— А я думаю, она скрывается и от тех, и от других, потому что для нее невыносима эта вражда между Медзенга и Бердинацци.
Валдиру ее замечания показалось любопытным, и он счел необходимым поговорить с нею наедине, в отсутствие Жеремиаса.
— Насколько я мог понять из ваших слов, вы не верите в виновность Луаны?
— Нет, — твердо ответила Жудити. — И ее побег — лишнее тому доказательство. Она не смогла больше здесь находиться, потому что патрон усомнился в ее честности.
— А как вы думаете, в вашего хозяина стрелял Бруну Медзенга или кто-нибудь другой?
— Откуда мне знать? Я сама спрашивала об этом сеньора Жеремиаса, и он сказал, что это не Бруну.
— Вот как? — изумился Валдир. — А кто же?
— Больше он мне тогда ничего не сказал.
— Но если Бруну Медзенга и Луана непричастны к покушению, то как это соотнести с показаниями Рафаэлы?
Жудити на секунду задумалась, решая, стоит ли ей говорить всю правду инспектору, но страх за хозяина и злость на Рафаэлу пересилили ее сомнения.
— Рафаэла — змея! Она могла все выдумать, чтобы поссорить Луану с сеньором Жеремиасом.
— Но она же призналась и в собственной вине, — напомнил Валдир. — Как вы это объясните?
— Тут какая-то мудреная хитрость, которую мне не понять, — ответила Жудити. — Но Рафаэла способна на все, и я, честно говоря, опасаюсь за жизнь патрона.
— То есть, вы допускаете, что стрелять в него могла Рафаэла?
— Я не могу этого утверждать. Просто у меня нет никакого доверия к Рафаэле, — пояснила Жудити. — Слава Богу, хоть она сейчас далеко отсюда — сеньор отправил их с Отавинью на новую фазенду.
После разговора с экономкой Валдир понял, что внести ясность в ситуацию может только Луана, которую надо разыскать во что бы то ни стало. А пока у него имеются только двое подозреваемых — отец и сын Медзенги.
Покидая дом Жеремиаса, Луана не знала куда направляется. Просто вышла на дорогу, села в первый попавшийся грузовик и поехала в нем, желая только одного: оказаться как можно дальше от Минас-Жерайс.
Затем, немного успокоившись, она подумала, что ее наверняка будут искать — и дядя, и, вероятно, Бруну. О том, что она представляет интерес также для полиции, Луана даже не вспомнила.
Тем не менее надо было где-то найти пристанище. Она перебрала в памяти тех немногих людей, которые относились к ней хорошо, и поняла, что все они так или иначе были связаны с Бруну. Даже безземельные Режину и Жасира! Ведь благодаря им Луана познакомилась с ним. И он, скорее всего, станет искать именно там, у Режину и Жасиры. Поэтому путь туда ей был заказан.
А все, что происходило до встречи с Бруну, ассоциировалось в памяти только с рубкой сахарного тростника.
И, не найдя никакого другого решения, Луана отправилась на тростниковую плантацию, где ее тоже поначалу не хотели брать на работу из-за беременности, но две добрые женщины — Жоана и Мария — в конце концов уговорили хозяина, пообещав ему, что присмотрят за новенькой.
Поселилась Луана в доме Марии, которая рассказала ей свою печальную историю:
— Я совсем одна на свете. Отец и брат в прошлом году ушли к безземельным крестьянам, хотели отвоевать себе кусок земли, но погибли в перестрелке с охранниками. Эта хижина — все, что у меня осталось от отца.
Луана на всякий случай утаила некоторые подробности своей биографии. Сказала только, что еще в детстве лишилась родителей, а сюда приехала из штата Парана.
— Когда твой живот подрастет еще немного, я не пущу тебя на плантацию, — покровительственно сказала Мария. — Как-нибудь проживем! Родишь здесь, у меня. И вместе мы выходим твоего ребеночка, не волнуйся.
— Спасибо, ты очень добра ко мне, — ответила Луана. — Но я буду рубить тростник, насколько у меня хватит сил. Даже если моему сыну придется родиться прямо на плантации! Ты дала мне кров, и это уже само по себе очень много. А кормить себя и ребенка я должна сама.
