— Нет–нет, ему вовсе не было больно, — заверила ее Гвен. — Когда он проснется, он подумает только о том, что никогда в жизни слаще не спал. Поспешим, дети. Мы, можно сказать, на охоте.

Местность на другом берегу речки оказалась пустынной и враждебной. Песок был усеян черепами животных, лишь кое–где торчали чахлые кустики. Порывистый ветер доносил запах щелочи.

Корделия поежилась.

   — И как только здесь может кто–то жить, мамочка?

   — А ты как можешь верить своим глазам после того, как мы вдоволь нагляделись на миражи? — спросил у сестры Джеффри. — Не бойся, сестренка. Где ты видела, чтобы вот так выглядел берег реки?

Корделия строптиво вздернула подбородок, но Гвен не дала ей возможности обидеться окончательно. Она подбросила вверх свою метлу и одарила ее пристальным взглядом. Метла начала преображаться. Она вытянулась, превратилась в несколько досок общей шириной футов шесть. Доски опустились и улеглись поперек речки.

   — Перейдем по мостику, — предложила Гвен, — да поглядим, что там и как.

Семейство разбилось на пары. Дети последовали за отцом и матерью на встречу с недружелюбным берегом.

Все переменилось, как только Гэллоуглассы сошли с мостика на берег. Казалось, они ступили на страницы книжки с картинками. Изящные ивы обрамили берег реки, а дальше встали серебристые березы — на приличном расстоянии одна от другой, чтобы солнце хорошо освещало каждое дерево. На ветвях вишен заливались трелями зяблики, трава на лугу была ровно подстрижена, как на лужайке.

   — Ой, как красиво! — вырвалось у Корделии.

   — Угу, — буркнул Род. — Кто–то вкладывает немало сил в эту красоту.

   — И музыка здесь не очень громкая, — отметил Грегори.

«Верно», — обратил внимание Род. Он не сразу это заметил, потому что рок–музыка звучала и здесь, но действительно — приглушенно. Род нахмурил брови.

   — Странно… А камней тут больше, чем где бы то ни было.

Магнус подобрал с земли камешек и с изумлением на

него воззрился.

   — Но они именно каменные, а не металлические!

   — Да, — подтвердил Джеффри, тоже взяв с земли камень. — И честно говоря, мне такая музыка по сердцу.

   — Тебе по сердцу? А ну–ка, дай послушать! — Род поспешил к Джеффри и взял у него камешек. — Я так и думал. Это марш.

   — Рок–марш? — удивился Грегори. — Так бывает?

Это действительно был марш — но с тяжелыми акцентами, характерными для рок–музыки.

   — А вот у меня музыка медленная и красивая! — крикнула Корделия.

Гвен подошла к ней, послушала и кивнула.

   — Да, очень мелодично.

   — А вот этот камешек издает звуки, но это не музыка, — сказал Магнус, подобрав другой камень. Род приблизился к сыну и услышал птичье пение, потом к нему присоединился шум ветра, а потом птичья трель утихла, а на смену ветру пришел гулкий звон гонга. Утих гонг — послышался грохот водопада, а на его фоне — ясные, чистые ноты. И все эти звуки сопровождались четким пульсирующим ритмом.

Род глубоко вздохнул.

   — Нет, сынок. Это музыка. Ее можно назвать музыкой природы, но кто–то приложил к ней руку.

Грегори разглядывал лежавший у него на ладони крупный голыш.

   — А у этого ритма нет.

И верно. Звучала только щемящая, чистая мелодия. Как ни странно, она походила на музыку других камней даже при том, что в ней не слышались ни бас, ни ударные.

Векс проговорил:

   — Род, кто–то экспериментирует.

Род замер. Ему стало не по себе.

   — Ты что–то знаешь, Старая Железяка? Наверняка все это не просто так.

   — Папа! — позвал Джеффри. — А там домик!

   — Где? — откликнулась Корделия и бросилась к младшему брату. — Дай посмотреть. Ой, он просто очаровательный!

   — Вот этого я и боюсь, — вздохнул Род и поспешил к сыну и дочери.

Гвен немного опередила его.

   — Так и есть, муж мой, — проговорила она. — Домик просто чудесный.

