Вашингтон запросил ответ на вопрос, могут ли Советы на каком-то этапе одобрить подобные действия восточных немцев. Поначалу БОБ ясно дала понять, что ни одно из американских разведывательных учреждений в Западном Берлине не располагает источниками, способными обоснованно ответить на этот вопрос. И все же если «предположить, что такой план существует», то почему бы Ульбрихту не нажать на Хрущева и, если ситуация созреет, добиться у него разрешения на действия по такой стратегии? Раздражение Ульбрихта возрастало по мере того, как тысячи граждан ГДР бежали в Западный Берлин в поисках убежища. «Советам будет трудно устоять и не позволить Ульбрихту собрать урожай, если он созрел и будет правильно убран». БОБ настаивала на том, что Советам надо дать ясно понять: войска союзников, находящиеся в Западном Берлине, присоединятся к полиции, если возникнет угроза общественной безопасности[833].

Восьмого июля 1960 года Хрущев неожиданно заявил, что подпишет сепаратный мирный договор с Восточной Германией, если западногерманскому парламенту, бундестагу, будет разрешено провести заседание в Западном Берлине, как это было прежде[834]. Ввиду событий, происшедших после начала берлинского кризиса в ноябре 1958 года, союзники недоумевали, стоило ли проводить новую сессию бундестага перед лицом угрозы Хрущева. Французы и британцы искали возможность отложить или отменить сессию, не нанося обиду ФРГ или Западному Берлину.

КГБ докладывал о сообщении по этому вопросу, направленном в середине июля 1960 года сэром Патриком Рейлли, британским послом в Москве, в свое министерство иностранных дел. Отметив, что Хрущев не сделал заявление в «категорической форме», Рейлли далее «подчеркнул, что западные державы не должны недооценивать содержащейся в нем «угрозы». Возможно, писал Рейлли, «намерение ФРГ провести сессию бундестага в Западном Берлине было воспринято Хрущевым как вызов, который тот не мог оставить без ответа». Он также заметил, что Ганс Кроль, посол ФРГ в Москве, также рекомендовал не проводить сессию бундестага в Западном Берлине. В заключение Рейлли предупреждал о «возможных серьезных последствиях таких действий». Этот доклад, блестящий по форме, тем не менее не был передан председателем КГБ А.Н.Шелепиным В. В. Кузнецову в Министерство иностранных дел до 3 октября, когда другие события в Западном Берлине заслонили его[835].

Озабоченность угрозой Хрущева взяла свое, и сессия бундестага не состоялась. Однако восточные немцы, казалось, были полны решимости вызвать смятение в правительстве

Западной Германии. Они выбрали в качестве предлога два совещания в Берлине — западногерманских организаций военнопленных и изгнанников с бывших германских территорий на Востоке, которые давно были намечены, — чтобы ввести для Запада новый дорожный контроль. Заявляя, что совещания свидетельствуют о «провокационном использовании Западного Берлина властями ФРГ при участии и поддержке западных союзников», ГДР объявила 30 августа, что вводит «в полночь дорожный контроль для въезжающих в Восточный Берлин жителей Западной Германии, и продолжится он до полночи 4 сентября». Эта акция была проведена без всякого предупреждения и явилась для западных союзников, западных немцев и западноберлинские власти «полной неожиданностью»[836].

В сложившихся обстоятельствах БОБ не сомневалась, что контроль понадобился для создания de facto настоящей границы между Восточным и Западным Берлином. В телеграмме, отправленной в штаб-квартиру ЦРУ 13 сентября 1960 года и прежде не публиковавшейся, БОБ описывает результаты этой акции: более тысячи западных немцев получили отказ во въезде в Восточную Германию на основаниях, введенных в одностороннем порядке ГДР. Другим было отказано во въезде в Восточный Берлин из Западного. Но, самое главное, новый контроль резко сократил число беженцев, прибывавших на Запад: лишь 3041 человек прибыли в Западный Берлин за неделю с 31 августа по 6 сентября (неделей раньше их было 4544).[837]

БОБ докладывала, что восточные немцы преуспели в «установлении эффективного контроля над передвижением между Восточным Берлином и Западным Берлином через пропускные пункты для автомашин и пешеходов». Контроль ГДР над поездками из Западной Германии в Берлин был облегчен введением новой анкеты — с вопросом о нацистском прошлом (если таковое имело место) и о деятельности во время войны, — которую приезжающие должны были заполнять на границе. Тогда же ГДР начала «широкую... кампанию в Восточной Германии и Восточном Берлине, чтобы жители ГДР приняли нововведения как необходимость... для защиты от западногерманских реваншистов»[838].

Касаясь долгосрочных результатов этой кратковременной акции, БОБ вновь высказала мнение, что сложившаяся ситуация, когда тысячи восточных немцев каждую неделю бежали в Западный Берлин навсегда и еще тысячи посещали западные секторы, была нетерпима для восточногерманского режима»[839].

БОБ ожидала, что ГДР использует репрессивные меры для демонстрации своих возможностей принятия мер против Западного Берлина, чтобы связи Берлина и ФРГ постепенно слабели, вызывая разногласия между союзниками. Более важно, как боялась БОБ, было то, что «они могли посеять сомнение в умах западных берлинцев в способности или желании союзников противостоять давлению восточных немцев на Берлин»[840].

И тогда БОБ пролила свет на «ахиллесову пяту» в советской и союзнической позиции по Берлину — идею четырехстороннего контроля в Берлине. Советы удовлетворялись тем, что Восточный Берлин стал столицей ГДР, что было нарушением четырехстороннего статуса Берлина. А западные союзники тем временем «ходили по канату, натянутому между юридической позицией о четырехстороннем статусе Берлина и реальным статусом Западного Берлина как земли Федеративной республики». БОБ считала, что эта двусмысленная ситуация давала Советам и восточным немцам возможность для «использования и манипуляций». Однако решение проблемы предоставлением ФРГ большей ответственности и большей видимости полномочий в Западном Берлине, требуя в то же время, чтобы Франция, Британия и США защищали присутствие ФРГ в Западном Берлине, не нашло бы поддержки общественного мнения в Британии и Франции[841].

Предложенная БОБ альтернатива включала «новое и энергичное подтверждение четырехстороннего статуса Берлина» и предлагала «концепцию, в соответствии с которой Большой Берлин (включая Восточный Берлин) представляет собой район, находящийся под опекой четырех держав в качестве будущей столицы объединенной Германии. В анализе БОБ подчеркивалась некая чувствительность отношения к этому вопросу Советов и Восточной Германии. В какой-то момент руководство СЕПГ стало подумывать о переводе столицы Восточной Германии в Лейпциг. Однако, уже назвав столицей Восточный Берлин, СЕПГ, проведи она эту идею в жизнь, рисковала потерей репутации и административным хаосом. Отсюда волнение СЕПГ в 1959 году из-за рассуждений о свободных выборах в Берлине и его статуса в системе ООН. Приняв предложение БОБ, которое получило бы поддержку населения Западного Берлина, союзники могли бы вывести СССР и СЕПГ из равновесия в тот момент, когда они были наиболее уязвимы[842].