— Разумеется, предположение, что все живое на Юкке — модели, биороботы, попросту нелепо, следует искать иного, более рационального объяснения. И вот, когда я окончательно укрепился в этом намерении, мне фантастически, уникально повезло!
— Поль, — вклинился наконец в этот нескончаемый поток слов Лобов, — вам приходилось раньше осматривать убитых?
По лицу Барту скользнуло недоумение, снова сменившееся улыбкой.
— Вы имеете в виду этих зверюшек? — спросил он.
— Я имею в виду не зверюшек, — устало проговорил Лобов.
— А кого же? — поднял свои густые брови Барту.
— Людей. Погибших людей.
— Приходилось, — Барту посерьезнел окончательно. — Но что случилось? Неужели с униходом?
— Нет, не с униходом. Возьмите все необходимое для детального обследования двух тел. И пойдемте со мной. Это недалеко, в научном лагере.
Лобов распахнул дверь склада.
Барту молча вошел.
Опустилась очередная волна тумана, и Лобов, как ни тяжко было у него на душе, машинально прислушался. Но на этот раз лишь звучал стандартный приглушенный хор юккийской ночи, ни шепота, ни смеха, ни оклика. Лобов очнулся от своего мрачного раздумья, когда услышал позади звук шагов Барту. Тот отсутствовал минут двадцать. Встретившись взглядом с командиром, он глухо сказал:
— Такого не приходилось видеть даже мне. Это инженер корабля Аллен Рисе и биолог Ватан Рахимов.
— Вы их знали?
— Когда выяснилось, что с «Метеором» случилась беда, я счел необходимым изучить характеристику каждого члена экипажа.
— Что с ними?
— Не знаю. — Барту посмотрел на свои тщательно вымытые руки и поморщился, словно сдерживая приступ тошноты. — Однако могу вполне определенно утверждать: это не несчастный случай. Их умертвили. Умертвили медленно, садистски. Им переломали все кости: руки, ноги, ребра, размозжили мягкие ткани. Нетронутыми остались лишь черепа. Но и это не все, голос Барту стал еще глуше. — Тела их покрыты соленой грязью. Скорее всего поливали соленой водой из какой-то грязной лужи. Внутренние органы не повреждены совершенно, оба скончались от болезненного шока.
Лобов облизал пересохшие губы.
— Пора на корабль. Наверное, Клим и Алексей уже беспокоятся.
На полпути к «Торнадо» Лобов неожиданно спросил:
— Помнится, когда я вошел в лабораторию, вы начали говорить о каком-то фантастическом везении.
Барту нервно передернул плечами, словно ему было холодно.
— Удивляюсь я вам, — сказал он почти враждебно, — произошла непоправимая трагедия, а вы спокойны, как… как камень!
Приостановился и Лобов.
— Успокойтесь, — мягко посоветовал он и, медленно двинувшись вперед, уже суше добавил: — Надо больше думать о живых, а не о мертвых. Ведь погибшим уже не поможешь.
Торопливо догнав Лобова и заглядывая ему сбоку в лицо, Барту спросил:
— Так вы надеетесь? Вы и после всего этого, — он махнул рукой в сторону склада, — надеетесь, что Дина Зейт и Вано Балавадзе могут оказаться живыми?
— Надеюсь. — Лобов помолчал. — Итак, в чем состоит ваше везение?
— Когда я не обнаружил даже следов наследственного вещества в тканях животных и, честно говоря, не знал, что и думать, мне пришло в голову взять пробу мозга юкантропа. Каково же было мое изумление, когда проба оказалась целиком состоящей из дезоксирибонуклеиновой кислоты!
Они дошли до «Торнадо», и Лобов приостановился, держась одной рукой за ступеньку трапа и незаметно, чтобы не обидеть Барту, оглядывался по сторонам. А тот, начав вяло, неохотно, быстро увлекся, даже на бледных щеках проступил легкий румянец.
— Для меня было совершенно очевидно, — продолжал Барту, что весь мозг только из ДНК состоять не может, поэтому я взял серию контрольных проб вокруг исходной точки. Мне быстро удалось установить, что ДНК содержится лишь в своеобразном мозговом придатке размером с лесной орех. От этого ДНК-образования, которое я позволил себе назвать геноидом, тянулись стволы и ветви, — для наглядности Барту пошевелил длинными пальцами расставленных рук, — которые сливались с нервными стволами. Так вы понимаете, Иван, как уникально мне повезло? Возьми я первую пробу сантиметром левее или правее — и ничего бы мне не удалось обнаружить!
