— Почему?

— Потому что у Владимира везде подсылы, соглядатаи есть. Донесут, он тебя изведет.

— Но он ко мне добр. Когда приезжал, всегда рукой по голове гладил.

— Потому гладил, что после смерти Ярополка он, как брат, детям его отцом становится. А если узнает, что ты, Святополк Ярополчич, засомневался в его праве на великокняжеский стол, он этой рукой, которой гладил тебя, и придушит.

— Ну уж, — с плохо скрытым испугом сказал княжич.

— Ну это я так говорю для примера. А уж в поруб[21] засадит — так это точно. Так что думать думай, но помалкивай.

— Ну а коли он соглядатаев подошлет? Я же увижу их.

— Они, сынок, и сейчас на этих возах есть. Да и тот же холоп, услыхав от тебя такое, захочет перед великим князем выслужиться, свободу получить.

— Ну маме-то я могу сказать?

— Оно, пожалуй, и княгине не стоит говорить. Она станет за тебя волноваться, переживать. Да и потом, она и так знает об этом, да молчит.

— Мама знает? — удивился княжич.

— Конечно, знает.

— И молчит?

— И молчит. И правильно делает, о тебе беспокоится, о твоем спокойствии, о жизни твоей.

И опять они долго молчали, отмахиваясь от комаров. Наконец опять заговорил княжич:

— Варяжко, а что дальше-то было?

— Дальше Владимир с Добрыней призвали варягов, вооружили новгородцев и пошли Киев на щит брать. А князь Ярополк не ждал их, не готовился. В одно прекрасное утро просыпается, а город уже обложен со всех сторон. Что делать? Дружину поздно подымать. Ускакали мы на конях в город Родню, заперлись там. А Владимир и туда пожаловал, окружил нас. Тут князь Ярополк ошибку допустил, послал на переговоры с Владимиром воеводу Блуда, велел спросить об условиях снятия осады. А он с Владимиром в сговор вступил. Тот пообещал ему: коли привезет Ярополка, будет у него в великой милости. Ну Блуд воротился и давай Ярополка уговаривать: едем к Владимиру да едем, он тебя на мир зовет.

— Ну а ты?

— А что я? Сказал Ярополку: не езди, на смерть зовет. Не послушался. Блуд меня переважил[22], уговорил его. Выехали мы из города. С нами дружина невеликая. Едем. А у меня сердце-вещун ноет: на беду едем. В последний раз говорю Ярополку: «Князь, на смерть зовут. Едем к Илдею». Это князь печенежский, наш союзник. А он мне в ответ: «Я верю брату». Ну что мне было делать? Не могу же я его силой к печенегам тащить. Говорю: «Тогда прости, князь», повернулся и ускакал. К печенегам ускакал. Вот так-то, сынок.

— А дальше что?

— Дальше? Блуд привез Ярополка, впустил в сени к брату и дверь за ним захлопнул, чтоб никто из дружинников за ним не вошел. А там Ярополк не успел и поприветствовать брата, варяги его на мечи подняли, под пазухи, с обеих сторон. Вот так-то, сынок, по-глупому погиб твой отец. Из-за доверчивости своей.

Варяжко умолк, понимая, что и так шибко разбередил сердце отроку. И уж задремывать стал, как услышал у самого уха горячий шепот:

— Вырасту, отомщу Блуду.

— Правильно. Это твое законное право, — сказал Варяжко. — Я и сам эту рожу видеть не могу.

— А ты долго был у печенегов?

— Да без малого лет пять. И сейчас бы там оставался, но Владимир уж шибко звать стал.

— А ты не боялся ворочаться? А вдруг бы и тебя на мечи.

— Было опасение. Но потом подумал, я ведь не князь-соперник, зачем ему меня убивать? Он и впрямь принял ласково, даже похвалил за верность господину.

— Ярополку?

— Ну да. Даже Блуду прямо при мне меня в пример ставил. Вот этого следовало опасаться. Хорошо, княгиня Арлогия к тебе в кормильцы позвала. Теперь Блуд, коли схочет, не достанет. В Киеве бы мог, а в Туров не дотянется. Спи, Святополк, спи, завтра рано тронемся. Думаю, тебе завтра надо на возу ехать.

— Почему?

— Ну как почему? Задницу, поди, за эти дни отбил, ей ведь тоже передых нужен.

— А ты?

