— Он ушел…
— Кто «он», Марселла?
— Мой афганец.
Пока она рыдала, уткнувшись в куртку Натана, он жестами и гримасами объяснил Тому, что «афганец» — это не собака, а волосатый мужик, который спал с консьержкой. Наблюдая непристойную пантомиму Натана, Том с большим трудом удерживался от смеха.
Еще несколько всхлипов, и Марселла отпустила Натана и взглянула на обоих друзей с таким видом, словно всегда поверяла им свои тайны.
— Мы были так счастливы, я и мой афганец. Ну, честно сказать, он почти ничего не делал. Он хотел, чтобы мы были вместе, я тоже — мне только нужно было разобраться с этим дурацким ночным столиком. В последнее время это была просто жизнь в розовом свете. Он предложил мне пожениться, я собиралась скоро принять его предложение, а тут хоп — и он исчез.
— Без объяснений?
— Какие уж тут объяснения! Оставил мне записочку: «Спасибо», он, мол, всегда будет помнить, какой я «ангел», одна из самых «любезных» людей, какие ему встречались. — И, ткнув в них пальцем, она суровым тоном обвинителя вопрошала: — Вот как вы считаете, «любезная» — подходящее слово, когда уходишь… от любовницы?
— Нет. «Любезная»… это не слишком любезно. И «ангел» — тоже.
— Ах, господин Натан, вот вы меня понимаете. Ну, женщине же не говорят, что она… ах, ну в общем, вы ж понимаете, что я хочу сказать, хотя женщины это и не ваша епархия… ну не говорят же своей возлюбленной…
Ее глаза блеснули: она нашла нужное слово: «возлюбленная».
— Не говорят же своей возлюбленной: «Спасибо, ты была очень любезна». Нет. С возлюбленной так не говорят.
Тут Натан выпрямился и жестом показал Марселле, чтобы она замолчала:
— Марселла, вы заблуждаетесь!
— Чего?
— Вы забываете, что ваш… ваш… погодите, как его звали?
— Гумчагул, — выдохнула она, утирая слезы.
— Этот ваш Гумчагул плохо говорит по-французски! То, что он вам написал, наверняка объясняется просто неверным переводом. Я уверен, что по-афгански он не…
— Нет такого языка, афганского, он говорил на пушту, — поправила Марселла, доказав Тому, что в этом вопросе она уже разобралась неплохо.
Но Натан невозмутимо продолжал:
— В пушту слова могут иметь другой смысл, Марселла. Может быть, на пушту это трогательно: «спасибо» и «любезна». Да наверняка! Самые прекрасные слова в языке. Уж про «ангела»-то я просто уверен.
Марселла застыла в задумчивости, ее обрадовала эта идея. Теперь она страдала меньше. В глазах у нее вспыхнул огонек.
— Зайдите, выпьем по стаканчику, — велела она.
Том попытался протестовать, но Натан оборвал его на полуслове:
— С удовольствием, Марселла.
И они вошли в ее комнатку, заставленную всякими безделушками.
— Устраивайтесь, где вам удобно! — воскликнула она, указывая на единственный в комнате двухместный диванчик.
Она вытащила из буфета липкую бутылку:
— Ликер будете? Впрочем, больше у меня все равно ничего нет. Это вишневый аперитив.
Не дожидаясь ответа, она наполнила стаканы, протянула им и уселась напротив, на табурет, который, как фокусник, вытянула из-под стола.
— Давайте, будем здоровы!
— Будем!
— За что пьем?
— За то, чтоб как в песенке, Марселла.
— В какой песенке?
— «Пятнадцать человек на сундук мертвеца…»
Тому показалось, что Натан перешел уже все границы дозволенного, но, к его удивлению, Марселла не обиделась, а, наоборот, весело расхохоталась:
— Ну, вы преувеличиваете, господин Натан. Пятнадцать афганцев в моей постели! Какой вы смешной! — И, прикрыв глаза, потягивала свой ликер, раскачиваясь на трехногом табурете.
Натан, воспользовавшись случаем, ткнул Тома локтем и глазами показал другу: на полочке, куда Марселла складывала свою немногочисленную почту, лежал желтый конверт.
Несколько стаканов спустя они вышли из жилища консьержки без сил.
