— А что бы это изменило?

Возможно, это были первые честные слова, которые он сказал мне. И, если не кривить душой, он был прав. Это бы ничего не изменило. Я бы все равно пришла сюда.

С каждым шаркающим шагом мою голову заполняли все новые дикие мысли: Харпер не умер, он гонится за нами, а из дыры в его груди сочится кровь. С ним идут другие. Может быть, сирены помешали работе раций, но он мог доложить о нас еще раньше.

Нам нужно было выбираться. Я хотела растолкать всех и бежать, но не могла. В толпе было тесно, как селедкам в бочке. Я не могла поднять рук, не то что оттолкнуть кого-то.

Наконец мы вылетели на тротуар. Фургон все еще стоял возле него наготове. Мое сердце сжалось, когда я увидела, как Шон пытается поместить Ребекку на заднее сидение.

Как можно спокойнее мы с Чейзом обошли капот, но, как только я уселась на средний ряд сидений, он резко захлопнул за мной дверь. Такер уже ждал на пассажирском месте. На парковке, блокируя наш путь, толпились Сестры и пациенты.

Я барабанила пальцами по бедрам, пока Чейз выезжал на главную линию.

— Прочь с дороги, — приказал Такер толпе. Его голос разозлил меня. Почему он помог нам? Хорошие дела не стирали память о плохих, хоть и немного уравнивали чаши весов. Он думал, будто может искупить то, что сделал раньше?

Но ведь я тоже думала, что могу искупить свои грехи? Моя подруга, вероятно, никогда больше не сможет ходить. А Харпер уж точно.

Я оглянулась на задние места. Ребекка сидела с краю, склонившись над своими коленями. Шон разместился с другой стороны. Его лицо было бледным. Они не соприкасались.

— Шон, — сказала я, стуча зубами. Он медленно поднял глаза, будто не сразу меня услышал. Что он делает? Ребекка была сломлена и напугана, и его отстраненность лишь усиливала ее боль.

— Я не знал, что ты не можешь ходить, — сказал он. Его взгляд снова обратился к окну.

— Шон! — резко произнесла я. Ребекка стала громко рыдать.

Такер откинулся на своем сидении, возбужденно закричав. Путь впереди был свободен, и скоро Чейз поехал через парковку реформационного центра прочь от госпиталя.

— Что произошло со Спруэллом? — требовательно спросила я.

— Произошло недоразумение по поводу моего увольнения, — все еще возбужденно ответил Такер. — Он поспит в лифте, пока здание эвакуируют. Хорошо, что на самом деле пожара нет, а?

— Это ты включил пожарную тревогу? — недоверчиво спросила я. Я думала, что это был Чейз, но теперь все стало понятно. Если бы не суматоха, Чейз не смог бы миновать стол дежурного.

— Можешь меня поблагодарить, — ответил он.

Но я не стала. Однако в первый раз почувствовала к нему частичку уважения. К человеку, который позволил нам верить, что с Ребеккой все в порядке, и который последним видел Кару. Который являлся убийцей моей мамы.

Это обрушилось на меня ударом. Мы тоже кое-кого убили. Сегодня мы перешли черту — и обратно пути не было.

Такер откинулся на спинку сидения.

— Какая скорость. Я понимаю, почему вам нравится это.

— Заткнись, — холодно ответил Чейз.

— Да ну, Дженнингс, — произнес Такер, явно не затронутый всепоглощающим напряжением в машине. — Я думал, мы снова напарники.

— Заткнись! — прорычал Чейз. Костяшки его пальцев, сжимавших руль, побелели.

Я почувствовала, как в моем горле поднялся всхлип.

Нет. Еще нельзя.

Мы миновали шеренгу синих грузовиков доставки, на бортах которых красовались эмблема и слоган ФБР. Столько синего. Синее везде. Синева следила за нами.

— Куда мы едем?

Мой голос дрожал.

— К озеру. — Чейз постучал по рации, пристегнутой к поясу. — Трак ждет.

Мое сердце на мгновение освободилось от страха. Мы никогда не нуждались в убежище так, как сейчас.

