Единственными моментами, которые их сближали, оставались их появления на публике. Там, во время коктейля, премьеры, приема или вернисажа, он и она своей аурой привлекали к себе внимание и вызывали пересуды, иногда даже скептические или обидные. И оба со знанием дела наслаждались шумом, который вокруг них поднимался.

Вернувшись к себе в лофт, Вим заметил в кухне на мраморном столе желтый конверт со своим именем. В конверте была вырезка из газеты.

Он развернул ее и увидел заголовок, который сразил его, как удар под дых: «Преждевременная эякуляция: попытка излечения».

Он беспокойно оглянулся. Кто сыграл с ним эту гнусную шутку? Он покрутил конверт в руках, вспомнил, что уже видел его, и заключил, что его использовали повторно. Кто-то, кто может входить в эту квартиру, подстроил ему такую ловушку…

Мег? Но откуда она могла узнать? Она не вмешивалась в его личную жизнь и была идеальной секретаршей именно в силу того, что обладала и почтительностью, и скромностью. Кто-то из слуг? Филиппинцы, работавшие на кухне, или филиппинцы-уборщики не понимали по-французски, они общались только по-английски. Значит, Петра? Но Петра не могла знать этой интимной детали, потому что он никогда не спал с ней; она же, во-первых, не любила секса, а во-вторых, ни на йоту не интересовалась чужими делами.

Он раздраженно прочел выделенный жирным подзаголовок, задававший основную мысль статьи: «80 % мужчин моложе 18 лет страдают от преждевременной эякуляции. За этим не стоит никакого физиологического дефекта. Лекарства не помогут. Надо справиться с эмоциями. Убедите вашего мужа, что у него есть проблема».

Это была страница из какой-то женской газетки, и это встревожило его еще больше. Мег? Петра? Не может быть.

Он пробежал глазами статью: «При преждевременной эякуляции семя часто извергается меньше чем через минуту после проникновения, и отсрочить этот момент не удается». Вот именно, меньше чем через минуту.

Он услышал шаги и быстро спрятал статью в карман. Вошла Петра с коробочкой в руке:

— А, вы здесь, дорогой. Мне надо выпить мой креатин.

Она всыпала в стакан две чайные ложки порошка, добавила воды и размешала.

Тут Вим заметил, что открытый конверт он оставил на столе. Она тоже его увидела.

— А, — сказала она, — так вы прочли статью, которую я для вас вырезала?

Он побледнел. Постукивая по хрусталю серебряной ложечкой, она продолжала, не глядя на него:

— Ну да, я узнала от одной подруги в Лондоне, что у вас такая проблема. Манекенщица Полиси, помните? Очень красивая, да. И очень разговорчивая. Особенно когда выпьет. Нет-нет, не сердитесь на эту бедняжку, это ведь благодаря ей мы здесь с вами сегодня вместе, потому что эта маленькая деталь заставила меня обратить на вас внимание.

Она выпила свой порошок, скривилась, а потом тихонько рыгнула.

— Для меня эта проблема не имеет никакого значения, вы хорошо знаете почему. Но я подумала, что для вас это, вероятно, серьезное неудобство.

Вим побагровел, не в силах ответить.

— Ну да, — продолжала она, — как вы обычно говорите, это очень любезно с моей стороны.

Она снова рыгнула.

— Ох уж этот креатин, не могу его переварить. Скорей бы вернуться в Нью-Йорк, говорят, уже есть новая смесь, которая оказывает похожее воздействие на мускулатуру, но вкус у нее не такой ужасный. Я вычитала это в блогах культуристов.

В другое время, если бы он не перенес такого унижения, Вим улыбнулся бы этой картине: утонченная Петра фон Танненбаум, изучающая спортивные заметки этих накачанных витаминами здоровяков.

Она наконец на него посмотрела:

— Короче, дорогой мой, все это я сказала только для того, чтобы вы знали, что я умею хранить секреты. Надеюсь, что и вы тоже.

И она пояснила:

— Вы будете вспоминать обо мне как о страстной партнерше. Ну а я, когда зайдет речь о вас, скажу, что вы… вы обладаете заметными талантами в этой области. Договорились?

Петра пообещала Виму никогда не упоминать о его трудностях в интимной жизни в обмен на то, что он будет помалкивать о ее собственном безразличии к сексу.

