— Половина шестого, — пошарив рукой на полу, среди разбросанной одежды, Женька нашёл свой мобильник и посмотрел на дисплей, — тебе что, уже пора?

— У меня ещё минимум полтора часа, — она всё же разомкнула ресницы и, привстав, посмотрела на него, — а у тебя?..

— Так же.

— Твой телефон звонил несколько раз…

— Знаю, — Журавлёв отвечал лаконично, глядя куда-то в потолок.

— Тебя ищут?..

— Наверное, — он сказал это равнодушно, думая о чём-то совершенно другом.

— Она может сюда прийти?

— Нет…

— Послушай… — она резко села в постели, — Если ты жалеешь, что…

— Иди сюда… — он тут же снова потянул её к себе и, уложив на подушку, наклонился к её лицу, — Ленка… все эти годы я только и думал о тебе… я только и мечтал о тебе…

— Почему же ты меня не нашёл?.. — прошептала она, глядя прямо ему в глаза.

— Ты не оставила мне шансов.

— Я оставляла тебе шансы… Я ждала, что ты снова придёшь…

— Я приходил к тебе тысячу раз, и что?..

— Я ждала тебя в тысячу первый…

— Прости, я этого не знал…

— Я простила ещё тогда…

— Почему ты не пришла сама?

— Я приходила… Пятнадцатого мая… Ресторан «Париж»…

— Ты была там?!

— Да… Твоя невеста была в платье с высокой талией.

— Это разговор без конца.

— Женька… — выдохнула Милена, притянув его за шею, — Женька…

…Она не узнавала себя. Впервые в жизни тайные желания взяли верх над разумом. Окунаясь с головой в свою страсть, Милена как будто брала реванш за все годы холодного супружества… Чувства её подстёгивались ещё и тем, что эту страсть она испытывала к любимому мужчине. Сейчас ей было всё равно, что у него есть другая женщина, и что он хочет на ней жениться… Она совершенно об этом не думала, погружённая в свои чувства… При других обстоятельствах Милена ни за что не позволила бы себе такой поступок… но сейчас она совершенно не могла совладать с собой… А, вернее — не хотела.

Они снова не заметили, как пролетели ещё полтора часа…

Одеваясь, она думала только об одном — что он скажет ей сейчас… Назначит ещё встречу или молча отвезёт назад?

Остановившись недалеко от дома Морозовых, Журавлёв повернулся к девушке и, наклонившись, поцеловал.

— Лена… Ленка… — он блуждал губами по её лицу и шее, крепко сжимая в объятиях, — Завтра у меня нет выступлений… Ты сможешь уйти вечером?

— Я не знаю… — закрыв глаза, она тонула в его поцелуях, — А ты… разве ты сможешь уйти?..

— Смогу…

…Когда она скрылась из виду, он вдруг положил сложенные локти на руль и уронил на них голову…

Целый день Настя проходила из угла в угол. Уехав, якобы, в магазин запчастей, Женька неожиданно перезвонил через час и сказал, что ему срочно нужно заехать к родителям, а потом — в студию, на звукозапись.

«Приеду поздно», — с этими словами Журавлёв отключился.

Несмотря на то, что они были близки уже четвёртый год, со своими родителями он Настю до сих пор не познакомил. Они знали о ней ровно столько, сколько сообщил им Женька, и то под напором матери. «Ты жениться-то собираешься?» — неизвестно в какой раз спрашивала его Валентина Васильевна, на что сын неизменно отвечал: «А как же… Со временем — всенепременно!..»

С Настей родители никогда не пересекались и не перезванивались, да и сам Женька виделся с ними всё реже и реже, с головой уходя в концерты и гастроли, разбавленные частыми застольями и откровенными загулами.

Но сегодня, прождав его пол дня, после серии безответных звонков, она вдруг, впервые, набрала номер квартиры родителей Журавлёва.

«Женя?! Нет, не приходил», — удивлённая её звонком, Валентина Васильевна хотела что-то уточнить, но Настя спешно попрощалась и положила трубку. Тоска, щемящая и безнадежная, змеёй заползала в самое сердце. Его враньё было настолько неприкрыто, что можно было не проверять и не сомневаться — у него что-то на уме… Что-то своё, далёкое от Насти… Далёкое, если не сказать хуже.

