Этот обычный катамаран — дайвбот был арендован на сейшельском курортном острове Коэтиви за счет средств «негласного партнерства Киршбаум-Тэммелен». Арендовал его своеобразный экипаж, состоящий из трех дайверов — товарищи по клубу называли их «Шведская тройка», и достаточно обосновано, поскольку:

* Инге Сигел, Огер Юланд и Крис Пири были шведами (по этносу и гражданству).

* Они жили преимущественно втроем, дружной полнофункциональной семьей.

Формально, эти веселые ребята (всем около 30 лет), обитали в городе Мальме, причем раздельно, юридически не имея отношения друг к другу. Инге считалась безработной матерью-одиночкой с двумя маленькими детьми, за что получала достойное пособие. Мужчины: Огер и Крис, формально не являлись «соавторами» этих детей. Просто два бездомных мужика, не имеющих налогооблагаемого имущества и доходов в Швеции. Юридически они даже не были резидентами Швеции, поскольку 183 дня в году всегда проводили вне фатерлянда. Отсюда понятны отношения семьи Сигел-Юланд-Пири с госбюджетом Королевства Швеция.

Добавим: все трое были участниками KOTS — «Klubb Omsesidigt True Svenskar» (Клуба Взаимопомощи Истинных Шведов) — неформальной ассоциации людей объединенных лозунгом: «Нет налогам — пока хоть один афро-азиат жрет из бюджета Королевства!»

Разумеется, в действительности, эта шведская семья имела вполне приличные доходы, происходящие от выполнения подводных работ в Балтийском, в Северном, и иногда в Средиземном море. Заказы для них (как и для многих аналогичных команд) поступали регулярно через CNED (северо-европейский клуб профессиональных дайверов). Но, в открытом океане с автономного дайвбота семья Сигел-Юланд-Пири работала впервые.

…Инге запила кусок сэндвича глотком кофе и ободряюще объявила:

— Все нормально, мальчишки! Не боги горшки обжигают!

— А никто не спорит, — сказал Огер.

— Дело не такое сложное, — добавил Крис, — нырнуть, взять образцы, и вынырнуть. Вот, помниться, в проливе Каттегат, когда тот сухогруз, затонул в фарватере…

— Не тот случай, — возразил Огер, — там мы работали с хорошей водолазной баржей.

— Да, — Крис кивнул, — но от этой баржи было мало толка. И было чертовски холодно.

— Ну… — Огер задумчиво посмотрел на блики, играющие на боках чашки, — …Все же, поддержка на случай чего-нибудь, у нас там была. А тут…

— Что ты напрягаешь? — перебила Инге.

— Я не напрягаю, а стараюсь трезво оценить риск. Если хочешь знать, задача выглядит странно, и я не хочу делать вид, будто меня это не беспокоит.

— Хорошо, — сказала она, — тогда давай по порядку.

Огер отставил в сторону чашку с остатками кофе, и придвинул к себе планшетник.

— Я буду сверяться со шпаргалкой, чтобы действительно было по порядку. Банка, над которой мы стоим, была открыта французским бригом «Голиаф» в XIX веке, в ходе картографирования глубин севернее Маврикия и Реюньона. Отсюда название банки. В дальнейшем банку исследовала британская субмарина S-103 в годы Холодной войны. Эхолокационные и магнитометрические данные показали, что банка Голиаф является вершиной гайота — потухшего подводного вулкана, сформировавшегося из мантийных оливиновых пород, выброшенных при расширении чагосско-маскаренского разлома. Согласно выводу компьютерной экспертной системы, вулкан мог извергаться лавами кимберлитового типа, содержащими рассеянные элементов, а также пиропы и алмазы. Исходя из этого, наши друзья Киршбаумы приобрели тут исключительную лицензию. Внимание, вопрос: похожи ли они на очень наивных ребят?

— Огер, — сказал Крис, — давай без загадок. У тебя какие-то подозрения?

— Да. У меня подозрение, что Киршбаумы не сообщили нам кое-чего важного.

