Чтобы показать, насколько они поладили, Грейвер часто рассказывал о визите министра юстиции Роберта Кеннеди в Западный Берлин в начале 1962 года[953]. Для сотрудников БОБ визит Кеннеди представлял возможность продемонстрировать, как они отреагировали на его требование поднять дух западных берлинцев и поведать историю Берлина всему миру. Джон Маккоун, директор ЦРУ, поставил БОБ в известность о визите и настоял на том, чтобы Грейвер дал БОБ время рассказать Кеннеди о программе секретных действий в Западном Берлине, к которой Кеннеди выражал искренний интерес. Хотя у министра юстиции визит был расписан по минутам, Клей помог выкроить время для БОБ.

Грейвер с помощью сотрудников БОБ организовал удачную встречу Роберта Кеннеди с двумя владеющими английским языком студентами из Восточного Берлина. Оба они учились в Западном Берлине, но, отправившись на каникулы в Восточную Германию, оказались запертыми там после возведения Берлинской стены. Потом западноберлинские студенты выручили их. Грейвер и студенты встретились с Кеннеди рано утром — может быть, слишком рано — в западноберлинской резиденции американского посла в Бонне. Когда их пригласили в гостиную Кеннеди, они услышали шум душа за соседней дверью. Через несколько минут появился не совсем одетый Кеннеди, который уже во время разговора натянул на себя рубашку. Студенты были ошеломлены и потом сказали Грейверу: «Немецкий министр никогда не позволил бы себе такого!»[954].

Перед самым прибытием Клея в Берлин 19 сентября в Западной Германии состоялись выборы. Аденауэр вновь стал канцлером, однако за него проголосовало меньше избирателей, чем шестнадцать лет назад. Социал-демократическая партия Германии победила с заметным преимуществом, и КГБ заинтересовался ее планами. 28 сентября Петр Ивашу-тин, заместитель председателя КГБ, направил доклад в Центральный комитет КПСС с описанием встречи в Бонне 19—20 сентября руководства СДПГ, ее парламентской фракции и партийного совета, во время которой обсуждались результаты выборов, победа партии над христианскими демократами Аденауэра и ее шансы на формирование нового правительства. Председатель СДПГ Эрих Олленхауэр высказался за коалицию трех ведущих партий[955].

Брандт, как сообщается в докладе, поддержал его, сказав, что в «ближайшем будущем внешнеполитическое положение ФРГ еще больше осложнится», поэтому требуется «формирование правительства на возможно более широкой основе». Кроме того, Брандт якобы добавил, что располагает информацией о готовности союзников пойти на компромисс с СССР по вопросу Берлина и Германии «за счет ФРГ». За это союзники получат выгодное решение по Западному Берлину. По сообщению источника КГБ, Брандт говорил также, что в «атмосфере неуверенности», существующей в Западном Берлине, не исключен вариант «превращения города в резиденцию ООН». На этой встрече было решено дать Брандту полномочия принимать решения, которые потребует обстановка[956].

В другом донесении КГБ, на сей раз «проверенного источника», описан подобный взгляд высших официальных лиц в правительстве Аденауэра на планы союзников по началу переговоров с Советами. В начале октября министр иностранных дел Гейнрих фон Брентано и министр обороны Франц Йозеф Штраус поставили Аденауэра в известность насчет уступок, которые Запад готов сделать. Они включали признание de facto ГДР и границ по Одеру, Мейесе, а также отказ от предоставления бундесверу атомного оружия. В ответ ГДР отказывалась от возражений против доступа вооруженных сил союзников в Западный Берлин. В свете этого Брентано и Штраус рекомендовали ФРГ «молча согласиться на признание ГДР de facto, поскольку этого все равно не избежать», а также согласиться на переговоры с ГДР по вопросу о доступе гражданских лиц в Западный Берлин, но затянуть переговоры о восточной границе. Что касается зоны разъединения между силами НАТО и стран Варшавского договора или запрета на предоставление атомного оружия бундесверу, министры посоветовали Аденауэру «отклонить оба пункта на том основании, что они послужат ослаблению НАТО»[957].

В своих докладах КГБ постоянно возвращался к вопросу атомного вооружения бундесвера, хотя никогда не докладывал и может быть не получал сообщений об этом от американских источников. В письме президента Кеннеди канцлеру Аденауэру, датированном 13 октября 1961 года, например, сказано: «Что касается атомного оружия, обеспечивающего безопасность Европы... то всегдашней политикой правительства США было нераспространение его в другие страны, не обладающие им, а также нераспространение информации о нем и материалов для его создания»[958]. Советы всегда остро реагировали на любое предположение о предоставлении атомного оружия Западной Германии, однако донесения источников КГБ часто путали системы доставки ядерного оружия — артиллерию, самолеты, установки «земля-земля» — с атомными бомбами, боеголовками, ракетами, которые не могли быть переданы ФРГ, кроме как под контролем НАТО[959]. Возможно, эта путаница была намеренной. Так как Советы предпочитали верить, что НАТО рано или поздно предоставит ФРГ атомное оружие, они активно разворачивали антиатомную кампанию. Наверное, они обрадовались, получив донесение о встрече в октябре председателя СДПГ Олленхауэра с председателем «Комитета борьбы против атомной смерти» и представителями профсоюзов. Ол-ленхауэр заметил, что в отсутствие массового движения против атомного оружия нецелесообразно искусственно создавать его, однако представители профсоюзов предпочли расширить деятельность Комитета. Это было одобрено на ближайшем совещании президиума СДПГ[960].

Тем временем генерал Клей едва успел устроиться в своем новом помещении в доме для гостей на Ванзее как тотчас был втянут в дискуссию с американским военным командованием в Гейдельберге и Париже по поводу изолированного Штейнштукенского анклава[961], примыкающего к американскому сектору. Клей ненадолго отправился туда на вертолете, немного побеседовал с жителями и вернулся с скрывавшимся там беженцем. Западные берлинцы пришли в восторг от этого знака американской поддержки. В докладе государственному секретарю Дину Раску о своих действиях Клей писал: «Я уверен, что у Вашингтона твердая позиция, и мы должны сделать все, чтобы жители Западного Берлина, а также восточногерманские и советские вооруженные силы поняли — она такая же и здесь»[962].

Следующим серьезным кризисом стало танковое противостояние на пропускном пункте на Фридрихштрассе, разгоревшимся благодаря предложению генерала Клея, произнесенной им 29 сентября: если восточные немцы перегородят дорогу транспорту союзников, то заграждение надо разнести танком или другой тяжелой машиной. Дискуссии по поводу этой теоретической ситуации и ее вариаций продолжались в Вашингтоне, Берлине и многих других пунктах (в Бонне, Гейдельберге, Париже) вплоть до 23 октября, когда Аллан Лайтнер младший, главный представитель госдепартамента в Берлине, был остановлен на пропускном пункте на Фридрихштрассе восточногерманскими полицейскими, потребовавшими предъявить удостоверение личности. Тот отказался и просидел там целый час, пока американские военные полицейские не сказали ему, чтобы он вернулся в американский сектор. Когда в Москве посол Ллевеллин Томпсон высказал неудовольствие советскому министру иностранных дел, Громыко ответил, что ГДР имела полное право так поступить[963].