Приведем эксперимент, поставленный И. М. Фейгенбергом. Испытуемому внушили слепоту на один глаз и проверили: он действительно не видит предметы, расположенные в поле зрения этого глаза. Затем ему надели очки с поляризационными светофильтрами и предъявили слово «матрос» таким образом, чтобы слог «ма» попадал в «невидящий» глаз. Разумеется, субъект ничего об этом подвохе не знал. Казалось бы, он должен был прочитать слово «трос», однако испытуемый читает «матрос». Продолжает ли испытуемый видеть после внушенной ему слепоты? (Фейгенберг, 1986).

Автор справедливо указывает, что вопрос — играет ли сомнамбула или полностью верит в реальность внушаемого — поставлен некорректно. Сомнамбула с позиции ее рефлектирующего сознания субъективно слепа, но одновременно, с точки зрения стороннего наблюдателя, объективно зряча. Можно сказать, что она в одно и то же время и видит, и не видит. «Вот это парадокс!» — воскликнут читатели. Да, парадокс, обогащающий наше понимание гипносомнамбулизма.

Речь идет о феномене расщепленного сознания. Для понимания этого феномена требуется «принцип дополнительности», введенный в 20-х годах в физику Н. Бором и так же успешно применяемый к психическим процессам: «Теории посвященные описанию единого явления, различные и внешне, и по сути, не противоречат, не отвергают и не развивают друг друга, а лишь дополняют наше знание»[142]. Из этого принципа следует, что сам факт наблюдения рождает цепь парадоксов, являющихся следствием различных, дополняющих друг друга аспектов реальности. Причина явления «дополнительности» кроется в том, что нет четкой границы между нами и той реальностью, которую мы воспринимаем как существующую вне нас. Таким образом, в рассматриваемом опыте правы и те, кто считает, что сомнамбула слепа, и те, кто считает, что зряча. Эти оценки лишь дополняют друг друга. Оба утверждения, хотя и исходят из различных предпосылок, предлагают адекватное описание причудливого поведения психики сомнамбулы. Итак, смысл вышеперечисленных опытов в том, что внушенная в гипносомнамбулизме слепота (глухота, немота, аналгезия и пр.) не связана с торможением нервных структур зрительного анализатора, то есть она психическая.

Обратите внимание на пример внушенной регрессии возраста. Взрослый человек, становясь маленьким ребенком, шепелявит, сюсюкает. Он тянется к игрушкам, зовет маму, пугается, плачет. Психологическая оценка показывает, что перед нами действительно младенец, но он же одновременно остается взрослым, так как слышит и понимает обращенную к себе недетскую речь гипнотизера. В очередной раз мы становимся свидетелями парадоксальности сомнамбулического состояния, которое с позиции здравого смысла сочетает несочетаемое: человек одновременно живет в настоящем и прошлом. Как же ему это удается? В качестве объяснения ученые проводят параллель между поведением сомнамбулы и поведением микрочастиц, которые, как известно, обладают способностью не делясь проходить одновременно в два отверстия. Они как бы существуют одновременно в двух состояниях — частиц и волны — и взаимно переходят друг в друга.

Пора сделать вывод: противоположные оценки поведения сомнамбулы не противоречивы. В приведенных примерах целесообразно принять одновременно два взаимоисключающих умозаключения о характере явления. Эта совокупность данных, получаемая от сомнамбулы и от наблюдателя, дает возможность понять сложное явление целиком. На этих примерах легко убедиться, что теории здравого смысла ни к физике элементарных частиц, ни к психике сомнамбулы неприменимы.

Складывается впечатление, что гипносомнамбулизм представляет собой парадоксальное состояние, так как с позиции здравого смысла сочетает в себе несочетаемое. Сомнамбула видит и не видит, слышит и не слышит, ощущает боль и не ощущает. Становится ребенком, но слышит обращенные к себе слова, рассчитанные на взрослого, то есть находится одновременно в одном и в другом времени. Однако противоречия несовместимы лишь в формальной логике, в гипносомнамбулизме они представляют собой диалектическое единство.

