В этой связи он просил, чтобы получивший экземпляр книги никому ее не передавал.
«Я опубликую это тогда, — говорит маркиз, — когда хотя бы 50 магнетизеров подтвердят мои наблюдения. Иначе напрасно убеждать тех, кто не видел эти опыты» (Puysegur, 1784). Пюисегюра можно понять. Действительно, феномены провоцированного сомнамбулизма настолько невероятны, что даже по прошествии 200 лет невозможно отделаться от подозрений в их режиссерской постановке. И сегодня гипнотизеры опасаются ровно того же: выглядеть мистификаторами.
Только после того, как более 50 магнетизеров масонских обществ Страсбурга и Нанси, артиллерийских полков из Меца и других городов подтвердили реальность описываемых опытов, Пюисегюр выпустил в свет другие свои заметки:
1) в 1807 г. «О животном магнетизме, рассматриваемом в его докладах вместе с различными ветвями общей физики»;
2) в 1811 г. «Поиски, опыты и физиологические наблюдения над человеком в состоянии естественного сомнамбулизма и искусственного, вызванного магнетизмом»; 3)в 1813 г. «Призыв к ученым-исследователям XIX века о решении, принятом их предшественниками против животного магнетизма, и конец лечения юного Эбера».
В течение 30 лет с момента первой публикации Пюисегюра не появилось ни одного сочинения о животном магнетизме. В 1813 году ученик Пюисегюра Жозеф Делёз в своей «Критической истории животного магнетизма» подтвердил данные своего учителя и первым обратил внимание на заинтересовавшую его амнезию. Правда, об этом сочинении узнали лишь в 1819 году. В том же году появилась его следующая книга «В защиту животного магнетизма», и в 1825 году — «Руководство по практическому изучению животного магнетизма». В русском переводе она увидела свет в Москве в 1836 году.
В Париже назревала революция. Умы были настолько поглощены грядущим событием, что исследований Пюисегюра просто не заметили. Зато в провинции влияние маркиза было громадным. Это побудило его учредить в Страсбурге Гармоническое общество. Общество было основано в августе 1785 года. В уставе прописали, что оно должно состоять из учредителей, членов и член-корреспондентов. Учредителей, управляющих обществом, должно быть 18 человек. Члены общества обязаны платить взносы, член-корреспонденты — нет. При вступлении взносы составляли 48 ливров, 30 ливров платили учредители и 15 ливров — члены общества. Взносы необходимо было платить в декабре. В 1785 году в обществе состояло 188 членов, из них 17 женщин, 31 учредитель и 32 член-корреспондента.
25 апреля 1789 года была собрана инициативная группа, которая выработала устав: «Рассуждение Гармонического общества соединенных друзей в Страсбурге». В уставе говорилось:
1) Гармоническое общество вменяет себе в обязанность известить о части своих магнетических исцелений, чтобы пользу животного магнетизма предложить миру, а больным внушить доверие к этому целебному средству. Общество ищет способ усовершенствовать употребление метода, не создавая до времени теории. Требует этого же от своих членов: тщательных точных и продолжительных опытов, а до того сообщения о них в журналах считает частным мнением, а не решением Общества. Приглашая всех магнетизеров извещать Общество об их наблюдениях, предлагаем не рассматривать то, что противоречит магнетической теории и практике. Польза, которую магнетизм может оказать человечеству, надежна и достоверна.
2) Магнетизировать необходимо бесплатно и строго по предписанному методу. В противном случае лица, замеченные в нарушении устава, будут исключены. Лечение осуществлять ежедневно в три часа дня.
3) Те случаи, когда лечение животным магнетизмом не дало результатов, надо отнести к промедлению с лечением или к тому, что болезнь была запущена, либо к неправильному применению метода.
В городах Меце и Нанси появились ученые Общества гармонии, видевшие свою цель в изучении возможностей животного магнетизма. Начиная с 1814–1820 годов в трактатах о животном магнетизме с большой настойчивостью проводилась мысль о том, что именно магнетизм всегда и всюду был той силой, которая творила великие чудеса. Дворянин Ле Шевалье де Барбарен, член Общества гармонии в Остенде, заявлял, что все евангельские чудеса были совершены совокупной силой молитвы и магнетизма. Члены лионской школы (Сен-Мартен и др.) видели во флюиде мистический принцип, средство общения между человеком и Богом. Так, один анонимный автор пафосно писал: «Этот неизъяснимый Дух (флюид) не магнит, не электричество, не элементарный огонь, не флогистон, не acidum pingue химиков, но, выражаясь языком метафизики, это тот первичный импульс, которым наделило материю Высшее Существо».
