Вот тут случилось самое смешное. Бегло осмотревшись в мраморном зале, я заметила вход в парилку, но стоило мне туда сунуться, как из дверей на меня, словно огромная кукушка, вылетела здоровенная баба и гаркнула мне прямо в лицо: «Нельзя сюда, понятно!» Я прямо встала. Вот это да! Ну вот это хорошо! Вот это по-нашему! Я сюда пришла, заплатила деньги, разделась, дошла до бани, а в нее-то, оказывается, тут и не пускают!

Отойдя куда подальше, я начала соображать, в чем тут подвох. Может быть, дело во мне? Может, это мне нельзя в баню и со мной что-то не в порядке? Однако, поскольку ни третьей ноги, ни экземы на теле у меня не было, а за то, что у меня папа грузин, не пускать в русскую баню все-таки несправедливо, я решила, что я тут ни при чем.

А может, на моих глазах происходит то, о чем потом будут писать в газетах: «В городских банях такого-то числа сошла с ума женщина средних лет, тучного телосложения. В разгар всеобщего парения она выгнала всех вон и никого не подпускала к парилке…»? Тоже странно — тогда получается, что вместе с ней сошли с ума десятка два голых женщин, находившихся в тот момент в мраморном зале, поскольку ни одну из них не удивило произошедшее. Последняя версия о том, что в страну тихой сапой приехала мировая кинознаменитость и в данный момент греет кости в парилке, а снаружи стоит охрана и внутрь никого не пускает, даже мне показалась неубедительной, и я пошла под душ. «Ну ладно, — думаю, — хотя бы под душем постою, подожду, может, что изменится».

Действительно, изменилось. Когда я в очередной раз разлепила глаза, я им просто не поверила. В бане стояла очередь. Можно было глаза и не тереть, видение не исчезало. Перед входом в парилку стояла натуральная очередь из опять же голых женщин! Но, видимо, к тому моменту мне уже надоело цепенеть от удивления, я вышла из-под душа, отряхнулась, как утка, и встала в очередь. Надо так надо, постоим.

Через пару минут открылась дверь в парилку, и под одобрительное «Бабоньки, налетай!» очередь ломанулась внутрь. Налетели бабоньки разом, как-то моментально осели на скамейках, приняли разные позы и… затихли. Дверь закрыли, и воцарилась тишина. Внизу, как Вельзевул, орудовала с ковшами и шайками та самая главная баба, и стоило одной «бабоньке» что-то пикнуть, как снизу гаркнули: «Тихо, я сказала!»

Вот тут я поняла, куда я попала. Температура в парилке была такая, что у меня золотое кольцо начало стекать с пальца. Я сидела, плотно зажатая между двумя стокилограммовыми бабищами, с которых пот лился так, словно в их организмах все краны сорвало. У меня так не получалось никогда в жизни, только один раз, когда у меня украли первую зарплату и я рыдала, как фонтан. Но здесь творилось страшное. Мне было так жарко, что я боялась пошевелиться. У меня уже шатались зубы, выпадали волосы и шипели белки глаз. И если в свое время, когда я училась ездить на лошади, я была похожа на один большой синяк, то здесь я постепенно превращалась в один большой ожог. Я с ужасом думала, что, если мое лицо выглядит так, как моя нога, — я пропала! Пока я так сокрушалась, тишина как-то сама собой закончилась, купальщицы зашевелились, вынули веники, и началась вторая серия. Называлась она «Избить себя». Больше всего меня потрясла дама, взгромоздившая ногу на перекладину и в пару минут измолотившая об нее березовый веник в лоскуты. Она так лупила свою левую ногу, будто та ей жизнь испортила. Потом поменяла ноги и веник и еще раз отработала материал. Только березовые листья налипли на стены вокруг…

Это было уже слишком, и я с каким-то странным гудением пошла на выход. В тот день посетительницы мраморного зала стали свидетелями незабываемого зрелища— купания шипящего красного коня под историческими банными сводами. Как глубоководный снаряд, я вошла в воду бассейна, постепенно на поверхности всплыли пузыри, две маленькие девочки-купальщицы и я, костлявая и красная…

