— Ладно, ладно, будешь видеться. Не за море посылаю. Лелей пока Глеба, не успеешь оглянуться, и его постриги подойдут.

К дню пострижения княжичу Борису по мерке были сшиты новые сапожки желтого сафьяна и кафтан, изукрашенный серебряной канителью. По заказу великого князя был изготовлен настоящий, хотя и невеликий, меч будущему воину по росту. Рукоять меча была украшена перламутром, а головка позолочена.

Перед постригами, за день-два, князь объяснил сыну, как себя надо вести и что произойдет при этом. Борис спросил отца:

— А меч будет настоящий или деревянный?

Князь засмеялся, но был доволен, что отрок задал именно мужской вопрос. Потому что отроки всегда мечтают скорее стать взрослыми: облачиться в настоящие брони и вооружиться настоящим мечом.

— Будет настоящим, сынок, и как раз по тебе.

— И острый будет?

— И острый.

— А я смогу им рубить?

— Сможешь и рубить, но пока, конечно, только лозу.

— Зачем лозу? Есть враг и пострашней.

— Враг? — удивился князь. — Кто же это?

— А за конюшней крапива. Целое войско.

— Ну, этого врага, конечно, щадить не надо.

На том и порешили: врага не щадить, спуску не давать.

Как и положено, готовила княжича в тот день к отправке в храм сама княгиня-мать. Одела его в новое платье, в сафьяновые желтые сапожки обула, на голову обшитую соболем малиновую шапку водрузила. Несмотря на праздник, грустна была Анна. Борис заметил это:

— Ты отчего не радуешься, мама?

— Ох, сынок, — вздохнула княгиня. — Оттого мае грустно, что более уж не мне одевать тебя придется.

— А кому же?

— Дядьке-кормильцу. Ты с нынешнего дня в воины записан будешь.

— Ну и славно. Сколько ждать можно? Вон Мстислава, сказывают, в три года постригали.

— Ох, глупенький, — сказала княгиня и, неожиданно притянув сына, поцеловала нежно в щеку. — С Богом, сынок. Едем.

Они спустились по дворцовому крыльцу, у которого стояла повозка. Великая княгиня села в нее вместе с сыном, велела возничему ехать.

Тот тронул впряженную в возок пару коней и, натянув левую вожжу, завернул телегу по направлению к храму. Напротив храма повозка остановилась, княгиня с сыном сошли на землю и направились вместе в храм. Из храма навстречу им ступал великий князь: он взял сына за левую руку, и в то же мгновение княгиня-мать отпустила правую руку отрока.

В храм княжича ввел уже отец. Внутри горели сотни свечей, освещая иконы и золоченый иконостас. Княжича ослепили митра и риза митрополита, шитые золотом. Отец подтолкнул Бориса к митрополиту, тот перекрестил отрока и, помолясь, принял из рук служки ножницы. Наклонившись к княжичу, он отрезал ему прядку волос и положил вместе с ножницами на золоченое блюдо, которое держал служка. Затем, оборотясь к иконостасу, вознес молитву Богу, а когда произнес «аминь», обернулся к великому князю и легким кивком головы разрешил дальнейшее действие.

Князь молча повернул сына к себе лицом, и Борис увидел в его руках пояс с мечом.

— Сын мой! — заговорил торжественно князь. — Опоясываю тебя мечом сим и благословляю на труды воинские. Не маши им попусту, вынимай лишь на ворога. И пусть не выдаст он тебя ни в горе, ни в радости, пусть служит тебе верно и надежно. Аминь.

С тем князь, опустившись на корточки, как бы равняясь с отроком, опоясал его и застегнул ремень.

Мальчик с восторгом ухватился левой рукой за золотую головку рукояти и никак не хотел выпускать ее из руки.

Князь взял его за правую руку и повел из храма. На том месте, где недавно стояла повозка, привезшая сюда княжича, теперь красовался под седлом белый конь и под уздцы его держал милостник княжий Творимир.

Владимир подвел сына к коню и, подхватив под мышки, посадил в седло, подал в руки повод, сунул носки сапожек в стремена.

— Приспел, сын, час вступить тебе в мое стремя. С Богом.

