— Ну, а причина-то какая-то есть? — Женька недоверчиво хмыкнул, — Для таких косяков причина должна быть веская, он же свою репутацию звукача мочит.

— Есть… — немного поколебавшись, Наташа решила рассказать всё Журавлёву, — Понимаешь, он ко мне пристаёт.

— Серьёзно, что ли? — Женька удивлённо уставился на девушку, — Натурально пристаёт?

— Натурально, — кивнула та, — ещё с той самой поездки. Я его из номера выгнала, вот он и мстит.

— А Диме почему не расскажешь?

— Я не могу… — Наташка грустно потупила глаза, — Как я ему скажу, ну, вот как?!

— Очень просто, — Женька пожал плечами, — Как есть, так и скажи. Я могу и сам ему сказать, только как это будет выглядеть?

— Я не знаю…

— О, у вас интимная встреча? — заглянув в дверь, Порох ехидно прищурился, — Я не помешал?

— Не помешал, — Журавлёв развернулся к нему всем корпусом, — Андрюха, что за лажа со звуком?

— А что у нас со звуком? — Порох сделал невинное лицо, потом повернулся к Наташе, — Наташенька, ты уже на меня своим бойфрендам жалуешься?

— Андрей, я никому не жалуюсь, — повысив голос, начала было Наташа, но Журавлёв, снова усадил её на стул, слегка нажав на плечи.

— Т-с-сс… — приложив палец к губам, он перевёл взгляд с неё на Пороха, — Андрюха, я и сам пока не глухой.

— А я не слепой, — усмехнувшись, Порох взялся за ручку двери, — у вас две минуты, пока подтанцовка не пришла…

— Вот видишь? — Наташа возмущённо кивнула на дверь, за которой скрылся звукорежиссёр, — И так каждый раз. А завтра он нажалуется на меня Диме, а Дима позвонит Костюку, и Костюк ему скажет, что всё нормально, потому что его опять здесь не было…

— Завтра я сам скажу Диме, — Женька успокаивающе кивнул девушке, — но только про звук. Об остальном скажи ему сама…

Настя всю оставшуюся ночь тщетно выглядывала Женьку в толпе посетителей — после концерта Наташи Морозовой он куда-то загадочным образом исчез… Позвонив ему на мобильный, она поняла — вчерашняя история повторяется. Телефон оказался отключенным. Выйдя в пять утра из клуба, она не увидела на стоянке его автомобиля, и вынуждена была взять такси. По дороге она мысленно готовилась отругать его за то, что он не дождался её, или, хотя бы, не предупредил, что уйдёт раньше, но, войдя в квартиру, догадалась: Журавлёв дома ещё не появлялся…

Сделав ещё пару безответных звонков, она устало присела на край дивана… Подозрения, которые ей вчера удалось прогнать из своего сердца, неумолимо возвращались…

…Когда около десяти утра в замке повернулся ключ, она ещё не спала…

— Ты куда?.. — Женька удивлённо смотрел, как Настя решительно поправляет перед зеркалом макияж.

— В ЗАГС, — взбив причёску, она кинула в сумочку мобильный телефон и сняла с вешалки куртку.

— Зачем? — нахмурившись, он застыл в дверном проёме.

— Заявление забирать, — она ещё раз посмотрелась в зеркало и, переступив порог квартиры, процокала каблучками по лестничной площадке.

Останавливать её он не стал. «Вернётся», — подумал Женька, как только за Настей захлопнулась дверь, и не ошибся. Не прошло и десяти минут, как она снова вошла в квартиру и, не раздеваясь, присела рядом.

— Знаешь, Журавлёв, что самое плохое в наших отношениях?.. — положив руки на колени, Настя опустила голову.

— Знаю, — он лежал на диване с закрытыми глазами, подсунув под голову ладони, — самое плохое — это я.

— Самое плохое, это то, что от тебя невозможно уйти.