Речь шла о небольшом домишке под соломенной крышей, где мог бы жить любой крестьянин. Но там, где крестьянин обмазал бы стены глиной, здесь они были забраны струганными досками, выкрашенными в вишневый цвет. На окнах висели занавески, повсюду пестрели цветы.

   — Муж мой, — сказала Гвен. — Здесь живет даровитый мастер.

   — Согласен, — кивнул Род. — Этому человеку нравится украшать свой мир. Но это не может быть тот, кого мы ищем, Гвен. У этого есть чувство прекрасного.

   — Чтобы узнать, надо спросить, — решительно заявила Гвен и зашагала к двери.

   — Эй! Погоди! — Род поспешил за ней.

Они пошли по аккуратной мощеной дорожке между кустов штамбовых роз. Род не заметил, как за ними устремились дети.

Когда они с Гвен подошли к двери, Род неуверенно спросил:

   — И что мы теперь будем делать? Постучим?

   — А ты что предлагаешь? — спросила Гвен и, не дожидаясь ответа, забарабанила в дверь.

   — Эй! Я не это хотел… — Род обреченно вздохнул. — Ну ладно, почему бы и нет?

   — Мы же не знаем точно, что он — наш враг, — заметил Джеффри.

Род резко обернулся.

   — А вы тут что делаете? Я же вроде бы велел вам…

Но Магнус покачал головой, и Род с опозданием понял, что он не дал детям приказа остаться за калиткой.

И тут дверь отворилась.

Первое впечатление о хозяине дома, возникшее у Рода, — воплощенное, ничем не замутненное счастье. Приглядевшись получше, он решил, что все дело во врожденном добродушии и чувстве юмора. Так или иначе, на пороге стоял полноватый крестьянин среднего роста в самой обычной рубахе и не менее обычных штанах, вот только рубаха была яркосиняя, а штаны желтые, на красных подтяжках и с красным ремнем. Круглое лицо, улыбка от уха до уха, венчик черных волос вокруг лысины.

   — Гости! — обрадовался толстячок. — О, входите же, входите! — Он отступил назад, продолжая говорить: — Сейчас чайку согрею, поставлю, принесу печенья!

   — Печенья? — сразу оживился Грегори.

   — Веди себя прилично, — одернула сына Гвен и вошла в дом. Род пропустил детей и вошел последним.

В симпатичной комнатке пол был застлан круглым тряпичным ковриком, у окошка стояло кресло, украшенное красивой резьбой, а у кирпичной печки — стол и три стула с прямыми спинками. Род опасливо оглядел печь. По конструкции она очень напоминала русскую. На всякий случай он приготовился к тому, что избушка встанет на курьи ножки. «Если такое случится, — решил Род, — детей выброшу в окно».

   — Позвольте, я помогу, — проговорила Гвен — сама любезность и благорасположение — и устремила неотрывный взгляд на небольшой котелок, поставленный хозяином на печку. Вода забулькала, от поверхности повалил пар.

Толстячок вытаращил глаза.

   — Вот так–так! — Обернувшись, он сказал: — Вот спаси- бочки, сударыня! Так–то оно гораздо быстрее!

   — Была рада помочь, — ответила Гвен, но было заметно: она немного огорчилась тем, что хозяин более или менее спокойно среагировал на волшебство.

Толстяк отвернулся и разлил кипяток по глиняным кружкам.

   — Так вы, стало быть, волшебница? А как же иначе? Такое только волшебнице под силу. Бывает, заглядывает ко мне тут одна…

   — Вот как? — искренне заинтересовался Род.

   — Да–да, заглядывает, — подтвердил хозяин и принялся расставлять кружки по столу. — Боюсь, для детишек стульев не найдется. Гостей я очень люблю, но чтобы ко мне сразу больше двух приходили — редко когда бывает такое.

   — Ничего, они постоят, — успокоил его Род. — Так что вы сказали насчет другой волшебницы?

   — Заглядывает она ко мне порой — вот что я говорил. Она и еще чародей один. Я и сам чародей — я вам разве не сказал? Так приятно порой поболтать по душам с другими волшебниками! А звать меня Ари. «Ари–кудесник» — так меня соседи прозвали. Прозвать–то прозвали, а вот в деревне жить не дали. Ну и ладно, мне и здесь неплохо — у речки. Птички, зверушки — все тут мои друзья, вот и славно. Не желаете ли меда?