К Людовику XVI через госсекретаря, епископа Луи-Анри Ломени де Бриенна, обращается декан Парижского медицинского факультета и просит Его Величество вмешаться. «Пора, — взывает он, — погасить разгоревшиеся страсти вокруг деятельности зарвавшегося Месмера». Прошло несколько месяцев, и 12 марта 1784 года Людовиком XVI для разбирательства с месмеризмом учреждаются две комиссии. Как сказано в королевском указе, с целью «исследовать и довести до короля все сведения, касающиеся животного магнетизма».

Королевский «подарок» в виде указа совпал с пятидесятилетием Месмера, встречавшего свой юбилей не в самом радужном настроении. А случилось вот что. Тенденция Никола Бергасса доминировать на собраниях Общества гармонии привела его к конфронтации с Месмером. В июле 1784 года соперничество грозило расколоть общество на две враждующие группировки. Защита общих интересов примирила их, но лишь до ноября, когда произошел окончательный разрыв. Комитет, который возглавляли Бергасс, Корнманн и Жан Жак де Эпремеснил (Epremesnil J.-J.), будущий лидер атак на правительство в парижском парламенте, требовал пересмотра запрета на распространение сведений о сути животного магнетизма. Месмер препятствовал процессу, требовал за это деньги. В конце концов Месмер собрал Генеральную ассамблею общества в мае 1785 года. Ассамблея решила согласиться с требованием Месмера сохранять теорию и практику животного магнетизма в тайне и признала его единоличным лидером Общества гармонии. Попытка добиться компромисса между группой Бергасса и основной частью общества ни к чему не привела. Отверженные собрали альтернативную ассамблею, которая приняла путь, выбранный де Эпремеснилом. Поскольку большинство членов Общества гармонии сохранили верность своему лидеру Месмеру, то оппозиционерам ничего более не оставалось, как признать свое поражение, что они и сделали в июне. Маленькая организация, возглавляемая Бергассом, распалась. Некоторое время ее члены продолжали неформально встречаться в доме Корнманна, где, освободившись от ортодоксальных взглядов общества, развивали социально-политические аспекты теории Месмера.

Достигнув солидного возраста, Месмер не создал семьи и не занял высокого положения ни в науке, ни на государственной службе. Привычный мир рушился, надо было опереться на что-то другое. Но на что? Месмер стал думать о службе с гарантированным доходом. Он уже обращался к королю с предложением устроить лечебницу на государственном обеспечении в каком-нибудь из пустующих королевских замков, но все тщетно. Неужто придется завершить свое поприще, так и не достигнув вершины?

Важность удовлетворения для человека социальных потребностей красочно охарактеризовал Паскаль: «Чем бы человек ни обладал на земле — прекрасным здоровьем, любыми благами жизни, — он все-таки недоволен, если не пользуется почетом у людей… Имея все возможные преимущества, он не чувствует себя удовлетворенным, если не занимает выгодного места в умах… Ничто не может отвлечь его от этой цели… Даже презирающие род людской, третирующие людей, как скотов, и те хотят, чтобы люди поклонялись и верили им…» (цит. по: Симонов, 1984, с. 28).

Юбилейный для Месмера 1784 год был наполнен множеством знаменательных событий. Самый известный из учеников Месмера, маркиз де Пюисепор, командир полковой артиллерии, открыл явление искусственно вызванного сомнамбулизма, которое высветило скрытые формы взаимодействия души и тела, мимо которого прошел Месмер. Короткое сообщение об этом открытии, опубликованное маркизом в Бордо, промелькнуло незамеченным[45]. В этом году во Франции происходило слишком много событий, чтобы эта весть могла вызвать интерес. В Париже открылся госпиталь Божон, в котором президент Парижской медицинской академии (им он станет в 1933 г.) Шарль Рише в 1875 году продолжит опыты Пюисегюра над сомнамбулами.

