По-видимому, есть два противоположных взгляда на обстоятельства создания в 1959 году отдела «Д», первого известного отдела дезинформации КГБ. Одни, и среди них Голицын, приписывают его создание исключительно Александру Шелепину, который стремился сделать из КГБ активную силу в «стратегической, политической, экономической и идеологической борьбе против капиталистических держав». Другие считают создание отдела «Д» следствием бюрократической и оперативной необходимости. В действительности причиной создания отдельного отдела дезинформации в рамках Первого Главного управления было стремление повысить эффективность активных мероприятий. Как вспоминал начальник управления Александр Сахаровский, предложения об активных мероприятиях, иногда фантастические или попросту непродуманные, приходили из многих резидентур и рассматривались географическими отделами в плане одобрения или отклонения. Прежде не существовало ни общего плана действий, ни центральной координации действий. Именно отдел «Д», не проводя собственных активных операций, должен был координировать деятельность агентов разных отделов и их резидентур. Помощь, экспертная оценка и в некоторых случаях одобрение соответствующих министерств и военного ведомства были необходимы, чтобы проводить активные мероприятия типа введения в заблуждение, дезинформации, компрометации или разоблачения.

Короче говоря, одной из важных причин создания отдела Д была необходимость усиления активных мероприятий для поддержки советской политики в Восточной Германии и Восточном Берлине, следовательно против Западной Германии. Для того, чтобы справиться с этой задачей заместителем начальника отдела «Д» был назначен Сергей Кондра-шев, специалист по Германии[775].

В 60-х годах расширился диапазон активных мероприятий против Западной Германии. Захваченные во время Второй мировой войны немецкие документы использовались, чтобы скомпрометировать германских должностных лиц как участников наиболее отвратительных явлений нацистского режима. Государственный секретарь Ганс Глобке, генеральный инспектор бундесвера генерал Адольф Хайзингер, министр по делам беженцев Теодор Оберлендер — были мишенью разоблачительных акций. Используя доклады гестапо, отдел «Д» распустил слухи, обвиняющие канцлера Аденауэра в связях с французской разведкой. Фоном для этих операций послужила волна индивидуальных акций. Многие антисемитские вспышки насилия и вандализма, в которых обвинялись западногерманские неонацисты, были, например, в подробностях расписаны советской и восточноевропейской прессой и переданы агентами КГБ западным средствам массовой информации[776].

Одним из наиболее показательных активных мероприятий КГБ против Западной Германии была^ кампания компрометации министра обороны Франца Йозефа Штрауса, предпринятая в 1962 году и закончившаяся отставкой Штрауса в октябре того же года. Одним из элементов кампании стал доклад о положении в Западной Германии в 1961 году, подготовленный в феврале 1962 года «правительственным органом» одной из стран НАТО и полученный КГБ от дружественной восточноевропейской разведки. 20 сентября 1962 года председатель КГБ Семичастный направил резюме доклада заместителю министра иностранных дел В. В. Кузнецову и министру обороны Р. Я. Малиновскому и копии по каналам связи КГБ — правительствам ГДР и ЧССР[777].

В докладе описано влияние берлинского кризиса на внешнюю политику и оборону Западной Германии в 1961 году. Подчеркнув, что ФРГ остается членом НАТО, в докладе отмечается возросшее самосознание западных немцев после берлинских событий: «Эра полного подчинения правлению союзников... завершилась». Поворот, согласно доклада, подтверждался недавними визитами Аденауэра в Вашингтон и явно «независимыми действиями» министра обороны Франца Йозефа Штрауса в Европе и Америке[778].

Ключевые элементы «западногерманской оборонной доктрины», перечисленные в докладе КГБ, следующие: «создание сил устрашения», «максимальное выдвижение сил как «основная оборонительная догма», полная и долговременная интеграция сил НАТО для проведения этих пунктов в жизнь, а также «недопустимость дискриминации бундесвера союзническими войсками в отношении организации, вооружения и определения оперативных миссий»[779]. Негативные последствия политики Штрауса в деле смягчения напряженности в Европе были выявлены и сопровождались комментарием, смысл которого таков: несмотря на то, что нельзя исключить обоюдный контроль для предупреждения об атаке, западногерманский министр обороны категорически настаивал, что «такой контроль должен охватывать территорию от Атлантики до Урала»[780].

В докладе довольно часто делаются ссылки на министра обороны Штрауса и его попытки заполучить ядерное оружие для ФРГ, вызывающие сомнения в отношении атомной монополии Америки: «Подобно генералу Де Голлю, Штраус больше не удовлетворяется устными заверениями», но из-за «нежелания вступать в конфликт с таким столь необходимым союзником, как США, он не может пойти по дорожке, проложенной Францией». Тем не менее Штраус дал понять, что провал попытки достичь договоренности в отношении атомного оружия «неизбежно толкнет ФРГ в объятия Франции».

Совершенно очевидно, что доклад, хотя и запоздавший на несколько месяцев, оказал большую помощь в антиштра-усовской кампании. Кондрашев, тогдашний первый заместитель начальника отдела «Д», отмечает, что он лично выбрал этот аналитический доклад для рассылки[781]. Тот факт, что доклад был послан в Восточную Германию и Чехословакию, также подтверждает его значение, ибо специальные службы обеих стран тесно сотрудничали с КГБ в антигерманских активных операциях[782].

Подтверждение роли доклада в пропагандистской кампании ясно из приказа Александра Сахаровского, начальника внешней разведки, Ивану Агаянцу, начальнику отдела «Д», «подготовить предложения и послать в Берлин». Агаянц передал приказ Кондрашеву, который подписал текст. Эта кампания по дискредитации Штрауса — классический пример активных мероприятий, направленных на «компрометацию настроенных антисоветски членов западных правительств», бывших в моде во времена КИ и прежде.

Но для БОБ это было время возрастающей остроты атак с Востока из-за «тайной деятельности» в Западном Берлине. Под этим всеобъемлющим названием фигурировала также популярная американская радиостанция, вещавшая в американском секторе (RIAS), против которой были направлены активные мероприятия КГБ. Естественно, союзникам пришлось обсуждать, какие «уступки» могут быть сделаны, дабы Советы прекратили обвинительную кампанию. В декабре 1958 года, например, посол Ллевеллин Томпсон прислал из Москвы предложения, включавшие «прекращение открытой деятельности Запада в Берлине такого характера как работа радиостанции». В феврале 1959 года британский заместитель госсекретаря Хойер Миллар заявил Джону Фостеру Даллесу, госсекретарю США, что «одну уступку Запад мог бы сделать, а именно прекратить пропаганду и связанную с ней деятельность в Берлине»[783].

Непосредственно перед ультиматумом Хрущева правительства западных стран как будто не замечали массированную пропагандистскую кампанию Советов, а также присутствия их разведки в Восточном Берлине и не осознавали необходимость опровергнуть характеристику Западного Берлина как шпионского болота. И все же в конце 1958 года

БОБ продолжала добросовестно готовиться к контратаке на дипломатическом и пропагандистском фронтах. Далее, 31 декабря 1958 года союзники официально отвергли советскую позицию по Берлину. Их демарш был поддержан на берлинских городских выборах — 92 процента голосов, ибо СЕПГ получила только 1,9 процента голосов и не получила ни одного места в берлинском Сенате. Для решительного противостояния Восток — Запад сцена была подготовлена.