Князь принял подуздье из рук Творимира, тот перешел к правому стремени, взялся за него рукой.

Великий князь тронул коня и повел его ко дворцу. Творимир шел у стремени. По пути их следования по сторонам улицы стояли киевляне и радостно приветствовали княжича. Радость их была понятна — предстоял пир у великого князя в честь постригов наследника.

Так они прибыли во двор: князь подуздым, Творимир у стремени. Во дворе князь снова передал повод Творимиру и сказал негромко:

— Доверяю тебе, Творимир, самое большое сокровище мое — сына, рожденного царицей. Возрасти его мужем храбрым и справедливым, и Всевышний воздаст тебе.

Творимир снял княжича с коня и повел его в свою клеть, где указал ему на ложе:

— Здесь ты будешь спать, Борис Владимирович, а на этом ложе я. На этом столе мы будем с тобой учиться и трапезничать, чем Бог нам пошлет.

Княжич с любопытством осматривал жилище Творимира. На стенах висело оружие — мечи, кинжалы, луки с колчанами. На полке лежали книги в кожаных переплетах.

Пока княжич знакомился с жильем своего кормильца, тот сходил в поварню и принес горшок каши и две ложки.

— Садись, Борис, к столу, будем ужинать.

— Я не хочу.

— Ты отныне воин, Борис, и должен старшего слушать без всякого прекословия. Когда вырастешь и станешь князем, а тебе воин на твое приказание ответит отказом, как, понравится тебе это?

— Нет.

— Ну вот. Прежде чем кому-то приказывать, научись сам повиноваться. Бери ложку, и будем есть.

Княжич взял ложку, зачерпнул кашу. Зачерпнул себе и кормилец, потом подмигнул отроку:

— В каше вся сила наша. Навернем горшок, Борис Владимирович?

— Навернем, — улыбнулся Борис.

И оба засмеялись, явно довольные друг другом.

С 994 года установилась тишина на земле Русской. Держал ли слово печенежский князь Темир, обещавший дать три года передышки, или была тому другая какая причина, но было тихо над Русью. Смерды спокойно орали пашню, сеяли, собирали урожай, везли хлеб на Торг в город, отсыпали положенное в дань князю.

Именно в эти годы по велению великого князя строились города, которым предстояло сторожить южные границы Русской земли. Особенно укреплялся любимый град Владимира Василёв, заложенный на Стугне.

Но главное — было окончено строительство первого каменного храма Богоматери в Киеве. Он был дивно изукрашен греческими мастерами, привезенными из-за моря.

Владимир Святославич отдал в храм все иконы и священные сосуды, вывезенные им когда-то из Херсона, сказав при этом:

— Пусть кровь христиан Феодора и Иоанна, пролитая когда-то на сем месте из-за нашего темного языческого волхвования, да прощена будет нам Всевышним.

Но до конца жизни своей сам он так и не смог простить себе этих смертей, хотя и убиты были Феодор и Иоанн толпой и не по его указу.

— Но моим попущением, — говорил Владимир, казня себя и молясь за души мучеников.

Митрополит Михаил, при котором было начато строительство храма, не дожил до этого торжественного дня: он умер за два года до окончания строительства. И освящал храм Богоматери его преемник митрополит Леон.

На первой торжественной службе присутствовал великий князь со своей царственной женой Анной. Здесь же были почти все киевские бояре, вятшие люди, воеводы и близкие к князю дружинники.

После торжественной службы Владимир Святославич, помолясь пред алтарем, сказал во всеуслышание:

— Храму сему, как части души моей, отдаю любовь свою и отныне и вовеки веков десятую часть доходов великокняжеских на его содержание. А дабы сие стало обязательным для всех грядущих великих князей, дарую храму Богоматери грамоту, которую да не посмеет порушить никто в будущем. А на посмевшего пусть падет мое проклятие. Аминь!

Затем Владимир Святославич подозвал к себе Анастаса:

— Тебе, Анастас, поручаю строго следить за десятиной и взыскивать ее в пользу храма во всякое время, сколь бы тяжким ни было оно для земли нашей.

Освящение храма Богоматери было объявлено в Киеве самым большим праздником.