В результате деньги были выложены немалые, но, как ни старались агенты по недвижимости, осчастливить столь щедрых покупателей они смогли только наполовину. А дальше — пусть сами вытесняют друг друга! У кого окажутся крепкие нервы и туже кошелек, тот и победит.

Прежде чем ступить на родную землю, Жеремиас завернул в знакомую таверну, надеясь унять все нарастающее волнение с помощью виски.

— Когда-то в этой таверне заправлял делами Тони Бенаквио, — сказал он племяннику. — Сейчас его, наверное, уже нет в живых…

— Да, дедушка умер давно, — подтвердил молодой бармен. — А я — внук Тони Бенаквио. Вы знали моего деда?

— Ну как же я мог не знать его, если жил тут неподалеку, — осушив рюмку, ответил Жеремиас. — Теперь опять буду жить здесь. Пока — в бывшей фазенде Медзенги, а потом выкуплю и отцовскую. Моя фамилия — Бердинацци. Слышал, наверное, о нашей семье?

— Вообще-то нет, — смутился парень. — Хотя… Вы говорите не о тех заброшенных фазендах, которые у нас считаются проклятым местом?

Жеремиас выпил еще рюмку и спросил с плохо скрываемой обидой:

— А почему это — «проклятым»?

— Ну, говорят, там земля бесплодная и по ней бродят какие-то привидения. Все, кто пытался там поселится, сбегали в страхе после первой же ночевки. Считается, что духи прежних хозяев охраняют свои полуразвалившиеся лачуги, изгоняя любого, кто вздумает туда войти.

— И вы верите во всю эту чушь? — изумился Джузеппе.

— Да я сам в детстве забрел туда с ребятами, так мы еле ноги унесли. Там что-то ухало, свистело, выло. И будто какой-то вихрь крутил нас и толкал в спину.

— Ничего удивительного, — сказал Жеремиас. — Там жили крепкие люди. Лично я могу понять, что они и после смерти обороняют свои жилища.

— А вы не боитесь, что вас они тоже вытолкают оттуда? — спросил бармен.

— Нет. Я сам — Бердинацци! — гордо заявил Жеремиас. — Один из потомков тех… духов.

Он смело направился к старому дому Медзенги — осевшему, прохудившемуся, с заколоченными окнами. Но у самого порога все же предупредил Джузеппе:

— Ты на всякий случай будь осторожен. Потому что с проклятым Медзенгой и вправду шутки плохи. Давай, что ли, перекрестимся.

Они перекрестились, но Джузеппе все равно почувствовал неприятный холодок ужаса.

Войдя в дом, оба действительно услышали какие-то странные звуки, похожие на завывания и посвистывание. Джузеппе явно оробел, но Жеремиас был настроен воинственно:

— Сейчас откроем все окна, проветрим этот гадюшник и заколотим щели. Эти сквозняки гуляют тут со свистом.

Джузеппе безропотно принялся за работу, но при мысли о том, что здесь придется ночевать, у него сразу же начинали дрожать руки и ноги.

Похожих ощущений не избежали также Бруну и Маркус, когда вошли в бывший дом своих предков по линии Бердинацци.

Стоило им только открыть дверь, как невесть откуда налетел сильный ветер, можно даже сказать ураган, который буквально внес их внутрь дома.

Окна здесь тоже были заколочены, и, хотя, сквозь имевшиеся в них щели пробивался слабый свет, темнота в доме казалась кромешной. Маркуса охватил ужас. Бруну же, не трусивший и в более опасных ситуациях, здесь чувствовал себя, мягко говоря, неуютно.

Однако он знал, на что шел, затевая эту покупку, а потому не собирался отступать. Продираясь сквозь плотную паутину и чихая от пыли, нащупал-таки на стене выключатель, и тусклая лампочка под потолком осветила убогое пространство комнаты, в которой давным-давно жили мать Бруну, его бабушка Мариета, а также все «проклятые Бердинацци».

— Ты думаешь, здесь можно будет… жить? — глухо, не узнавая своего голоса, спросил Маркус.

— А почему бы нет? — расхорохорился вдруг Бруну. — Это ведь дом моей матери! Конечно, в таком виде его нельзя показывать Луане, а то у нее от испуга пропадет молоко. Но я сейчас найму людей, из местных, пусть вычистят здесь все. А потом, законопатят дыры в стенах и крыше. А потом уже сам займусь основательным ремонтом.