* * *

Воздух под высоким фиолетовым небом был прохладным. В утреннем свете разрушения Войны становились более явными. Большая часть округи напоминала взлетное поле. Кучи обломков и затупленной арматуры, горы шлакоблоков и везде — пушистая пыль цвета персика. Мои глаза обратились к тридцатиэтажному зданию возле входа в туннели, которое каким-то образом все еще стояло, несмотря на то что выглядело так, будто огромный монстр откусил кусок от его талии. Такой вид открывался на многие мили, пока горизонт не сливался с озером.

Внезапно я вспомнила, как давным-давно разговаривала с Чейзом и он рассказывал о бомбежке Чикаго. Вместе с другими учениками он был эвакуирован, а затем автостопом отправился прочь из города на встречу с дядей.

Дядей, который позже бросил его.

Дядей, которого мы скоро увидим, если доберемся до убежища живыми.

Мы все внимательно вглядывались в тени, но от базы за нами никто не следовал. Мне казалось безумием, что мы смогли отъехать так далеко незамеченными, но, когда вокруг было столько форменных, слиться с толпой оказалось несложно.

Чейз резко повернул налево, и фургон спустился к темной многоэтажной стоянке, давно заброшенной. Шины со всплеском проехали по воде, покрывавшей пол. В свете фар я увидела двухтонный грузовик ФБР, который ночью вернулся с индианского промежуточного пункта.

Здесь осталось только одиннадцать человек. Трак стоял возле автомобиля и радостно махал рукой. Также я заметила Джека и парня с миндалевидными глазами, который дежурил на складе. К моему облегчению, я не увидела никого, кто ранее отнесся к нам с подозрением.

Чейз припарковался, и, выйдя из машины, я оказалась по щиколотку в холодной воде.

— Передумали, Снайпер? — спросил меня Трак. Остальные глядели на нас со смесью благоговения и беспокойства. Врач говорил нам, что реабилитационный центр был несчастливым местом, и, прикоснувшись к медальону на шее, я поняла, что не могу спорить. Суеверия были неотъемлемой частью сопротивления.

— Нам нужно выбираться из города, — опередив меня, сказал Чейз.

Они не стали спрашивать, был ли за ними "хвост" или почему мы решили уехать с ними. Они знали, что это такое, когда на тебя охотятся. С собранным видом все начали загружаться в автомобиль. Только тогда я заметила, что Шон и Ребекка до сих пор не вышли из фургона.

Я прошлепала обратно к нашей машине; Чейз следовал за мной по пятам. Шон и Ребекка сидели так же, как и прежде, — слепо уставившись вперед.

— Нам нужно переместиться в грузовик, Ребекка, — сказала я. — Мы отвезем тебя в безопасное место. Тебе больше не придется беспокоиться об МН.

Я надеялась, что она не услышала в моем голосе сомнения. Я никогда не была в убежище. Я не знала, что это такое и действительно ли мы будем там защищены. Это было место надежд и мечтаний, и, может быть, не более чем прекрасная сказка.

Ни Шон, ни Ребекка не пошевелились.

— Нужно идти, — настоятельно произнес Чейз. — Шон.

Шон сжал спинку сидения перед собой. Он долгим взглядом посмотрел на Чейза и кивнул.

— Бекки, — сказал он, не поворачиваясь к ней. — Хочешь, чтобы я отвез тебя обратно?

Что он делает? Мы не можем возвращаться. Нам нельзя оставаться в этом городе больше ни секунды.

Ребекка не ответила.

— Мы недалеко, — продолжил Шон. — Если хочешь, я отвезу тебя обратно. Но знай, что я не оставлю тебя там одну. Я больше никогда тебя не оставлю.

Со стороны Ребекки раздались тихие рыдания.

— У меня есть брат, Бекки. Мэтт. Когда я вступил в МН, ему было девять. Я никогда не рассказывал тебе о нем, потому что оставил его там, в Сент-Луисе, в двухместной палатке, которую отец купил нам, когда мы были детьми. — Голос Шона надломился. Тыльной стороной ладони он вытер глаза. — Когда я уходил, он спал. Мы не видели отца уже больше недели, и я знал, что на этот раз он не вернется, а я не справлюсь. Не смогу заботиться о брате. Поэтому я записался в армию. Однажды я вернулся, но уже не нашел его. Соседи сказали, что его забрал социальный работник. Его поместили в детдом. Я сказал себе, что так лучше, чем если он умер у меня на руках, но это было ложью. Он мой брат, и я бросил его, но больше я никогда не сделаю подобную ошибку.