Натан предложил продолжить расследование, пройдя по этажам: нескольких жильцов он знал в лицо, в том числе одну милейшую и довольно веселую старую деву, как там ее, мадемуазель…
— Мадемуазель Бовер на каком этаже? — спросили, постучавшись к консьержке, трое малоприятных мужчин.
— На третьем, — ответила Марселла.
— Она дома?
— Да.
Марселла закрыла дверь, а мужчины направились вверх по лестнице.
Глядя им вслед, Натан шепнул на ухо Тому:
— Н-да, дело пахнет керосином…
— С чего ты взял?
— А я знаю главного в этой троице: судебный исполнитель, которого наш клуб вызывает, когда надо собирать долги. Уж не знаю, что там сделала эта бедная мадемуазель Бовер…
— Не драматизируй. Может, он просто пришел доставить письмо в собственные руки.
— Только не втроем. Это больше похоже на выселение или опись имущества.
И они побыстрей выскользнули из подъезда, как будто оставаться в доме, где вот-вот разыграется трагедия, было опасно.
Перейдя улицу, они решили немного отдохнуть под деревьями. Разговор Марселлы и Натана ужасно утомил Тома: их манера то и дело перескакивать с трагического тона на игривый приводила его в замешательство. Ему хотелось немного побыть в тишине.
Но вместо этого на них обрушился гвалт попугаев. Что там случилось, наверху в ветвях? Ара и какаду уже не переговаривались между собой: они орали. Между ветвями разыгралась настоящая звуковая буря: резкие, пронзительные вопли, галдеж и стрекот, оглушительные разнокалиберные трели рвали барабанные перепонки.
Но, как ни странно, эта суматоха их успокоила: она воспринималась как что-то здоровое, ясное, разномастное — радостный полнокровный кавардак. В этой какофонии рождалась гармония. Подобно тому как вид этих ярких птичек, разноцветных, словно радуга, вызывал чувство легкости, их шумная возня создавала веселое настроение.
Когда они немного пришли в себя, Том подвел итоги:
— Ты, я, Виктор, цветочница, аристократка, Захарий Бидерман и консьержка — семь человек получили такие записки. Что между нами общего? Все живем на площади Ареццо. Первая зацепка: тут неподалеку есть какой-то человек, который желает добра своим соседям. Вторая зацепка: этот человек добрый, открытый, щедрый, и это сильно сужает круг поиска.
— И вообще сводит его к нулю. Таких людей не бывает.
— А кто мне рассказывал про Христа и святых?
Натан посмотрел на него внимательно:
— Хорошо, допустим, нам написал некий голубь. Как будем его искать?
В этот момент на аллее появился паренек лет двадцати пяти: он весело протопал мимо них, напевая себе под нос, настроение у него явно было отличное. Том и Натан помолчали, пока он не скрылся из виду.
— Аппетитно выглядит. Интересно, откуда он идет? — прокомментировал Натан.
— Да, веселенький тип, — согласился Том.
Они вздохнули. Натан повернулся к своему возлюбленному:
— Слушай, Том Верже, по-моему, ты на него уставился, как кот на валерьянку. Должен ли я из этого заключить, что, когда мы будем жить вместе, ты мне наставишь рога?
— Не больше, чем ты мне, Натан Синклер. Обрати внимание: это ведь не я стал нем как рыба, как только появился этот красавчик.
— Ладно. У меня к тебе будет только одна просьба: делай что хочешь, но веди себя скромно и никогда мне ни о чем таком не рассказывай.
— Обещаю.
— И я тебе.
Стало тихо. Том ласково взял Натана за руку:
— Знаешь, Натан, я хотел бы тебе не изменять.
Натан растроганно посмотрел на него:
— Очень приятное признание, оно мне нравится.
Он, улыбаясь, смотрел на попугаев, но глаза у него наполнились слезами.
— Что-то такое надо бы говорить на свадьбе. Вместо того чтобы давать друг другу невыполнимые обещания, лучше бы остановиться на таком простом пожелании: «Я хотел бы тебе не изменять». — Он поднес руку Тома к губам и поцеловал ее. — Почему людям приходится так часто друг друга обманывать, Том?
— Правильный вопрос был бы такой: зачем люди дают друг другу невыполнимые обещания? Зачем пытаются идти против человеческой природы? Почему мужчины и женщины хотят видеть себя не такими, какие они есть?
