Ай да Болек! Ай да… ну, далее по Пушкину. Но я его прекрасно понимаю — сам ведь пытался публиковать статьи по истории края, хорошие статьи, неглупые. Думаете взяли? Ха-ха… Обещали, правда, один раз, даже целую полосу вроде как выделили в одном малотиражном журнале, а потом на этой обещанной полосе тиснули глупейшее интервью с лидером хитовой группки «Трупик Гоблина». Оно, конечно, нашему читателю интереснее…
В общем, проговорили мы далеко за полночь, а поднял нас Михаил рано — хотел сегодня до реки дойти, чтобы поточнее по карте сориентироваться и отдохнуть на ее берегу один денек перед следующим длинным отрезком пути до населенных местностей. Так что утром мы бродили вокруг палатки хмурые и не выспавшиеся, с красными глазами и припухшими физиономиями, и дружно роняли все из рук. Мы с Болеком кое-как упаковывали вещи, а Лелек, широко зевая, по естественной надобности устремился в кусты.
Из кустов он появился неожиданно быстро, все так же с открытым ртом и выпученными глазами, но уже не от зевоты…
— Лелек, дружище, ты там что, Йети увидел? — смешливо поинтересовался Михаил.
Вопрошаемый посмотрел на него непонимающим пустым взором, перевел взгляд на нас и просвистел прерывистым шепотом:
— Мужики… Там череп… в сосне…
Больше решено было четверых «фраеров» по тайге не искать — слишком уж маловероятным представлялся положительный исход таких поисков. А сажать засады по всем деревням, через которые мог пройти маршрут ускользнувших преследуемых, не мог даже Клещ, потому что иначе ему пришлось бы полностью освободить город от своего любезного внимания. Разумеется, об этом и речи быть не могло, ибо власть нетрудно захватить, а вот удержать — много труднее, и, оголи Клещ подконтрольные ему владения, обратно их через пару дней пришлось бы возвращать с боем, ибо свято место пусто не бывает. А он и так уже восемь не самых худших бойцов потерял…
Поэтому «смотрящий» решил проблему иным путем — назначил вознаграждение за достоверную информацию о таких-то и таких-то и оповестил о сем всех «блатных» на пространстве от Рудска до родной вотчины. Теперь оставалось только ждать — не станут же преследуемые всю жизнь в тайге куковать, когда-нибудь да выйдут в более-менее обитаемые места. А как только выйдут — он, Клещ, тут же о том будет извещен. Ну а дальше уж — дело за провинившимся Вовой Большим и горящей жаждой мести «братвой».
Просто, как все гениальное. И минимум расходов.
Человеческий череп, потемневший и растрескавшийся, равнодушно взирал на нас с двухметровой высоты. В ствол толстой старой сосны он врос давно и прочно; собственно говоря, это был и не череп даже, а набор лицевых и лобных костей без нижней челюсти. Но выглядело это, тем не менее, действительно страшновато.
Конечно, за долгое время обитания человека в тайге следов человеческой жизнедеятельности, и в первую очередь — могил, должно было появиться несметное количество, и вросший в шершавую серую кору костяк мог принадлежать кому угодно — от дезертира из отрядов хана Кучума до какого-нибудь беглого зэка. Но мне почему-то казалось, что эта жутковатая находка имеет к нашему путешествию самое непосредственное касательство.
Выход пришлось, разумеется, отложить на неопределенное время. Лелек принес уже было упакованную в рюкзак лопатку и мы стали аккуратно разгребать толстый слой прелой хвои и перегноя между корнями могучего дерева. Скоро под слоем слежавшейся земли лопатка звякнула о камень — ее отложили в сторону и принялись разбирать скрепленные глиной колотые, с острыми режущими краями, платины базальта вручную.
— Похоже, действительно могила, — отдуваясь и вытирая рукой потный лоб, сказал Миша.
— Похоже, — согласился я. — Видишь, булыжники курганчиком навалены? От зверья, наверное.
Наконец, мы разобрали все камни. Мертвец был не один. Вернее, и не мертвец давно уже, а просто скелет. Кто сказал «выбеленные временем кости»? Где-то в пустыне они, возможно, и выбелены, но не здесь. Темные, сдвинутые с места протекавшей под каменный завал дождевой водой и временем кости были перемешаны, так что общее количество захороненных мы смогли определить лишь по черепам. И было их пять: четыре в могиле, пятый — в древесном стволе.