29 февраля заключенный Донасьен Альфонс Франсуа де Сад был переведен в Бастилию. Здесь он проведет 5 лет и 4 месяца (до 14 июля 1789 г.). Примечательно, что Бастилия, построенная Карлом V Мудрым как крепость для защиты от англичан, была легкомысленно превращена Карлом VI Безумным (1368–1422) в государственную тюрьму. За безумие одного Валуа спустя четыре века Бурбонам придется расплачиваться собственной кровью… Так слагается история!

Таков в самом сжатом изложении внешний ход событий, предшествовавший решению главного для Месмера вопроса. Людовик XVI, увязший в семейных и других проблемах, забыл о Месмере, но изданный им указ, повелевающий Академии наук и Королевскому медицинскому обществу назначить комиссию для исследования месмеровского влияния, неукоснительно был выполнен в указанные сроки. Комиссию собрал барон Луи-Опост де Бретейль, министр двора и губернатор Парижа.

В состав комиссии вошли видные ученые от Академии наук: физик Б. Франклин — изобретатель громоотвода, американский посол во Франции, иностранный почетный член Парижской академии; академик Лавуазье, правовед, реформатор и основатель современной химии. Председательствовал известный академик-астроном, общественный политический деятель и литератор Ж.-С. Байи, который и должен был написать отчет. В эту же комиссию входили и четыре профессора медицинского факультета, в их числе химик д'Арсе и доктор медицины, анатом, будущий депутат Народного собрания Ж. И. Гийотен — друг Робеспьера, автор «лекарства от всех проблем» — гильотины.

Была образована и вторая комиссия, в которую входило 13 человек: пять членов Королевского медицинского общества (напомним, преобразованного позднее в Медицинскую академию), остальные профессора Парижского медицинского факультета, среди которых Соллень, Арцест, де Бори, Леруа[46]. Председателем был Антуан Лоран де Жюссье, известный ботаник, который должен был представить заключение.

Но что это? Месмер, столько лет добивавшийся справедливости, обращавшийся ко всем европейским академиям с просьбой рассмотреть его открытие, отказывается сотрудничать с комиссией, объясняя это тем, что, во-первых, он — дипломированный врач, член Венского факультета, имеющий право лечить и над своими методами лечения никакого судейства не признает и не принимает. Во-вторых, как он говорил, его лекарство действует только на непредубежденных, а члены комиссии к таким особам не относятся.

Теперь-то приходит понимание того, чем была обусловлена противоречивость поведения Месмера: просил оценить свое открытие, но не желал содействовать комиссии в установлении истины. Психотерапия, которой занимался Месмер, — процесс лечения весьма неустойчивый. Результат зависит от множества объективных и субъективных, сознательных и бессознательных факторов: от доверия пациента к способу лечения, к личности, его осуществляющей, а также от психофизических особенностей пациента, его эмоционального состояния в момент психотерапевтического воздействия, обстановки при этом лечении и многого другого, что не поддается строгому анализу. В действительности приведенные зависимости еще сложнее. «Психотерапия, как и художественное творчество, несомненно, содержит в себе нечто, ускользающее от всякого точного измерения» (Appelbaum, 1978). Но главное, как объяснил известный физик В. Е. Лошкарев: «В любом физиологическом эксперименте есть минимум необходимых условий, при которых явление происходит. Так вот, скептическое восприятие является тем условием, которое его блокирует»[47].

Вдобавок к этому был еще один важный момент, который нельзя упускать из виду. Месмер говорил, что согласится сотрудничать с комиссией только в том случае, если будет соблюдаться строго научный подход. Суть его состояла в том, чтобы использовать контрольную группу: из 24 обследуемых должно быть 12 больных, лечившихся животным магнетизмом, и такое же количество, лечившихся обычными для того времени методами. Однако Вайи, не веря в пользу животного магнетизма, подверг сомнению степень обоснованности предложения Месмера и не прислушался к этому предложению. И это можно понять. Вскружившее головы парижанам месмеровское лечение выглядело очень уж шарлатанским. Ученых насторожил шум вокруг очередной панацеи — много их знавала история медицины. А вокруг месмеризма кипело немало страстей, что снижало доверие академиков.