Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Нормальная работа министерства прервана, совещание оказалось последним. Большевики захватывают Зимний дворец. Салазкин в числе других арестован. Вернадский остается за все министерство, и его пост товарища — не единственного, но наиболее авторитетного, неожиданно принимает политическое значение. Панина в те дни — тоже товарищ министра и член ЦК партии кадетов.

* * *

В нашей историографии история Октября — самый темный период в силу известных идеологических причин. Считалось, что 25 октября большевики захватили власть и свергли правительство. И как писал Маяковский, наутро трамваи шли уже при социализме. Между тем в жизни все не так. Государственная машина еще не покорена. Министры арестованы, но министерства не подчиняются Ленину и требованиям новоявленного органа власти — ВЦИКа. А самое главное — ленинцам не подчиняются Ставка и Государственный банк. И опаснее «буржуазии» для них становятся рабочие государственных заводов и железных дорог, которых больше «пролетарского дела» интересует зарплата. А денег — нет. Государственный банк пока подчиняется Временному правительству, которое еще не думает сдаваться. Не покорена еще Москва.

Первого ноября на Бассейной, в квартире товарища министра юстиции А. А. Демьянова возобновляются заседания Временного правительства. Шесть министров и шесть товарищей министров, в том числе и Вернадский, пытаются обеспечить преемственность власти и передать ее Учредительному собранию, единственному органу власти, в который еще верит страна.

Дневник превращается в свидетельство последних дней Временного правительства.

«3 ноября. Утро. Кажется, целая вечность прошла после последних записей. Невозможное становится возможным — и развертывается небывалая в истории катастрофа или, может быть, новое мировое явление. И в нем чувствуешь себя бессильной пылинкой.

Вчерашний день. Утром — на часах во дворе у запертых ворот дома. (Дом академиков при запертых воротах и дверях превращался в замкнутую крепость. — Г. А.) Чтение газет “Воля народа”, “Дело народа”, в которых бесконечное количество неправды перемешано с правдой. Но никто ничего толком не знает, и в газеты попадает то же самое, что знают вожди. Как и в словесной передаче со своим собственным “творчеством”. Заходил Карпинский (президент Российской академии наук. — Г. А.). Крепкий старик долга, но, как и все, в смущении.

На трамвае по дороге к Софье Владимировне, где собрался ЦК (все на ту же многозначимую для него Сергиевскую. — Г. А.), читал, уходя от тяжелой обстановки дня, “Nature” и новый украинский библиографический журнал. Как-то тяжело читать в “Nature” о широкой творческой работе англосаксов в связи с переживаемым несчастьем. Тяжело потому, что у нас ведь тоже происходит — среди интеллигенции — то же самое. Неужели рознь интеллигенции и демоса? Или для устройства государства мы не могли [ввести] те формы жизни, к каким мы стремились все время?

В ЦК длинные прения. Ясные различия в настроении Комитета: для всех ясна необходимость перехода к той или иной форме диктатуры, но некоторые надеются выйти из положения путем создания временного социалистического министерства (без большевиков). Сведения о том, что делается вне Петрограда, ничтожны. Невольно поставил себе вопрос: что делать мне — оставаться? Городские толки о герцоге Мекленбургском как регенте от Вильгельма — в Петрограде. Обыватель ждет немца как избавителя!

У Демьянова заседание тяжелое. Мрачная картина Москвы. В сущности, массы за большевиков. Защищают [законную власть] офицеры, студенты, юнкера, добровольцы. С.-р., их центральный комитет, который пока держится твердо, переживают трагедию — они очутились без солдат и оказались под защитой буржуазии — вооруженных юнкеров и офицеров. Неужели погибнет Кремль с его вековыми сокровищами от тяжелой артиллерии большевиков? В Москве студент опять “враг народа”. Дурак Никитин держится твердо; характер у него есть — но ума и сознания этого у него нет. Ведь ужасно, что и революционное правительство аналогично царскому — те же Штюрмеры, Макаровы, Голицыны, Маклаковы — здесь Никитины, Некрасовы, Малянтовичи…

По городу безумные процессии победивших большевиков. (В отличие от ликующего февраля теперь радости нет, а есть полупьяные толпы и все увеличивающийся страх грабежей. — Г. А.) Сергей, работающий все еще в следственной комиссии (по расследованию преступлений царского режима. — Г. А.), говорит о необычном сходстве психологии и организации черной сотни с большевиками10.

