Шар остановился неподалеку, продолжая слабо пульсировать. Постепенно эти пульсации увеличивали свою амплитуду, на них, туманя контуры шара, начали накладываться обертоны — более высокие ритмы пульсаций. Шар медленно, значительно медленнее, чем прежде, начал деформироваться. Некоторое время форма, в которую с таким трудом отливался шар, казалась Климу непонятной, но затем с внезапным ужасом он заметил в ней отдаленное сходство с человеческой фигурой. Это сходство становилось все более и более заметным — обрисовывались голова, конечности, основные черты лица. Но это лицо было чудовищным! Оно растягивалось как резиновое, морщилось, гримасничало, с мучительным трудом приобретая сходство с каким-то очень знакомым Климу лицом. Он успел заметить вдруг появившуюся акварельную окраску лица и рук, придавшую призраку вид оживающей фарфоровой куклы, — рот без зубов, нос без ноздрей, слепые глаза, как вдруг точно молния мелькнула в его сознании — Клим понял, что это копия с него самого. Машинально, точно защищаясь от яркого света, Клим прикрыл лицо ладонью… И услышал голос! Это было сухое шелестящее бормотание, исполнявшееся — да, именно это слово приходило в голову прежде всего — на самые разные лады. Пораженный Клим опустил поднятую было руку и увидел, как призрак, нелепо растягивая и сжимая рот, силился что-то сказать. Слова формировались у него совсем независимо от артикуляции губ, казалось, они рождались не во рту, а где-то в самой глубине груди. Из-за этого, а еще больше из-за нервного потрясения и растерянности

© Ю.Г.Тупицын, 1982

Клим никак не мог разобрать смысла быстро и непонятно произносимых слов, хотя ему и чудилась родная речь. Вдруг на какое-то мгновение лицо Клима-призрака прояснилось, свет разумности лег на его масковидный, кукольный облик. Шипя и квакая, он довольно ясно произнес несколько слов. Будь Клим в нормальном состоянии, он непременно бы разобрал их смысл, а так он понял всего два слова «не надо», повторенные раза три то быстро, то медленно. Миг просветления, если об этом можно так говорить, длился у чудища считанные секунды, а потом его лицо сломалось, скорченное бредовыми гримасами, а речь сбилась на бессвязное булькающее бормотание. Бормотание все ускорялось, тело начало вздрагивать, теряя определенность форм, фарфоровая рука, сделав конвульсивное движение, уцепилась за рукав куртки Клима. Совсем рядом Клим увидел свое лицо со слепыми, как у древней мраморной статуи, глазами. В этих глазах начала медленно рисоваться радужина, а потом. прорезался и запульсировал, то сжимаясь в точку, то распахиваясь круглым черным окошком, живой зрачок. Этого Клим выдержать уже не мог. Он закричал, стряхнул с себя бледно-розовую руку без ногтей к пулей вылетел в коридор. Пробежав шага три, он так стукнулся на повороте головой о стену, что на мгновение потерял сознание. Упасть он не успел и очнулся в полусидячем положении, сползая на пол. Коридор был тих и пустынен. Никого.

Клим с трудом выпрямил колени и прислонился к стене. Часто билось сердце, путались мысли. Все происшедшее он запомнил в виде неправдоподобно ярких, но отрывочных и не связанных между собою кадров, Что это было — действительность, бред, галлюцинация, Клим не мог дать себе ясного отчета. Однако чем больше он думал о происшедшем, тем больше убеждался, что перенес приступ какой-то неизвестной астральной болезни. А если не приступ? Если «это», прогнав его из ходовой рубки, сядет за пульт управления и начнет командовать кораблем?

Клим был мужественным человеком, а поэтому, кое-как приведя себя в порядок, он пошел обратно, в ходовую рубку. Идти было трудно и страшно, но другого выхода не было. Уже у самой двери он вспомнил о лучевом пистолете. Сколько раз он смеялся над этой древней, уже изжившей себя, как он считал, традицией — нести вахту с оружием! Вынув из кармана пистолет, Клим направил его раструб вперед и ногой распахнул дверь, ведущую в ходовую рубку. Там было тихо, ни движения, ни звука. Держа пистолет наготове, Клим вошел в рубку и обшарил все, даже самые укромные уголки. Никого! Тогда он подошел к пульту управления, свалился в рабочее кресло и задумался, не выпуская пистолета из правой руки. Что же это было, что? И вдруг его озарило — фантомия! Клим облегченно вздохнул, спрятал пистолет и нажал кнопку общего сбора. Через минуту на экране видеофона появилось заспанное и встревоженное лицо Лобова.

