Но центральная мысль статьи та, что так ярко привиделась на Украине во время Гражданской войны и которая предназначалась для последней главы книги о живом веществе. Что будет происходить с человечеством по мере освоения им поверхности оболочки планеты, задается он вопросом. В конце концов, окультуривая все возможные биоценозы, оно должно овладеть непосредственным синтезом пищи из минеральных источников. Пока человек в питании зависит от остального растительного и животного мира, он не может в достаточной степени быть обеспеченным.

Синтезируя пищу непосредственно от солнечной энергии, человечество уподобится зеленым растениям. Появится первое автотрофное животное в истории Земли, что приведет к неслыханному геологическому перевороту. К новой геологической эре в истории планеты.

Еще в 1880 году молодой украинский ученый Сергей Подолинский высказал идею, что человеческий труд есть единственный вид работы, при которой часть энергии не растрачивается впустую и не превращается в теплоту, а, напротив, концентрируется. Все виды механической работы подчиняются циклу Карно и законам термодинамики. В результате работы все машины портятся. Они не заменяют своих истраченных частей, трутся, ломаются. Говоря на языке механики и термодинамики, доля свободной энергии, затрачиваемой на полезную работу, постоянно при этом уменьшается.

Человечество же, взятое в целом, постоянно увеличивает долю свободной энергии, идущей на полезную деятельность. Оно упорядочивает своим вмешательством все природные процессы, которые до него хаотически растрачивали свободную энергию. И Подолинский пришел к выводу: чтобы стать совершенной машиной, то есть уменьшать растрату энергии в процессе работы, сберегать и сохранять ее, человечество должно освободиться от промежуточной стадии утилизации солнечной энергии, запасенной растениями, и использовать ее напрямую.

Многие ученые догадывались, что есть некое третье начало термодинамики, связанное с человеческим трудом. Оно еще не поддается формулированию в строгих терминах.

Вернадский увидел сначала политэкономическую проблему, когда писал о третьей силе, создающей предмет ценности, — силе научного, организующего, творческого труда, объединяющего капитал финансиста и механический труд рабочего. Она создает форму для превращения энергии и для запасания ее на будущее.

Теперь, как натуралист, затрагивает ту же проблему с другой, не политэкономической, но природной, геохимической стороны. Что, собственно говоря, присоединяется к используемой человеком энергии, что позволяет не тратить ее, а увеличивать долю свободной ее части? Присоединяется мысль — нечто нематериальное, не существующее в пространстве и во времени.

Подойдя к пределу своего охвата природы мыслью, человечество должно перейти к иному способу питания — к автотрофности. Собственно, то будет уже не человек, а другое разумное существо, в которое, как он предполагал (в вышеприведенной дневниковой записи), перейдет не все человечество целиком. Ведь не остановилась же природа на человеке, нельзя считать его венцом творения. Эволюция продолжается.

«Последствия его (геологического переворота, связанного с автотрофностью. — Г. А.) будут огромны, — писал Личкову об этой статье. — Как видите, тут я выхожу за пределы точного знания»¹⁸.

В полной неясности относительно будущего Вернадский пытается устроиться в каком-нибудь из университетов. Такой случай представляется в Праге — во всяком случае, он может прочесть там курс геохимии. И в это время приходит письмо Карпинского. Президент просит Вернадского приехать на двухсотлетний юбилей Академии наук, тем самым как бы обещая изменить его положение к лучшему. 20 июня 1925 года Вернадский отвечает Александру Петровичу, посвящает его во все обстоятельства и сообщает, что не может приехать на празднества ни по научным, ни по материальным обстоятельствам. К научным — относится отчет фонду, который он обязан сдать к 1 ноября, причем он сам понимает, что окончание работы не приведет к продлению дотации. Положение с бизнесом у Розенталя ухудшается, но это не главное: «Идеи геохимии, мне дорогие, пробиваются в сознание с трудом; я встречаю все время непонимание — но тем более я стремлюсь ввести их в научную работу, так как все более и более лично охватываю их значение. Мне кажется, мне удалось найти числовые, математически выраженные обобщения, которые мне представляются и новыми, и важными. Я сейчас засаживаюсь за этот отчет»¹⁹.