Дальше — больше. Я кое-как отдышалась и… опять с упрямством идиота полезла в парную. Теперь я села поближе к выходу, сняла все золото, замотала голову полотенцем, сгруппировалась и приготовилась к длительной осаде. Во второй раз я продержалась чуть дольше, но, выскочив, решила не бежать через весь зал в дальний бассейн, а плюхнуться в ближний. Я же не знала, что там вода минус я не знаю сколько! То, как я вылетала из ледяного бассейна, надо было снимать на пленку и показывать в дельфинарии молодым неопытным дельфинам, обучая их искусству эффектного выпрыгивания на бортик. Однако в отличие от молодого дельфина я, пока летела, не молчала. Я такие слова выкрикивала — страшно вспомнить!

Вылетев изо льдов, я покинула мраморный зал. Мне нужно было отдышаться. Борясь с фиолетовыми кругами в глазах, я нашла свое место. Две зеленые женщины сидели по местам в тех же позах, с тем же Овидием в руках. У меня не было ни Овидия, ни простынь, ни зеленых масок для лица, ни чувства легкости и блаженства. Но я упрямо хотела получить свое удовольствие. Я заметила, что женщины вокруг пьют чай, решила сделать все, как у людей, нашла официантку, строго сказала: «Мне чашку чаю» — и пошла устраиваться на своих нарах. С комфортом усесться на паровозном диванчике из кожзаменителя не было никакой возможности. Стоило мне присесть, как я прилипла к нему всем телом. Но минут через десять, прихлебывая свой чаек с лимоном, я вдруг поняла, что мне все равно, как я выгляжу, что пар костей действительно не ломит и теперь я знаю, что в парную не пускают не из вредности, а потому что парилку периодически проветривают. Я почувствовала приятную истому во всех членах, мой глаз затуманился, и на душе стало как-то легко и беззаботно. Осматриваясь по сторонам, я ощутила приятное умиротворение и любові, ко всему живому. В общем, допив чай, я со страшным звуком отлипла от дивана, обернула голову полотенцем и, уже зная, что к чему, отправилась в мраморный зал.

Там опять главная баба веником отгоняла от входа в парилку каких-то непутевых барышень, которые все норовили проскочить у нее между рук и попариться назло всем. «Салаги!» — подумала я и пошла гулять по мрамору. Потом была очередь, потом парная, потом ледяной бассейн, опять парная, опять прыжки под лед и обратно, потом еще чаек с лимоном… В общем, через час с лишним, когда я позвонила по телефону тем злодеям, которые бросили меня перед входом в баню, меня не узнали. У меня был такой добрый голос… И вообще я была не злая и дерганая, как обычно, а мягкая, нежная, розовая, ароматная, хорошо отмытая, пушистая…

Мне тогда так понравилось в бане, что с тех пор я туда зачастила. Теперь как только появляется время, или вдруг плохое настроение, или простуда замучила, я начищаю свой веник и отправляюсь в палаты. Там меня уже знают, любят и встречают с улыбками. В парилке у меня козырное место, а с Вельзевулом, которого, как оказалось, зовут Люська Пароварка, мы в прекрасных отношениях. Я ей таскаю бутылочки с эвкалиптовым маслом, а она меня обрабатывает веником. Я первое время думала, что ее мои враги наняли так меня истязать, а теперь привыкла, прошу бить сильнее. И у меня теперь такой прекрасный нрав и такая нервная система, что, когда какие-нибудь сволочи посылают меня «в баню!», я тут же начинаю туда собираться. Что и вам советую!

После нескольких лет вынужденного контакта с описываемым явлением я совершенно четко могу сформулировать, где и как я хочу жить. Мои запросы крайне скромны — я могу жить в бункере, трейлере, прицепе, автомобильном гараже или холодильнике. С единственным условием — до ближайшего бункера, трейлера и холодильника должно быть несколько часов езды на собаках и сломанных нартах.