5 ноября. Утро. Возможен арест — но бежать неприятно.

Кощунство в Зимнем дворце — в церкви Евангелие обоссано. Церкви и комнаты Николая I и Александра II превращены в нужники. Кощунство и гадость сознательные.

Сегодня в “Деле народа” поразительное по цинизму решение большевиков о свободе печати. (Закрыты все «буржуазные» газеты, введено временное ограничение свободы печати. — Г. А.) Это что-то невероятное11.

6 ноября. Утро. Вчера день довольно безалаберный. Не совсем здоровилось, и потому мало мог сделать.

Очень смутно и тревожно за будущее. Вместе с тем я очень сильно чувствую силу русской нации, несмотря на ее антигосударственное движение. Сейчас ярко проявился анархизм русской народной массы и еврейских вождей, которые играют такую роль в этом движении. Очень ясно падение идейное социализма и народничества. Очень любопытное будет изменение русской интеллигенции. Что бы ни случилось в государственных формах, великий народ будет жить.

Может быть, на юге образуется твердый центр. А если не там, то в другом месте. Для меня это ясно.

Думается о новых научных работах. Хочу вырвать время12.

7 ноября. Утро. Вчера утром в ЦК — впервые в обычном месте. Нудные длинные прения в связи с участием в выборах в Учредительное Собрание.

Заседание Товарищей Министров. Получены сообщения о том, что делается в России, через посланца в Ставку. Казаки ушли и Ставка беззащитна. Духонин бессилен. Армия разлагается, держится еще Учредительным Собранием13.

8 ноября. Заседание ЦК. Информация. Об издательстве. Вопрос об [арестованных] министрах. Их тяжелое настроение. Пользуясь старыми связями с Ульяновым Сергея (Ольденбурга и моими), [решили] послать к нему от партии депутацию для освобождения министров. Положение министров в Петропавловке угрожающее, опасное.

Днем заседание Совета Министров. Прокопович (глава правительства после ухода Керенского. — Г. А.) определенно против однородного социалистического министерства — считает, что его не признает Россия (Дон, Сибирь, Украина). Вопрос об издании компрометирующих документов о большевиках. Не уверен, что будет сделано, так как, вероятно, и другие социалисты в этом замешаны. Демьянов в частном разговоре считает несомненно доказанной их денежную связь с Германией. Разговор о Банке. Мы думали, что уже разграбили. Из сегодняшних газет видно, что нет14.

9 ноября. Утро. Утром ЦК. Не очень деловое обсуждение нашего поведения в Совете Министров. В конце концов, дали свободу баллотировки и по вопросу о деловом министерстве. С 4 часов дня до 8 1/2 [вечера] у СВ. [Паниной]. Заседание Совета Министров. Вопрос отставки Керенского с передачей власти Временному правительству от I. XI. [Заявление об отставке] написано на листочке бумаги — печальный конец политической карьеры. Прокопович очень ярко говорил: “Русская интеллигенция стояла все время вне идей государственности, только тяжелым опытом в ней образуется государственное течение”.

Его мысль, с чем и я согласен: борьба с большевиками в данный момент не силой оружия, а общественным мнением, печатью и т. д. Фридман (товарищ министра финансов. — Г. А.) рассказывал о Банке. Впечатление такое, что теперь они обратятся на государственное казначейство. Всюду в министерствах они подбирают деньги (в казначействе были, взяли более 150 ООО руб.). Нератов (товарищ министра иностранных дел. — Г. А.) рассказывал о передаче ключей в министерстве. Сделали под угрозой взлома. Явились туда Троцкий, Залкинд, слесарь15.

62
{"b":"228480","o":1}