Кажется, что сомнамбулы ведут себя как шизофреники, что позволяет существовать одновременно взаимоисключающим знаниям, желаниям, состояниям. Однако смысл гипносомнамбулических феноменов в том, что они вызваны «особым состоянием сознания», поэтому реальностью становится нереальное. В гипносомнамбулизме одновременно сосуществуют разные психофизиологические явления, отдельно присущие сну, сну со сновидениями, бодрствованию и патологическим состояниям психики. Поэтому гипносомнамбулизм трудно объяснить формально-логическим путем, он не укладывается в простые концептуальные схемы.

Методике негативных галлюцинаций немало внимания Уделял Пьер Жане, много сделавший для того, чтобы гипнология заняла достойное место среди других наук.

Давая Люси 10 листов бумаги с текстом, из которых 6 листов были помечены в углу буквой, Пьер Жане попеременно запрещал ей видеть согласные или гласные буквы на листах, отмеченных буквой. Когда он попросил ее прочесть текст на всех листах, она полностью прочла только 4 листа, а на «заколдованных» листах она споткнулась и не смогла прочитать запрещенные буквы. В связи со слепотой по отношению к заколдованным листам Жане обращается к подсознательной сфере Люси, которая все прекрасно видит и контролирует. Великий психолог просит подсознание воспроизвести текст при помощи автоматического письма. Люси написала, не пропустив ни одной буквы.

В другом опыте Жане внушает Люси, что она не видит ни листы бумаги, помеченные крестиком, ни листы, на которых написаны числа, кратные трем. Одновременно с этим Жане просит ее подсознание написать на планшетке, что у нее находится на коленях. Ее правая рука пишет:

— На коленях лежат четыре листа бумаги, помеченные маленьким крестиком, шесть листов, на которых написаны цифры б, 15, 12, 3, 9, 18,— я их прекрасно вижу.

Жане отключает подсознательное видение и просит передать ему все листы бумаги. На это Люси отвечает:

— Я их не вижу, у меня ничего нет.

Тогда Жане спрашивает подсознание Люси:

— Вы видите листы?

— Да, вижу.

— Почему не передали их мне?

— А я их не видела.

Установив не без удивления существование второго сознания, проявляющегося в автоматическом письме Люси, Жане однажды вступил с ним в разговор в тот момент, когда ее нормальная личность была занята беседой с другим лицом:

— Слышите ли вы меня?

— Нет! (Отвечает она письменно.)

— Но ведь нужно слышать, чтобы отвечать?

— Да, конечно.

— Тогда, как же вы делаете это?

— Я не знаю.

— Но нужно же, чтобы был кто-нибудь, кто слышал меня?

— Да.

— Кто же это?

— Другая, а не Люси.

— Ах, другое лицо. Хотите, чтобы мы дали ей какое-нибудь имя?

— Да, да, это будет удобнее.

— Ну, хорошо, Андриена. Андриена, слышите ли вы меня?

— Да.

Можно заметить, что вторая личность имеет дело с ощущениями, которыми не пользуется первая: вторая личность говорит, что кто-то колет Люси в руку или прикасается к мизинцу, между тем как сама Люси давно уже утратила всякую тактильную чувствительность. Вторая личность видит предметы, которых обычное сознание Люси давно не замечает в силу отрицательного внушения. Она видит и отличает крестики и цифры на листах; она же пользуется для движения всеми доставшимися ей ощущениями. В самом деле, мы знаем, что одно и то же движение может быть выполнено различным образом, при помощи образов либо зрительных, либо кинестезических.

Люси может писать только при помощи зрительных образов: она наклоняет голову и все время следит глазами за пером и бумагой. Ее вторая личность, Адриена, существующая одновременно с первой, пишет, не глядя на бумагу, потому что пользуется для письма кинестезическими образами. У каждой личности есть свой способ действий, точно так же, как и свой способ мышления (Жане, 1913, с. 304).