Лобов отчетливо представил, что любой неосторожный шаг может спровоцировать нападение. Придется доставать пистолет, и новая гора тел ляжет на этих берегах. Помедлив, он спокойно повернулся и пошел к униходу, кося одним глазом через плечо. Поза юкантропа потеряла свою настороженность, он обернулся к кустарнику и издал мягкий гортанный крик. Ему ответил нестройный, разноголосый хор голосов. Лобов приостановился, весь превратившись в слух. Почудилось или в самом деле прозвучал смех, тот самый тихий смех, который он не раз слышал в тумане возле «Торнадо».

Заметив непроизвольное движение Лобова, насторожился и юкантроп, оказывается, он не переставал внимательно наблюдать за Иваном. В фигуре этого часового, бесстрашно вставшего на пути чужого и, наверное, страшного ему существа, было нечто странное. Неторопливо двигаясь к униходу, Лобов перебирал в памяти все детали встречи с юкантропом. Может быть, отсутствие тени придавало юкантропу жутковатый, призрачный вид? Да нет, тени не было не только у юкантропа, а и у кустарника, деревьев и самого Лобова. Юкка — мир без теней. Светит все небо, целиком, свет падает равномерно отовсюду, поэтому тени просто неоткуда взяться. Вот почему, несмотря на сочность освещения, пейзажи планеты выглядят такими плоскими и тоскливыми. И, как ни бился Лобов, он не мог поймать это неуловимое, странное в фигуре стоящего юкантропа, оно ускользало, как понравившаяся и вдруг позабытая мелодия.

От озера к униходу плотной рыжей стеной валился туман, сочные краски, которыми был окрашен пейзаж, незаметно выцветали, приобретая акварельный оттенок. Через несколько минут туман будет здесь. Сколько раз он приносил с собой странные звуки, в том числе, он мог поклясться, тот самый игривый смех, который прозвучал здесь несколько минут назад. Лобов полной грудью вдохнул теплый влажный воздух, насыщенный болотистыми испарениями. Настала пора рискнуть. Один рискованный шаг, сделанный вовремя, стоит нескольких суток методичного поиска. Склонившись к пульту, Иван послал на «Торнадо» вызов:

— Обнаружил юкантропов, попробую вступить с ними в контакт.

Клим появился на экране видеофона почти немедленно:

— Да ты что? Подожди прикрытия!

— Нет, как раз прикрытие-то может все испортить, — и чуть улыбнулся, — не волнуйся, Клим. Насколько я разобрался в обстановке, риска почти нет. Жди моего вызова двадцать минут. Если его не будет, вылетай к озеру. Свои наблюдения я задиктую.

— Ты сошел с ума! Вспомни про Аллена и Ватана! — рассердился Клим.

— Все будет хорошо. Извини, Клим, нет времени.

Выключив видеофон, хотя штурман еще пытался что-то говорить, Лобов продиктовал на ленту записи свои наблюдения, выводы и догадки. Заканчивать пришлось скороговоркой. Туман уже заливал его ноги, нависая сверху пышным козырьком. Еще мгновение, и он бесшумно рухнул вниз необъятной бестелесной массой. Мир исчез, осталось лишь румяное топленое молоко, поглотившее все остальное. Теперь нужно набраться терпения и ждать. А разве есть на свете что-нибудь мучительнее чуткого, тревожного ожидания?

Барту еще раз проверил аппаратуру, оглядел палату, вздохнул, вглядываясь в лицо спящего Майкла Дивина, и повернулся к Климу:

— Что ж, все готово. Можно приступать. Я отойду в сторону. Кто знает, как он воспримет мое присутствие, а на тебя у него явно положительная реакция.

— Вот еще что, — добавил он озабоченно, — по данным энцефалографии самыми ясными у него будут периоды пробуждения и засыпания, когда в мозгу протекают неустановившиеся переходные процессы. Будь максимально активен в это время. Вопросник наготове?

— Да я все запомнил наизусть.

— И все-таки держи его наготове, — Барту несколько нервно улыбнулся. — Начнем?

— Начнем! — ободрил его Клим.

— Ввожу агипноты. Действие скажется секунд через тридцать. Следи за его веками. Как только они начнут подрагивать, приступай.

Клим склонился к изголовью штурмана «Метеора». Барту оказался прав, через полминуты Майкл шевельнул головой, веки его задрожали.

— Майкл, это я, Клим Ждан. Ты меня слышишь?

Дивин открыл глаза и наморщил брови, разглядывая склонившееся к нему лицо Клима.

— Клим? — недоуменно переспросил он.

— Клим. Забыл, как мы ночью, при луне спускались на лыжах с Эльбруса?

Что-то похожее на улыбку отразилось на лице Дивина.