— Договорились, Петра. Я и так утверждал бы то же самое, даже если бы вы не подсунули мне эту статью.

— Да, конечно, но вы бы говорили это из тщеславия. А я предпочитаю, чтобы вами двигал страх.

С этими словами она вышла.

Уже второй раз за этот день собственное существование показалось Виму абсурдным и бесконечным. Столько усилий, чтобы скрыть неприглядную реальность…

В этот субботний вечер Петра фон Танненбаум должна была демонстрировать свое шоу в галерее Петродосяна перед отборнейшей публикой Брюсселя.

Из-за мандража перед выступлением она превратилась в настоящую фурию: орала на разных языках на филиппинских помощников по дому, обозвала Мег тупой коровой, когда та не смогла связаться с организаторами шоу по телефону, а Вима третировала просто безостановочно с убийственной утонченной жестокостью.

Они безропотно принимали эти удары судьбы, выжидая, когда гроза отгремит.

Наконец реквизит был отправлен в галерею, а Петра заперлась в ванной — своем храме, — чтобы завершить приготовления.

Когда Вим предложил отвезти ее в галерею, она в ответ только буркнула:

— Да не опекайте вы меня, будто мы десять лет женаты. Я и сама доеду, если только эта идиотка Мег сумеет вызвать мне такси.

А потом вдруг обернулась и посмотрела на него:

— Зато я хочу, чтобы вы зашли ко мне за кулисы, как только спектакль закончится. И ведите себя как ревнивый любовник, я вам разрешаю. Это лучший способ отделаться от всяких озабоченных.

Вим кивнул, не зная, как относиться к манере Петры по-военному раздавать приказы: принять как знак доверия или разозлиться.

Он спустился из мезонина и нашел Мег в большом лофте.

— Вы позаботились о такси?

— Да, оно было заказано за три дня, и я им не меньше четырех раз перезванивала, чтобы убедиться, что машину подадут точно в нужное время.

— Спасибо, Мег.

— Хотите виски? «Лагавулин» пятнадцатилетней выдержки.

— Думаю, мне это просто необходимо.

Она принесла ему бокал:

— С одним кубиком льда, как вы любите.

— Именно вы — та женщина, на которой мне следовало бы жениться.

Мег уже и не пыталась вычитать на замкнутом лице Вима, что скрывается за этим грамматическим нюансом — «следовало бы». Сколько времени она выдержит рядом с человеком, которого она любит, а он ее нет и который теперь через слово упоминает о том, что им надо бы пожениться, хотя это, конечно, невозможно.

Как у нее повелось, чтобы справиться с огорчением, Мег укрылась в туалете.

В девятнадцать ноль-ноль из ванной катапультировалась Петра и, словно лавина, обрушилась на Вима, на Мег, на организаторов шоу, на «эту дерьмовую Бельгию» и «зрителей-идиотов», в последний раз вопросила, зачем она тратит столько сил, ублажая этих неблагодарных, начисто лишенных вкуса людишек, и наконец, хлопнув дверью, вышла и погрузилась в такси.

Оказавшись одни, Вим и Мег переглянулись, словно два погонщика верблюдов, оставшиеся в живых после песчаной бури.

— Еще стаканчик? — предложила Мег.

— Обязательно! — ответил Вим.

И, потягивая ароматную жидкость с привкусом торфа и дыма, они болтали о том, как идут дела в галерее, обсуждали клиентов и одного нового художника, с работами которого они только что познакомились и решили его продавать. Им обоим такая расслабленная беседа о том, что составляло суть их повседневных трудов, была удивительно приятна. Виму вовсе не хотелось уходить, и Мег пришлось показать ему стрелки часов:

— Не опоздайте на шоу.

Вим вдохнул и тяжело поднялся, хотя обычно бегал как живчик.

— И не забудьте ключи.

— Да, Мег.

— Я погашу всюду свет.

— Спасибо, Мег, спасибо за все.

Он забрал связку ключей и вышел.

Мег обошла все три этажа, закрыла ставни, включила сигнализацию и собралась уходить.

Ее ключей на месте не оказалось. В панике она обыскала карманы, сумочку, потом, боясь, что сработает сигнализация, отключила ее и предприняла уже систематические поиски.