— Понимаю, — серьезно сказал Лобов.
— Остальное, — продолжил свой рассказ Барту, — было делом элементарной логики. Конечно, размножение и рост организма на основе нескончаемого деления наследственного вещества естественны. Но как нерационален этот путь! Какой колоссальный избыток информации несет, — Барту не лишенным изящества жестом провел по своим бокам, — наш многоклеточный организм! Ведь каждая клеточка нашего тела в своем хромосомном наборе содержит потенциальный фенотип. И я подумал, что возможен другой, неизмеримо более рациональный с информационной точки зрения путь развития. Это путь живого мира Юкки. Организм имеет единственное ядро наследственности — геноид, расположенный в головном мозге. И вся информация, которая нужна для конструирования частей организма, его жизнедеятельности, поступает централизованно. Хотя, возможно, клетки и сохраняют некий минимум биохимической автономии, который будет обнаружен более тонкими исследованиями.
Барту не без торжества взглянул на Лобова:
— Что вы скажете на это?
— Вы молодчина.
Лобов хотел сказать еще, что гипотеза Барту с совершенно неожиданной точки зрения освещает все события на Юкке, включая и трагедию «Метеора», но в этот момент из низких облаков бесшумной черной птицей вынырнул униход.
Приближаясь к товарищам, Клим с укором проговорил:
— А мы чего только не передумали! Неужто было трудно продиктовать ответ автомату?
— Извини, вылетело из головы, — ответил Лобов.
— Вылетело, — Клим внимательно разглядывал своего командира, — сколько мне помнится, это всего второй случай, когда у тебя вылетело. Что случилось?
— Сначала расскажите о поиске.
Клим коротко доложил о том, как был обнаружен искалеченный глайдер и расстрелянные из лучевого оружия юкантропы.
— Все верно, — устало подтвердил Кронин, когда штурман замолчал, — я бы хотел обратить внимание на одну деталь. Все юкантропы, а их шесть, убиты выстрелом в голову.
Лобов промолчал, погрузившись в размышления. Клим, словно извиняясь, продолжил:
— Может быть, случайно взял прицел слишком высоко, вот луч и пришелся по головам?
— Сомнительно, — вздохнул инженер, — они же стояли рядом, как на смотре. Скорее всего били из скорчера — прицельно, аккуратно и на выбор. Может быть, это Майкл? Иначе трудно объяснить такую жестокость по отношению к антропоидам. Да и не в наших это обычаях, Иван, сам знаешь.
Клим хмуро молчал. Барту посмотрел на его склоненную голову, на измученное лицо инженера и зло сощурил глаза.
— А если это лишь ответ на другую жестокость?
Кронин удивленно посмотрел на него и перевел взгляд на Лобова.
— Может быть, ты все-таки расскажешь, что тут у вас случилось?
— Плохо, ребята. Мы нашли погибших Аллена Рисса и Ватана Рахимова. Скорее всего они… — Лобов замялся и с некоторым трудом продолжил: — Скорее всего они погибли при аварии глайдера, может быть, и юкантропы приложили руку. Майкл подобрал их, перевез сюда и спрятал в том самом складе, который мы с Климом не осмотрели своевременно.
— Они сильно пострадали, Иван? — с неожиданной проницательностью тихо спросил Кронин.
Лобов отвел взгляд.
— Во всяком случае, Майклу Дивину было за что мстить, глухо проговорил Барту.
— Об этом позже, — твердо проговорил Лобов. — Сейчас нужно думать не о погибших, а о живых. Что с Вано Балавадзе и Диной Зейт? Где искать их? Возле разбитого глайдера или здесь?
— И там и здесь! — решительно проговорил Клим.
Кронин прислонился спиной к корпусу корабля, видно, ноги совсем не держали его, и предложил:
— Надо разбудить Майкла и расспросить.
Барту с некоторой обидой взглянул на него:
— Вы не верите моему заключению? Он способен сейчас только бредить.