— Ну и я с тобой, коли пустишь на воз. Поди, и моя не из железа.

Святополк тихо засмеялся, признался:

— Меня мама давно на воз зовет. А я думал, это соромно — мужчине на возу ехать.

— Что ж тут соромного? Наши кони верховые тоже передохнут.

— А они тоже устают?

— А то как же. Чай, живые твари.

— А мы сейчас по чьей земле едем?

— По древлянской, Святополк.

— Это на этой князь Игорь погиб?

— На этой. Тут недалеко в лесу и казнили его древляне.

— А как?

— Согнули два дерева, привязали Игоря левой стороной к одному, а правой к другому. Деревья отпустили, они его и разорвали, сердешного.

— А за что?

— За жадность, Святополк. Хотел две дани враз собрать. А разве с одной овцы две шкуры дерут? Вот и пострадал.

— А кем он мне доводится? Игорь-то?

— Тебе он прадедушка, Святополк. Спи. Эвон уж весь двор храпит.

Мальчик притих. Варяжко подоткнул с его стороны корзно и только было задремал, как снова услышал у самого уха:

— Варяжко, а Варяжко?

— Ну что?

— Кругом нас древляне, да?

— Да, древляне. И город Овруч древлянский.

— А они не нападут на нас?

— Не нападут.

— А вдруг нападут? Привяжут нас, как Игоря, к деревьям и разорвут.

— Что ты, сынок, — улыбнулся Варяжко. — Им за Игоря твоя прабабка Ольга такую отместку устроила, что на веки вечные охоту отбила на князей руку подымать. Город их Искоростень дотла сожгла, перебила несколько тысяч. Они это надолго запомнили. А потом, тут я с тобой, дружина, все оружные, разве мы дадим тебя в обиду? Спи спокойно. Не бойся.

— Я и не боюсь.

— Ну и правильно. Чего их бояться.

Княжич затих, и Варяжко не стал к себе сон звать, пока не убедился, что отрок уснул, засопел под боком тихо и ровно. Теперь можно было и пестуну уснуть спокойно, тем более что куда-то сгинули комары.

«Видно, им тоже спать захотелось», — подумал Варяжко, прикрыв глаза.

— Ну вот, теперь мы на земле дреговичей, — сказал Варяжко Святополку, когда справа блеснула излучина Припяти. — Эту землю и выделил тебе в удел великий князь Владимир Святославич.

— Значит, древлянская земля позади?

— Позади, позади. Мы ее проехали.

— Вот и славно, — сказал с облегчением княжич.

Варяжко усмехнулся, он не раскаивался, что поведал княжичу историю о судьбе его несчастного прадеда: пусть знает и на ус мотает.

— Хорошая тебе земля досталась, Святополк, богатая. В лесу зверья тьма, в реках рыбы не счесть. Да и народ тут, на Полесье, помягче, поприветливей.

Впереди, левее, в лесу послышался какой-то звук, сначала едва слышимый, но постепенно, по мере продвижения обоза, становившийся явственней и сильнее. И когда наконец телега княжича поравнялась с местом, откуда он исходил, мальчик спросил Варяжку:

— Кто это стучит? Дятел?

— Что ты, это, наверно, бортник долбит дупло для новой борти[23].

— Давай поглядим, — попросил княжич.

— Давай, — согласился Варяжко и натянул вожжи, останавливая коней. — Тр-р-р.

За ним встали другие телеги, из своей повозки высунулась Арлогия.

— Почему встали?

— Княжич хочет на бортника посмотреть, княгиня.

— Ну что ж, пусть, — отвечала княгиня, спускаясь на землю. — Мы пока ноги разомнем. Затекли уж.

Дружинники, ехавшие верхами, слезали с коней, разнуздывали их, подпуская к возам с сеном.

Варяжко и Святополк отправились в чащу на стук, несшийся оттуда. Не менее сотни шагов прошли от дороги, когда наконец увидели — не бортника, нет, а следы его работы. Сверху, из кроны высокого дуба, летели на землю щепки.

Княжич с пестуном остановились, пытаясь разглядеть там, вверху, человека, но, видимо, он первый заметил их. Перестал стучать, спросил сверху:

— Чьи будете?

— Это князь вашей земли, Святополк Ярополчич, — громко отвечал бортнику Варяжко. — Вот хочет поглядеть на твой труд.