Настя говорила тихо, в её голосе слышалась настоящая скорбь, и Журавлёв ощутил, как в душе что-то сжимается… сжимается от чувства вины перед этой худенькой, абсолютно не счастливой женщиной, которая любила его настолько искренне, что была способна прощать до бесконечности. При других обстоятельствах он бы нашёл способ успокоить её и найти себе оправдание, но сейчас язык не поворачивался ни соврать, ни сказать правду…

Вчера, поздно вечером, дождавшись, пока Морозовы вернутся домой и отпустят Милену, он, ничего не сказав Насте, уехал из ночного клуба. Встретив Милену возле подъезда, усадил её в машину и снова увёз в свою холостяцкую квартиру… Если позавчерашний день они в буквальном смысле безвылазно провели в постели, то за сегодняшнюю ночь успели наговориться и уснули только под самое утро. Видимо, Милена заранее поставила будильник, потому, что, проснувшись от телефонного звонка, Журавлёв не обнаружил её рядом с собой. Звонок оказался от неё же — встав около восьми утра, она бесшумно оделась и покинула его дом.

— Почему ты ушла?.. — услышав её голос в трубке, Женька посмотрел на подушку, на которой она совсем недавно спала, — Ты где?!

— Я уже возле дома, — её голос звучал как-то печально, — решила позвонить, чтобы ты не проспал и не искал меня…

— Почему ты ушла?! — резко поднявшись, он снова повторил свой вопрос.

— Я подумала, что так будет лучше.

— Кому?..

— И тебе, и мне.

— Разве что-то не так?

— Тебе нужно идти домой…

— Я дома.

— Ты понял, что я имела в виду…

— Лена… — начал было он, но она его перебила:

— Послушай меня… только не перебивай. Я всё понимаю. Ты не один… А я ни на что не претендую.

— Я не хотел, чтобы ты ушла вот так…

— А как? — она усмехнулась, — Мне всё равно нужно было уходить. Какая разница — как?

— Ты сбежала.

— Да, я сбежала, — она сказала это, уже открывая входную дверь подъезда, — и я думаю, что сейчас нам нужно какое-то время, чтобы прийти в себя.

Вспоминая этот утренний разговор с Миленой, Женька в глубине души ловил себя на мысли, что теперь он совершенно не знает, что делать… У него всегда было много женщин, и, собираясь связать свою жизнь с Настей, он вовсе не готовился отказываться от прежних и будущих подруг. Но Милена не могла быть штатной подружкой на стороне… За позавчерашний день и сегодняшнюю ночь он окончательно убедился, что она осталась его единственной по-настоящему любимой женщиной. Женщиной, с которой он был готов засыпать и просыпаться каждый вечер и каждое утро… Женщиной, которую он желал видеть рядом с собой всю оставшуюся жизнь. После её неожиданного утреннего бегства он ещё около часа валялся в постели, не в силах вылезти из-под одеяла, которое, как ему казалось, всё ещё хранило тепло и аромат её тела…

Он лежал и мучительно думал, как будет объясняться с Настей. Домой Журавлёв ехал с твёрдым намерением всё ей рассказать и, собрав вещи, вернуться в свою квартиру. Но, взглянув ей в глаза, увидел в них настоящую боль, и… не смог произнести ни слова.

Если бы Женьку спросили, любит ли он Настю на самом деле, он и сейчас не смог бы сказать твёрдое «нет». Настя для него была не просто удобной «подушкой». Она была для него и подушкой, и плечом, и лекарством от одиночества. За эти годы она стала неотъемлемой частью его жизни — частью незаметной, но абсолютно незаменимой.

Он смотрел, как вздрагивают её худенькие плечи, и понимал — вот именно сейчас он не сможет ей признаться.

— Настя… — он провёл рукой вдоль её позвоночника, — Не плачь.

— Где ты был? — всё так же, глядя куда-то вниз, глухо спросила девушка.

— У себя на квартире, — он решил её не обманывать хотя бы в этом.

— Что ты там делал?

— Спал, — его рука ещё раз скользнула по её спине — в этом жесте было больше дружеского участия, чем мужской ласки.

— С кем?

— Один!.. — у него получилось очень искренне, с долей некой обиды, так, что она, кажется, сразу поверила.

— А зачем?.. — повернув к нему заплаканное лицо, Настя спросила уже спокойнее, — Зачем ты туда поехал?!

— Хотел струны гитарные забрать. Потом телевизор включил и уснул… Почему-то устал вчера.