Важно отметить, что школа Месмера придерживалась физического способа магнетизации: касание руками и металлическими или стеклянными проводниками, в то время как школа Пюисегюра отступает от этого канона и соединяет физическое воздействие с духовным. Школа Барбарена употребляет чисто психологическое влияние, основывающееся на воле и образе мыслей магнетизера. Она требует от магнетизера сердечности и доброты, душевной чистоты и человеколюбия, искреннего желания помочь больному. Здесь приветствуется сходный образ мыслей магнетизера и больного, действует принцип гармонии и симпатии. Артиллерийский офицер Шарль Франсуа де Виллер (1765–1815), ученик Пюисегюра, в 1787 году именно в Безансоне опубликовал свой роман «Влюбленный магнетизер…» (Villers, 1787), большая часть тиража которого по приказу министра Людовика XVI, барона Бретеиля[93], была арестована и отправлена в макулатуру. Один из случайно уцелевших экземпляров до сих пор находится в библиотеке медицинского факультета Безансона. В этом произведении двадцати двухлетний автор высказывает поразительные для своего времени мысли. Он не следует месмеровско-пюисегюровским представлениям о факторах, приводящих к излечению, и предлагает свою оригинальную концепцию: гипотеза флюидов не нужна; магнетизм заключается в решительном желании вылечить больного; сила воздействия врача покоится на его сердечности и любви. В спиритуалистических высказываниях Виллера можно усмотреть предвосхищение прогрессивных идей некоторых психоаналитиков по поводу лечебных факторов, определяющих терапевтический эффект. Психоаналитики утверждают, что даже правильные интерпретации (симптомов) теряют свою эффективность, если они не подкреплены бессознательным отношением, подобным тому, которое предугадал Вилл ер. Де Виллер рассматривал флюид скорее как чисто метафорическое выражение. Главное, говорил он, в желании терапевта исцелить. Де Виллер в провидческом озарении предугадал, что флюид никакого особого действия не производит и приемы магнетизации не имеют значения, все дело в психике, которая может сама «переносить свои воздействия на другое существо, если оно готово его принять» (Villers, 1787). Де Виллер высказал и другие оригинальные соображения, на которые ныне ссылаются психоаналитики.
Д-р Жюльен Жозеф Вире (1775–1846) в статье «Беспристрастное рассмотрение магнетической медицины» (1818) делится своими представлениями о механизме воздействия магнетизма: «…чувства также могут оказывать одинаково чудодейственное влияние на всех чувствительных людей, и при этом нет нужды предполагать наличие какого-либо особого рода воздействия, существование которого не доказано. Отсюда следует, что магнетизм есть не что иное, как естественный результат эмоций, вызываемых либо воображением, либо привязанностью между людьми, в особенности такой, которая характеризует сексуальные отношения» (Цит. по: Шерток, Соссюр, 1991, р. 63). Нельзя не заметить, что точка зрения Ж. Вире стала отправной в поиске Фрейдом психотерапевтических факторов и привела к углубленной разработке приемов, связанных с межличностными отношениями.
Арман Пюисепор многим пощекотал нервы сладкими надеждами. Заманчивая идея провоцированного сомнамбулизма обнажила страсти. Один из родственников Армана, Пюисепор (Taillerant), был настолько изумлен возможностями искусственных сомнамбул, что обратился к Наполеону, который, как известно, любил ученых и науки, и предложил «раскрыть тайну сомнамбулизма, сделав ее проверенной и испытанной общественной наукой». Однако Наполеону было не до того. Он полнел. Роковые недуги росли. Властелин раздражался от пустяков, задумывался и вел беспорядочную жизнь: днем засыпал, ночью мучил секретарей диктовкой, предавался сладострастию. Тогда-то он воскликнул: «Я — не то что другие: законы нравственности и приличия созданы не для меня!» И хотя «гений битв» еще восхищал мир своею гениальной стратегией, все же уже замечались вялость, даже опасное пренебрежение мелочами дела и излишняя осторожность.