— Что случилось? — коротко спросил он.

— Фантомия, — сказал Клим, — у меня был приступ фантомии.

Клим полулежал в кресле, расслабленно бросив руки на подлокотники.

— Молодчина, Клим, — негромко сказал Лобов, кладя ему руку на плечо, — ты все сделал как полагается.

Клим повернул к нему голову:

— Не столько я, сколько все само сделалось. Неизвестно еще, что бы я натворил, если бы пораньше вспомнил о лучевом пистолете. — Он вздохнул и пожаловался: — Вот чертовщина, до сих пор колени так дрожат, что и на ногах не устоишь.

— Ничего удивительного, — с самым серьезным видом сказал Кронин, — нам непростительно редко приходится беседовать с призраками. Говорят, предки были куда счастливее в этом отношении.

Клим слабо улыбнулся инженеру.

— Да-да, — продолжал тот с прежней серьезностью, — не знаю, как в других местах, а в доброй старой Англии призраки годились повсеместно. Каждый порядочный замок непременно имел собственного призрака. Это было что-то вроде обязательного дополнения к фамильному гербу.

Клим с улыбкой смотрел на рыжеватого флегматичного Кронина. Он был благодарен ему за болтовню, которая смягчала драматизм происшедшего.

— Впрочем, — продолжал Кронин свои размышления вслух, вполне возможно, что никакого призрака и не было. Видишь ли, призраки всегда селились в подземельях вместе с крысами и летучими мышами. Без подземелий они хирели и быстро погибали. А какие на «Торнадо» подземелья? Так что скорее всего ты наблюдал мираж.

Клим засмеялся:

— Мираж?

— Да, самый обыкновенный мираж, которым так славятся пустыни. Разве вокруг нас не самая пустынная из пустынь? До ближайшей звезды — белого карлика, которого еле-еле можно разглядеть невооруженным глазом, — десяток световых лет. И ближе ничего: ни астероидов, ни комет, ни метеорных потоков, ни хотя бы самых заурядных пылевых облаков. По сравнению с такой пустыней всякие там Сахары — сущий рай. Ну и миражи тут такие, что коленки трясутся!

— А все-таки странная болезнь — фантомия, — задумчиво сказал командир корабля, думавший о чем-то своем и вряд ли слышавший болтовню Кронина.

Клим живо повернулся к нему, улыбка сошла с его лица.

— Да, Иван, — согласился он, — очень странная.

Среди других астральных заболеваний — космических токсикозов, сурдоистерии, космофобии и так далее — фантомия стояла особняком. Она встречалась так редко и была так плохо исследована, что даже среди специалистов астральной медицины о ней не было единого мнения. Одни считали ее самостоятельным, чисто психическим заболеванием, другие — некой разновидностью токсикоза. Лоренцо Пьятти, восходящая звезда астральной медицины, убедительно показал, что по меньшей мере половина случаев заболеваний фантомией имеет много общего с давно забытой психической болезнью, с алкогольным токсикозом, который носил загадочное название — белая горячка.

— Очень странная болезнь, — повторил Клим и потер себе лоб. — Понимаете, — продолжал он, вскидывая голову, — я никак не могу отделаться от впечатления, что это не галлюцинация, а нечто большее.

— Что же? — попросил уточнить Кронин.

Клим обернулся к нему:

— Не знаю, Алексей. Но я отлично помню, ощущаю, как мой двойник держал меня за рукав.

— Сны порою бывают такими реальными, Клим, даже сны. А это болезнь, о которой прямо говорится, что галлюцинации, ее сопровождающие, отличаются пугающей яркостью. Так что не мучай себя сомнениями, — заключил инженер.

— Ты не прав, Алексей, — решительно сказал Лобов, — надо мучить себя сомнениями. Ты знаешь особое мнение группы старых космонавтов о фантомии?