КГБ составил великолепный доклад о провале саммита на основании памятной записки (август 1960 года) «западноевропейского дипломата, работавшего в Западном Берлине», однако он тоже не был разослан руководителям страны до 18 ноября. В докладе подчеркивается отчаяние властей ГДР, вызванное плохим экономическим положением в Восточной Германии. Автор доклада не без сарказма сравнивал проблемы Восточного Берлина с успехами Западного Берлина и закончил предположением, сделанным в элегантной форме, что Советы вскоре найдут выход из тупика»[821].

Другие доклады КГБ почти ничего не пишут о большом значении провала саммита и последствиях этого события для заинтересованных стран. В одном, например, говорится о политических трудностях, испытываемых Западной Германией, с которыми столкнулся Эрнст Леммер, министр по общегерманским вопросам ФРГ, в частности, в отношениях с разными группами беженцев и лично с Аденауэром. По поводу Берлина, как сказано в докладе, Леммер выразил мнение, что СССР не вынашивает агрессивных планов, но будет двигаться «постепенно», что он считал более опасным, так как Западный Берлин «не смог бы выдержать новых трудностей, тем более еще одной блокады»[822].

Следующие два доклада из того же архивного дела были предоставлены КГБ «венгерскими друзьями» и говорят о хороших контактах венгерской службы с Ватиканом и итальянским правительством. Оба были распространены московским центром 9 сентября 1960 года. В первом пересказываются переговоры о разоружении между генералом бундесвера Адольфом Хойзингером и итальянским правительством[823]. В другом говорится о заявлении канцлера Аденауэра, сделанном папскому нунцию в Бонне о том, что «США завершили приготовления к передаче «Поларисов» вооруженным силам ФРГ. Однако передача не может состояться, пока не будет аннулировано решение Западно-Европейского союза (ЗЕС), запрещающего ФРГ иметь наступательное оружие». Аденауэр просил Ватикан помочь ему убедить страны ЗЕС отменить свое решение. 8 июля просьба была рассмотрена и одобрена Комиссией кардиналов по иностранным делам и папскому легату Тесте было поручено обсудить это с Аденауэром во время визита в ФРГ[824].

После отмены майского саммита многие испугались, что возобновится советская кампания о «шпионском центре». До какой-то степени это оказалось справедливым, однако теперь кампания была направлена против ЦРУ. К тому же она проводилась без прежнего запала, — можеть быть, Советы опасались ответного огня. Дело в том, что 28 сентября Шелепин распространил в Москве копии очередного доклада западногерманской контрразведки, где говорилось об аресте более пятисот человек, обвиняемых в шпионской деятельности на территории ФРГ в пользу советской разведки и разведок других союзных с ней стран с баз, расположенных в Западном Берлине»[825].

Еще одним ответом КГБ на полет У-2 стала подготовка целой серии активных мероприятий, направленных на дискредитацию Аллена В. Даллеса, директора ЦРУ, в ком Хрущев справедливо видел человека, стоявшего во главе операции воздушного шпионажа. Предложения КГБ были направлены в секретариат Центрального комитета КПСС председателем КГБ Шелепиным[826]. Этот документ, можно полагать, был подготовлен отделом «Д» Первого Главного управления, так как в нем использованы его разведывательные и контрразведывательные материалы[827].

Еще одно предложение Шелепина непосредственно соотносится с операциями БОБ в отношении «прикрытия сотрудников западногерманской разведывательной службы при помощи американских документов». Приведенные факты показывают, насколько серьезно относились Советы к кампании активных мероприятий. Ради нее КГБ был готов рискнуть информацией о действующих и весьма щепетильных делах, например, связанным с Гейнцем Фельфе, — обеспечившим внедрение КГБ в разведку Западной Германии, — который направил западногерманского сотрудника в штаб-квартиру США в Берлине для поддержания связи с БОБ при операции по Карлсхорсту[828].

В июле 1960 года БОБ сообщила о планах СЕПГ провоцировать инциденты и подогревать недовольство в Западном Берлине, чтобы поддержать предупреждение Хрущева о том, что ситуация в Берлине «может вызвать опасные инциденты». Во всяком случае, на бумаге режим Ульбрихта был способен предпринять такие акции. В самом Западном Берлине было шесть тысяч членов СЕПГ, к тому же довольно большое число восточноберлинских сотрудников «рабочей милиции» (Kampfgruppen) можно было быстро переправить в Западный Берлин по надземной железной дороге, контролируемой ГДР[829].

БОБ забеспокоилась еще за год до этого, то есть в 1959 году, когда ГДР попыталась 7 октября (национальный праздник ГДР) вывесить свой новый флаг на всем неподвижном имуществе железной дороги в Западном Берлине. Пять тысяч милиционеров под видом железнодорожных рабочих готовились совершить этот подвиг[830]. Вывешивание флагов ГДР было воспринято чувствительными гражданами Западного Берлина как вызов городским властям и западным союзникам. Полиции Западного Берлина приказали убрать флаги, в результате чего в некоторых местах произошли стычки.

Позднее американский комендант настоял на том, что союзники должны предоставлять войска в помощь полиции, если подобные инциденты повторятся. Для этого требовался план координации действий полиции Западного Берлина и войск союзников[831].

Оказывая содействие со своей стороны, БОБ подготовила доклад для американского коменданта о возможностях участия восточных немцев в широкомасштабных подрывных акциях в Западном Берлине. Вскоре стало известно, что у американских военных есть план действий на случай нападения регулярных войск Варшавского договора. По их сценарию американские войска занимали оборону вокругместа компактного проживания американцев, чтобы защитить американских граждан и американскую собственность. Была предусмотрена помощь западногерманской полиции в защите здания городского собрания, полицейского управления, радиостанций. Враждебные части могли легко войти из Восточного Берлина и проигнорировать американские помещения, сконцентрировав свое внимание на захвате важных гражданских центров управления. И при определенных обстоятельствах это могло закончиться захватом города восточными немцами. Хотя такой пугающий результат считался маловероятным, однако октябрьские события 1959 года показали,что такое развитие нельзя было считать невозможным[832].

Важно отметить, что донесения источников из СЕПГ — первый из которых был распространен среди заинтересованных лиц 9 июля 1960 года — ни словом не упоминали о советской «военной» акции против Берлина. Скорее, в них шла речь о создании условий, при которых восточные берлинцы могли бы взять власть над жизненно важными гражданскими учреждениями. Рассылка этих сообщений среди заинтересованных лиц ускорили создание плана взаимодействия американской комендатуры и полиции, но также напугали Вашингтон. Возможно, из-за того, что такой сценарий представил новый фактор в берлинском уравнении, кое-кто в штаб-квартире ЦРУ предположил, будто источник БОБ как попугай повторил советскую дезинформацию, запущенную КГБ, чтобы усилить беспокойство по поводу кризиса в Берлине. Однако ничего, подтверждающего эти подозрения, обнаружено не было.