— Где Балавадзе, Майкл? Балавадзе и Дина Зейт? — настойчиво повторил Клим.

Губы штурмана «Метеора» тревожно дрогнули.

— Вспомни, — негромко, но тоном приказа проговорил Клим, — Вано Балавадзе и Дина Зейт, где они?

Лицо Дивина напряглось, теперь нервно двигались не только губы, но и брови.

— Вано Балавадзе, — тихо повторил он, — он… он… там. Там!

Ужас исказил его лицо, глаза расширились, он дернулся, чтобы вскочить, но Клим придержал его за плечи. Глаза Дивина помутнели, наполнились слезами.

— Клим, — забормотал он, мотая головой, — ты ничего не знаешь. Это я убил Аллена! Я пошел, а он схватил меня за руку. И я ударил! Он опять придет! Он идет, я слышу!

Клим с трудом удержал Майкла. Тот перестал кричать, судорожное, рваное дыхание стало выравниваться. Клим понял, что Барту включил гипнозатор, и со вздохом облегчения выпрямился.

— Клим! — вполголоса, отчаянно сказал Барту.

Ждан мельком взглянул на него и вспомнил, что наступил второй благоприятный момент. Но пережитое выбило из головы все заготовленные вопросы. Он вспомнил только совет Барту, что в случае, когда не знаешь, о чем говорить, нужно просто поддерживать контакт.

— Майкл! — затормошил он засыпающего Дивина. — Ты меня слышишь?

— Клим, — пробормотал Дивин и вдруг открыл глаза, — вы нашли пленку?

— Какую пленку?

Глаза стали страдальческими и тревожными, но сон неумолимо овладевал Дивиным, и веки его медленно опустились.

— Пленка, — с трудом выговаривая слова, прошептал Дивин, — пленка в пистолете.

— Майкл!

Но Дивин уже крепко спал.

— Надо разбудить его еще раз!

Барту, протянув руку, выключил аппаратуру.

— Это можно сделать не раньше чем через час. — Он помолчал и со вздохом добавил: — Можно, но не надо. Это все равно, что вскрывать начавшую заживать рану.

— Да-а, — протянул Клим сочувственно, возбуждение у него проходило, — действительно, не надо. Тем более что мы и так узнали кое-что. Пленка! Нужно сообщить обо всем Ивану.

— Разумеется, — рассудительно согласился Барту.

Проверив самочувствие Майкла, Барту задал необходимый комплекс лечения и поспешно прошел в ходовую рубку. Клим сидел за рабочим навигационным столом, перед ним лежал частично разобранный лучевой пистолет. Заметив вошедшего Барту, он разжал кулак. На ладони лежала капсула величиной с полгорошины.

Клим бережно взял ее двумя пальцами и положил на стол, подальше от деталей пистолета.

— Иван приказал готовить глайдер, — заученными движениями штурман принялся собирать пистолет. — Останешься пока за хозяина. Посмотришь и послушаешь запись. Если что-нибудь важное, сообщи мне и Ивану на борт унихода. Как только сообщу о вылете, буди Алексея. Он примет командование. — Клим внимательно взглянул на товарища, чуть улыбнулся. — Это приказ командира. Лобов обнаружил точку биоконтакта — озеро, а в озере, на самом берегу, какие-то полумертвые юкантропы. Не нравится мне все это!

Штурман критически оглядел Барту, положил ему в знак прощания руку на плечо и покинул ходовую рубку.

Оставшись один, Барту прошелся по рубке, постоял у командирского столика и, приняв деловой вид, отправился готовить аппаратуру воспроизведения.

Его ждало некоторое разочарование: это была не видеофония, а, как показал индикатор, просто звуковая запись.

Сначала шло уведомление о том, что запись представляет собой краткое изложение итогов первичного обследования планеты, что текст записи одобрен общим советом экспедиции и в защитных капсулах, как это и положено по инструкции параграф такой-то, передан на хранение каждому члену экипажа, оригинал хранится в командирском сейфе. Потом излагались сами итоги. Барту терпеливо и, если говорить честно, без особого интереса слушал метеорологическое, гидрологическое и геологическое описание планеты. Итоги носили предварительный характер и содержали массу количественного материала. Сообщение задиктовывал Ватан Рахимов. Энергичный четкий голос, эмоционально окрашенный, несмотря на сухость текста, принадлежал человеку, которого уже не было в живых, человеку, изуродованное, искалеченное тело которого Барту обследовал несколько часов тому назад. Живой гибкий голос погибшего товарища вызывал тревожное чувство печали и раздумья. Эти мысли отвлекли Барту, он перестал внимательно слушать запись, хотя подсознательно продолжал следить за ней, но спохватился и насторожил уши, как только голос Ватана заговорил о вещах действительно интересных.