— Значит, мы не будем здесь ночевать! — воскликнул Маркус, нисколько не скрывая своей радости.

Бруну в ответ лишь улыбнулся.

Выйдя из дома, они увидели, что ветер утих. Но дикие заросли во дворе все равно производили жутковатое впечатление.

— Чтобы вырубить эту траву и кусты, потребуются крепкие мужчины, — сказал Бруну. — Найдем ли мы здесь таких?

Крепких мужчин среди местного населения он нашел, да вот подрядить их оказалось непросто: общаться с духами умерших никто не желал даже за большие деньги.

И тогда Бруну предложил им такую сумму, на которую можно было не то что отремонтировать старый дом, но и построить новый.

Мужчины, преодолевая страх, взялись за дело.

А Жеремиас предпочел наводить порядок во дворе и в доме собственными силами, полагаясь на помощь Джузеппе и Жудити, которую он вызвал из Минас-Жерайса.

— Сосед наш, похоже, человек с размахом, — заметил он однажды, глядя, как основательно работают люди, нанятые Бруну. — Денег на ремонт не жалеет. Такого сложно будет склонить к продаже фазенды.

Жудити была не робкого десятка и не очень-то поверила Джузеппе, когда он рассказал о странностях, происходивших в доме, где ей предстояло жить.

— Ничего, — беспечно молвила она. — Я же буду здесь не одна, а с моим дорогим Жеремиасом!

Вскоре ей, однако, пришлось убедиться в наличии тут разных мистических штучек. Однажды она увидела в дверном проеме женский силуэт, который внезапно появился и так же внезапно растаял. Жудити вскрикнула от испуга, но Жеремиас пояснил ей вполне спокойно:

— Это Нэна, жена проклятого Медзенги. Ты ее не бойся. Она и при жизни не была зловредной.

В другой раз Жудити почудилось будто ее окликнул незнакомый мужской голос, но она уже сама догадалась, что он принадлежал, вероятно, Антонио Медзенге.

Жеремиасу и Джузеппе тоже периодически мерещились всякие видения, о которых они предпочитали не говорить вслух. Но когда старый радиоприемник Медзенги стал сам собою включаться и выключаться, Жеремиас не выдержал и попытался разбить его.

Однако в тот же момент явственно услышал у себя за спиной голос Джакомо:

— Не надо, брат. Оставь все, как есть.

— Ты… жив? — невольно вымолвил Жеремиас и сделал шаг навстречу невидимому Джакомо.

— Что с тобой? — похолодела от ужаса Жудити.

— Мне показалось, будто здесь был мой брат Джакомо, — растерянно произнес Жеремиас. — Наверное, это воспоминание детства плюс болезненное воображение…

— А может, неспокойная совесть? — добавила Жудити. — Помирился бы ты с Луаной! Я по ней соскучилась, да и ребеночка ее хотелось бы увидеть.

— Нет! Она — предательница. Связалась с Медзенгой! — сердито отрезал Жеремиас, но образ Джакомо, возникший на этот раз в дальнем углу комнаты и глядевший на брата с укоризной, заставил его сникнуть.

Ремонт в доме Бердинацци между тем закончился, и туда переехал Бруну вместе с Луаной.

— Как здесь легко дышится! — сказала она и у Бруну, который по-прежнему чувствовал себя неуютно, отлегло от сердца: значит, на ремонт он потратился не зря.

Но Луана, не догадываясь о его мыслях, высказала другую причину своего прекрасного самочувствия:

— Вот что значит родной дом! Мне кажется, будто я жила здесь всегда. Тут все дышит добром и любовью.

— Дай Бог, чтоб так оно и было, — уклончиво ответил Бруну.

Жеремиаса Бердинацци, появившегося на пороге дома, он поначалу принял за одно из тех привидений, о которых был наслышан. И даже спросил вслух:

— Разве ты тоже умер?

— Нет, не надейся! — грозно ответил Жеремиас. — Я живу на соседней фазенде и пришел купить эту, отцовскую! Ты должен уступить мне родовое гнездо!

Бруну велел ему убираться вон, но Луана решительно встала между ним и Жеремиасом. Затем обняла дядю, и он не посмел оттолкнуть ее.

— Ой, как я рада! — воскликнула вошедшая Жудити. — Вы помирились?!