И она работала. Сцепив зубы, превозмогая боль в спине. Когда становилось совсем невмоготу — вспоминала о том, ради чего бежала сюда: «Мой малыш появится на свет, и здесь его никто не возненавидит, потому что он не будет ни Медзенгой, ни Бердинацци!»
Мария же, видя, с каким упорством работает Луана, очень жалела ее и однажды заговорила об отце будущего ребенка: может, он не совсем законченный негодяй и захочет помочь своему дитяти?
Луана решительно пресекла этот разговор:
— Отец моего ребенка вовсе не подлец. Но он — несчастный человек, и мне от него ничего не надо.
— Он слишком беден? — по-своему поняла ее Мария.
— Нет, он богат. И, возможно, даже слишком, — совсем запутала Марию Луана.
Не добившись ничего от Лейи, Жозимар и Кловис решили сделать ставку на Сузану, а точнее, на ее мужа Орестеса. Кловис был зол на него за пропавшие кассеты и говорил Жозимару:
— Этот тип способен на все, даже на убийство. Он болезненно привязан к своей жене! Надо его еще раз прощупать.
И подобраться к Орестесу он намеревался через Жералдину, который наверняка должен был что-то выболтать во время официального допроса.
Жералдину действительно чувствовал себя неуютно, сидя перед комиссаром Жозимаром, был чересчур напряжен и явно испуган.
Жозимар спросил, кого из дам Ралф приводил на яхту. Жералдину назвал троих: Лейю, Сузану и Мариту.
— Вы выполняли какую-нибудь секретную работу для доктора Орестеса? — задал следующий вопрос Жозимар.
Жералдину ответил отрицательно, однако на лице его проступил еще больший испуг.
Комиссар же, не дав ему опомниться, бросил коротка:
— А для Бруну Медзенги?
Жералдину нервно заерзал на стуле, и Жозимар понял, что попал в болевую точку. Теперь оставалось только довериться профессиональной интуиции.
— Вы следили за яхтой Орестеса? Отвечайте, кто был там вместе с вами, в вертолете!
Жералдину совсем растерялся. Ему показалось, что комиссар уже сам все знает и отпираться нет смысла. Но и решиться на откровенное признание он тоже не мог. И потому, справившись с волнением, решил не выкладывать сразу все карты, а попытался проверить, что на самом деле известно комиссару.
— Ну, вы будете отвечать? — строго произнес тот.
— Да, я сейчас все расскажу, — вымолвил Жералдину. — Тот вертолет принадлежит Маркусу Медзенге. Он прилетел на нем в Гуаружу. И оба мы увидели, как на яхту доктора Орестеса прошли сеньор Ралф и донна Сузана. А потом туда же, крадучись, поднялся и сам Орестес вместе с какими-то здоровенными парнями. Нам стало ясно, что тут будет драка, и мы с Маркусом Медзенгой поплыли вслед за яхтой на лодке. Вскоре яхта причалила к берегу. Было уже темно. Мы спрятались и увидели, как те парни выбросили Ралфа на берег, отдубасили как следует и закопали в песок.
— Ралф в это время был еще жив?
— Да, он стонал от боли. Видимо, его крепко избили.
— И вы ничего не сделали, чтобы ему помочь?
— Нет. Мы же не думали, что прилив будет в ту ночь таким сильным и сеньор Ралф сможет захлебнуться.
— А просто помочь человеку, которого бьют, вы не считали нужным? — допытывался Жозимар.
— Ну, вообще-то, он получил поделом. Так я считаю, — Жералдину смутился, испугавшись, что сболтнул лишнее.
Комиссар поблагодарил его за признание и велел отправляться в камеру.
— За что? — возмутился Жералдину. — Я же вам все рассказал!
— За неоказание первой медицинской помощи, — пояснил Жозимар, а затем, когда Жералдину увели, сказал Кловису: — Я изолировал его, чтобы он не смог контактировать с Маркусом Медзеногой, пока мы того не допросим. Посмотрим, насколько совпадут их показания.
Маркус, однако, оказался в то время в отъезде, и Жозимар взялся за Орестеса, против которого теперь появились новые свидетельские показания.
Когда Орестес и Сузана вошли в кабинет комиссара, тот сразу же увидел, что настроены супруги по-разному: жена явно испугана, а муж буквально кипит от раздражения.