— Ясно, что не сообщили, — согласилась с ним Инге, — наверняка, сквалыжная история с акциями «Гипер-Лайнера» прикрыта каким-нибудь договором о коммерческой тайне. Допустим, Киршбаумы приобрели этот участок потому, что знают больше. Но что это меняет для нас? Нам надо просто взять полсотни образцов скальной породы в точках, отмеченных на сетке, пропустить эти образцы через спектрометр, а потом положить в пакетики с этикетками, и вернуться на остров Коэтиви — Сейшелы. В чем проблема?

— Проблема в том, — ответил Огер, — что если здесь есть что-то ценное, и об этом знают разные авантюристы, то тут может получиться вестерн.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовалась она.

— Я предлагаю зарядить помповое ружье и настроить нашу рацию на частоту береговой охраны Маврикия. Когда мы с Крисом нырнем, пусть у тебя это будет под рукой.

— Ладно, если тебе так будет спокойнее, — согласилась Инге.

К третьему дню подводных геологических изыскательских работ на плоской верхушке подводного вулкана — гайота, «шведская тройка» практически полностью успокоилась. Опасения относительно «плохих парней из вестерна» исчезли, поскольку погода была прекрасная, а рабочая площадка на глубинах от 55 до 70 метров уже стала достаточно знакомой. Там, в тусклом синеватом свете, характерном для таких глубин, раскинулся маленький (миля в диаметре) изумительно интересный затерянный мир — прямо как у Конан Дойла в одноименном НФ-романе. Только вместо древовидных папоротников и динозавров — веерные кораллы и фантастические рыбы — обитатели рифов.

Сходство с указанным НФ-романом подметила этим утром Инге (сегодня она, все же, преодолела сопротивление своих мужчин, и сменила Криса в ныряющей двойке). Он остался на борту, а Инге и Огер приступили к рейдам на гайот. И, после второй серии погружений, родилась идея о сходстве гайота Голиаф с «затерянным миром». Крис (в процессе сотворения будущего обеда) удачно пошутил: мол, если встретите там внизу обезьянолюдей, полагающихся по сюжету, то пригласите их на фасоль с сосисками.

Вроде, безобидная шутка. Инге и Огер посмеялись, пообещали непременно передать обезьянолюдям это приглашение дежурного шеф-повара, и нырнули. Они без проблем прошли до дна вдоль страховочного троса, брошенного в очередную точку планового отбора скальных образцов, и включили ультрафиолетовые фонарики, закрепленные на масках заодно с контрольными видео-камерами. Равномерные серо-зелено-синие тона превращались в пятнах УФ-лучей в яркую гамму всех цветов спектра. Сразу же стало заметно, где между наплывами кораллового известняка есть выходы коренной породы. Теперь — геологический молоток в руки, и за дело. 15 минут на то, чтобы взять десяток разных образцов, характеризующих эту точку. При использовании сжатого воздуха в качестве дыхательной смеси, нельзя долго торчать на такой глубине, потому что здесь начинает сказываться «азотный наркоз» — эйфория, рассеяние внимания и, в некоторых случаях — тяга к неадекватному и опасному поведению на глубине…

…На седьмой минуте Инге тронула Огера за плечо, и покачала горизонтально ладонью вверх-вниз:

«У меня проблема».

Он ответил, подняв вверх согнутый крючком указательный палец:

«Что именно?»

Она коснулась ладонью макушки, затем двумя пальцами коснулась маски, и показала раскрытой ладонью направление.

«Может, у меня наркоз, но я что-то вижу вот там».

Огер повернул голову в том направлении, и… Увидел существо, плывущее вдоль дна примерно в 20 метрах от них. Разумной реакцией стал жест — большой палец вверх.

«Всплываем».

В ходе всплытия, они внимательно следили за этим непонятным существом, а оно, по-видимому, из любопытства, следовало за ними, сохраняя ту же дистанцию 20-метров. Невозможно было разглядеть его детально с такого расстояния под водой, но не было сомнений: это гуманоид, обходящийся без акваланга. Но ласты у него были. Или, если предположить, что это — не совсем человек, то, не ласты, а плавники?