И президенту, и Ферсману в тот же день он сообщает, что устраивается на следующий год читать лекции в Пражский университет. К тому же его избирают иностранным членом Чешской академии наук.

Вернадские почти сразу отправляются в Бургундию, и до середины августа Владимир Иванович отдыхает, работая, в полюбившемся им городке Бурбон-Ланси. Он пишет отчет фонду, но не только. Личкову сообщает 25 августа по возвращении в Париж, точнее сказать, на Железнодорожную улицу того же пригорода Бурла-Рен: «Сейчас кончаю свою “Биосферу”, в ней три главы, надеюсь ее выпустить в январе. В нее я ввожу свой охват энергии живого вещества. Я сейчас вычисляю, и нашел выражение скоростей размножения живого вещества (геохимической энергии). Много удивительно интересного»²⁰. Неопределенность гражданского положения, таким образом, ничуть не влияет на научную продуктивность, а может быть, и способствует ей. Во всяком случае, из письма видно, что возникает и реализуется замысел самого востребованного произведения Вернадского — трактата «Биосфера». Вольный год оказался продуктивным, таким образом.

Содержание «Биосферы» и отчета фонду частично совпадают. В обеих работах есть формулы размножения. Но отчет строг и узок — только формулы размножения с минимумом объяснений. «Биосфера», несмотря на небольшие размеры, — книга с широчайшими обобщениями. Формулам придается здесь определенное значение, исходящее из главной концепции книги. «Странное чувство, — записывает ученый 8 августа 1925 года, — с одной стороны, как будто очень углубляюсь в новое. В понятии хода жизни уловил принцип, которому придаю большое значение. И хотя я не доволен, как я изложил эти идеи в “Биосфере” — мне представляется, что я достиг обобщений, которые и новы, и должны иметь большое значение»²¹.

Вся осень и ушла на ее написание. По письмам видно, что он отослал текст домой в издательство «Пламя», но по каким-то внутренним затруднениям там книга не вышла.

Летом у опального сочлена побывали академики П. П. Лазарев и А. Ф. Иоффе. По возвращении домой они подготовили доклад о его занятиях. 3 сентября Физико-математическое отделение сделало заключение о просьбе к Наркомпросу сохранить за Академией наук право при возвращении В. И. Вернадского в Ленинград включить его вновь в число действующих членов академии без новых выборов. Вернадскому сообщили, что с 1 октября он будет получать штатное содержание. Таким образом, воспользовавшись празднеством — двухсотлетием Академии наук, Ольденбург добился «смягчения участи» для друга. Вернадскому предоставили одну из десяти учреждаемых дополнительных кафедр академии.

Он поставил условием возвращения, во-первых, восстановление его в правах директора Радиевого института, а во-вторых, выяснение Академией наук возможности «террористически-полицейских осложнений», как он писал Ольденбургу, которому и пришлось этим заниматься. Замечание не лишнее, поскольку совсем недавно в Киеве состоялась еще одна репрессивная акция в отношении интеллигенции. Были арестованы многие люди, хорошо знакомые Вернадскому, в том числе близкий друг Василенко. Суд закончился драконовским приговором: четверо ученых во главе с Николаем Прокофьевичем приговорены к расстрелу, а остальные — к десяти годам заключения. Только после настойчивых обращений Украинской академии наук и протеста французского правительства приговоры были смягчены и Василенко освобожден. Но лишь в 1929 году он смог вернуться к научной работе.

Заверения Вернадский получил от академика И. П. Бородина, который от имени Карпинского и Ферсмана писал: «Никаких затруднений ко всем нам желанному возвращению Вашему в лоно Академии не предвидится. Финансовый вопрос легко разрешается тем, что число академиков увеличено до 50. Александр Евгеньевич готов немедленно по Вашему возвращению передать Вам Радиевый институт и КЕПС. <…> Квартира Вам обеспечена. <…> Наконец, и основной вопрос, не поддающийся формулировке, по всем имеющимся данным не вызывает опасений»²². Зашифрованное в последней фразе сообщение ему было понятно.