Узнавать, был ли он в студии, она не стала. Из всех «патрулей» она знала лишь телефон Говорова, и то он попал к ней случайно, и девушка постеснялась звонить Сашке и спрашивать про Журавлёва.

«Может, что-то случилось? — подозрение сменилась тревогой, — Или где-нибудь пьёт?..»

Она уже выкурила пачку сигарет, но дозвониться до него так и не смогла.

Промаявшись почти до восьми вечера, она снова, почти наугад, набрала его номер, даже не надеясь, что он ответит, но, к её удивлению, услышала в трубке Женькин голос…

«Сейчас приеду, — голос показался ей абсолютно трезвым, — приготовь мне концертный костюм…»

Она была рада уже тому, что он был трезв как стёклышко, и что не собрал свои вещи — мысленно перебрав абсолютно все причины его сегодняшнего отсутствия, Настя была готова уже и к этому варианту… Приготовив ему костюм, она сама собралась в этот вечер на работу — Журавлёв сначала завёз её в «Золотой Лев», а потом уехал выступать в другой клуб. Под утро, в конце смены, он даже порадовал её тем, что приехал забрать её с работы — вернувшись домой, вконец успокоенная Настя заснула в его объятиях со счастливой улыбкой на лице…

Весь следующий день Женька провёл дома. Он снова был абсолютно трезвым, и Настя от радости не знала, чем его ещё побаловать, выдавая шедевры кулинарного искусства. Когда вечером он снова повёз её на работу, и даже остался там же, в клубе, она была готова к тому, что уж сегодня-то он напьётся… Но, к её очередному удивлению, в одиннадцать вечера Журавлёв всё ещё не выпил ни одной рюмки.

— Что-то ты сегодня какой-то подозрительный, — пряча улыбку, Настя наливала ему томатный сок в широкий стакан, — трезвый, смирный… А, Журавлёв?

— Тебе что, не нравится? — сделав глоток, он снова повернул голову в сторону сцены, где сегодня выступала Наташа Морозова.

— Почему, — облокотившись на стойку, Настя смотрела на него любящим взглядом, — нравится… Непривычно только.

— Привыкай, — он не сводил глаз со сцены.

— Или всё же причина в ком-то другом?.. — скосив глаза в ту же сторону, Настя попыталась пошутить, — Наташа выступает, и ты тут крутишься… Вон, только и смотришь туда…

— Не пойму, что у них со звуком… — Женька нахмурился, как будто усиленно прислушиваясь к музыке.

— А что со звуком? — Настя пожала плечами, — Звук как звук… Один грохот, как обычно.

— Ну, вот, грохот и есть. А голоса нет…

— Ну, наверное, так задумано, — она снова пожала плечами и принялась протирать стаканы.

— Пойду, узнаю, в чём проблема, пока у них перерыв, — поставив стакан на стойку, Женька двинулся в сторону сцены.

Наташку он нашёл в гримёрной — та плакала.

— Что у вас со звуком? — Женька удивлённо смотрел, как она аккуратно, чтобы не размазать тушь, вытирает слёзы с глаз.

— А это у Пороха спроси, — Наташа в очередной раз шмыгнула носом, — Он мне вот так уже третье выступление запарывает.

— А что говорит?

— А ничего, — она развела руками, — говорит, что это мои капризы. А Дима ему верит…

— Ну, в общем-то, я тоже не глухой… — Женька покачал головой, — А чего Димон сам не приехал послушать?

— Он сейчас в аэропорту, родителей провожает на отдых, — Наташа присела на стул и вытянула уставшие ноги, обутые в туфли на высоком каблуке, — а оттуда заедет за мной, но концерт к тому времени уже закончится.

— Надо было на час позже твой блок ставить, чтобы он всё сам услышал.

— Нам сегодня нужно домой попасть пораньше — наша няня попросила отпустить её до утра…

— Ясно… — Женька загадочно улыбнулся, но Наташа не обратила на это внимания, — Слушай, а зачем Пороху такие косяки? Это же серьёзные косяки…

— Да он просто мне мстит, — не удержалась Наташа, — тупо глушит голосовой канал. Я с ним ругаюсь, а ему хоть бы что… Ещё и Димке на меня первым жалуется.