— Не пойму, — растерянно сказал Лелек, подержав в руках и опустив обратно в раскоп кривую реберную кость, — тут детей, что ли, закопали?
— Почему детей? — ответил я. — Взрослых. Причем вполне нормальных взрослых мужиков…
Сомнения Лелека были вполне объяснимы — все найденные нами останки принадлежали людям, рост которых при жизни явно не превышал полутора метров с небольшим. Но в этом вопросе я чувствовал себя специалистом, потому что во время памятной мне археологической экспедиции в Болгарии, мы в числе прочего раскопали несколько скелетов людей, погибших, судя по позам и насквозь проржавевшим останкам мечей в руках, в бою. И были эти воины ростом — от силы метр сорок… Все это я и поведал своим товарищам. И добавил:
— Кстати говоря, еще в начале нашего века в мире средним считался рост в сто шестьдесят сантиметров. Это уже позже народ подрастать стал.
— А от чего, Ростислав? — с искренним любопытством поинтересовался Болек.
— А от радиации, милок, — копируя бабку Митрофаниху, ответствовал я. — Флюорографию делал? Ну все теперича, скоро еще на голову вымахаешь…
Мы сидели на корточках перед ямой с грудой костей — человеческих костей! — и смеялись. Старыми были эти кости. И уже не ассоциировались с людьми, пусть даже и жившими когда-то — слишком уж давно умерли эти люди.
Но смеялись мы только до тех пор, пока не нашли погон. Прошитый золотой нитью офицерский погон может лежать в земле сколь угодно долго, ибо золото, как известно, металл благородный, ни окислиться, ни ржаветь не может. Вот он и лежал себе в этой могиле — золотой офицерский погон с одним просветом и без звездочек. Капитанский погон. Значит, ошиблась Митрофаниха, не в Сенчино погиб от партизанской пули капитан Красицкий, начальник вставшего в далеком двадцатом году на станции Узловая эшелона, а умер от ран уже в тайге. Но как же все удачно сложилось-то в очередной раз! — для нас, разумеется, не для капитана и его солдат — ведь если бы Лелек не побежал в кустики, так и прошли бы дальше.
Белый обоз с ценным грузом действительно проходил через Сенчино, принял там бой и снова ушел в чащу, увозя своих раненых — и здесь они, видимо, умерли. И были похоронены. А через почти восемьдесят лет — найдены нами. Господи, это ведь даже не пресловутая иголка в стоге сена, и не просто везение. Это — рок. Фатум. Судьба, если угодно. Это то, что арабы обозначают емким словом «кадар» — то есть нечто обобщающее рок, судьбу и фатум, только более предопределенное. А может быть, именно так материализуется мысль… Никогда не был фаталистом, а тут вдруг на какой-то миг поверил, что нам безусловно суждено найти эти таинственные зеленые ящики.
Я достал и пролистнул свои записи. Ничего конкретного я не искал, да и не мог найти, ибо все, что я достоверно знал о офицерском отряде, касалось только событий, происходивших недалеко от железных дорог: один губернский город, два уездных, Узловая, Сычево, теперь вот Сенчино прибавилось… И вел меня обычный интерес историка-исследователя.
Так… Вот списки личного состава… Номер два — заместитель начальника эшелона поручик Петелин А. А. Стало быть, по смерти капитана, именно поручик становился командиром обоза. Конечно, если тоже не погиб от руки отца или брата бабки Митрофанихи… Никакой реальной пользы сия изыскательская деятельность мне, разумеется, не дала, но я не люблю неясности. И потом — как знать, а вдруг и пригодится когда-нибудь не нужная, на первый взгляд, информация?
Уложив исписанную мною вдоль и поперек тетрадь обратно в рюкзак, я огляделся. Лелек с Болеком веточками выкатывали из-под скелетов позеленевшие от времени медные пуговицы и с интересом их рассматривали, а Мишель, как обычно, развернул обе карты — типографскую и рукописную — и что-то там на них вымеривал линейкой, прикладывая компас и ставя одному ему понятные карандашные отметки.
