорит ли она свободно по-английски. Посмотрев на меня в недоумении, она сказала: «Я за собой такой способности не замечала!»

Анализируя происшедшее, следует отметить, что, конечно, Оксана не стала принцессой, но и самой собой не осталась. Можно ли сказать, что она играла? Да, можно. Но это не игра актера, который, перевоплощаясь в принца датского, лучше по-английски не говорит. Это была гипнотическая игра, отличающаяся от актерской глубиной перевоплощения: сознание Оксаны, ее внутренний мир стал тождественен внушаемому образу, что активировало пассивные знания языка. В лингвистике о такой игре говорят: изучение языка с погружением.

Английский исследователь гипносомнамбулизма из Кембриджа Ф. У. Майерс задавался вопросом: «Искусственный сомнамбулизм — состояние регресса или прогресса психики; можно ли с его помощью сообщить людям более высокую форму существования?» (Myers, 1887). Подобную возможность допускали почти все старые магнетизеры. «Забывание в момент пробуждения, — говорит П. П. Бараньон, — заставляет нас думать, что сомнамбулизм является более совершенным состоянием» (Baragnon, 1853, р. 172). Он, конечно, имеет в виду забывание болезненных ощущений.

Оскар Фогт, с одной стороны, и французский невролог Жилль де ла Туретт — с другой, экспериментально доказали, что интеллектуальные способности испытуемого в гипносомнамбулизме гораздо выше, чем в обычном состоянии. Туретт сообщает: «Мы видели индивидов, весь облик которых менялся, как только они погружались в гипносомнамбулизм. До этого они были скучны и апатичны, теперь же становились живыми, возбужденными и остроумными» (Gilles de la Tourette, 1898).

Немецкий психолог Нарцисс Ах (Ach) нашел, что «производительность ума» в гипносомнамбулизме выше в полтора раза по сравнению с обычным состоянием. Л. Лёвенфельд эту метаморфозу объяснил тем, что ассоциативная деятельность и внимание не встречают в течение продолжительного времени каких-либо серьезных препятствий. Другими словами, как уже было замечено, вне круга внушенных идей царствует тьма; концентрация на поставленную задачу предельная, все существо сомнамбулы до такой степени переполнено одной идеей, что для другой не остается места. Это позволяет продуктивно решать задачу. Примечательно, что круг внушения можно бесконечно расширять. За счет этого сомнамбула способна не только к упорядоченным интеллектуальным и оценочным действиям, но и к аналитическим обобщениям (Лёвенфельд, 1903).